После того как настоятельница ушла, Кэтрин продолжила перевод: «…Вождь воинственных бриттов напал на собравшихся друидов. В тот день у каменного круга случилось жестокое кровопролитие. Римляне перерезали их всех. Число жертв превышало пять сотен. Среди них были женщины и дети. Жена римского командира, Корнелия Севера, также стала жертвой. Его горю не было предела, когда он узнал, что убил собственную жену, которая тайно от него участвовала в обряде друидов. Ее звали Сабина Фабиан. После нее остались шесть книг по алхимии и магии, которые впоследствии были захоронены вместе с первосвященником Валерией на Святой земле.
– Минутку, – остановил ее Майкл. – Сабина вышла замуж не за Корнелия Севера.
– Нет, – согласилась Кэтрин, – но история могла исказиться за столько веков. Томас описывает события почти тысячелетней давности. Мы знаем, что Сабина отправилась к Стоунхенджу, чтобы понаблюдать за обрядом друидов, и у нас действительно только шесть книг.
– Кто такая Валерия?
– Возможно, жрица-друид.
– Может ли здесь говориться о колодце на Синае? Мог ли то быть скелет Валерии?
– Возможно…
– О чем тут пишется дальше?
Кэтрин прочла последнюю строку: «О седьмой книге, говорится в легенде, не известно ничего, поскольку она так и не была написана». Кэтрин посмотрела на Майкла.
– Вы верите, что это правда, что седьмой свиток – это лишь легенда?
– Фома Монмутский исказил некоторые факты, так что ошибка может содержаться и здесь. Откуда ему знать, что седьмой свиток не был написан? Если в легенде рассказывается о нем, значит, он наверняка существовал.
– Масса легенд – это более, чем вымысел.
– Кэтрин, вы действительно считаете, что Сабина погибла у Стоунхенджа?
– Не знаю, – проговорила она задумчиво, – мы еще не прочли шестой свиток. – Но Кэтрин уже заметила, не успев даже раскрыть последней рукописи, что текст очень короток. Однако Сабине, диктовавшей текст свитков, было более восьмидесяти лет, в то время как Сабине, погибшей в Британии, было не больше тридцати.
Поскольку до железнодорожной станции невозможно было добраться своим ходом, настоятельница предложила гостям остаться на ночь. Когда Майкл присоединился к сестрам, читавшим Библию в часовне в этот послеобеденный час, Кэтрин решила прогуляться по просторному аббатству. Она шагала по каменной тропинке, очищенной от снега, и любовалась каменными зданиями в готическом стиле, построенными двести лет назад.
Из часовни доносилась радостная песня, плывущая по воздуху, будто на крыльях: «Laudate Dominum omnes gentes; laudate eumomnes populi…». «И в самом деле, ангелы, – подумала она, – порхающие над верхушками деревьев».
Кэтрин пригляделась к магазину подарков, который сейчас был закрыт. Весной и летом в нем продавался кленовый сироп, который собирали монахини собственноручно с деревьев; продавались здесь и великолепные вышивки, сделанные руками сестер. В магазине не предлагалось ни журналов, ни газет. Настоятельница сказала, что в аббатстве не было и телевизора. Она позволила себе лишь небольшой радиоприемник, стоящий в ее кабинете, однако и его она включала лишь в случае крайней необходимости, а также чтобы послушать прогноз погоды. Сестры не позволяли миру и его новостям проникать сквозь высокие стены аббатства.
Здесь наверняка никто не слышал о Кэтрин Александер, равно как и синайских свитках. Монахинь вовсе не озадачивало то, что до нового тысячелетия оставалось четыре дня.
На лес медленно надвигалась ночь, укрывая мир черной вуалью. Направившись к главному зданию, Кэтрин снова услышала пение монахинь и представила Майкла, заполняющего скопившуюся духовную пустоту. Если память Кэтрин не изменяла, мероприятие называлось вечерней.
Обед подали в столовой, которая изначально задумывалась так, чтобы вмещать большое количество людей. Кэтрин наконец увидела всех монахинь. Пожилые были одеты в вышедшие из моды костюмы, их манеры также были весьма старомодны. Поглощая наваристый суп и пресный хлеб, Кэтрин пыталась украдкой рассмотреть монахинь. За обедом стояла полная тишина; объяснялись исключительно жестами: для того чтобы попросить кувшин с водой, достаточно было постучать костяшками пальцев. Кэтрин хотелось бы узнать, о чем думали эти женщины, робко улыбаясь ей. Волновал ли их мир, скрывающийся за стенами аббатства; вспоминали ли они о жизни, которую оставили много лет назад, будучи маленькими девочками, отказавшись от всего ради поклонения Иисусу Христу? Сожалели ли они хотя бы раз о своем выборе?
Как бы они отреагировали на пантеон спасителей, существовавших до Иисуса?
Кэтрин не пошла с сестрами на последнюю службу дня, а отправилась в библиотеку, намереваясь еще раз прочитать документ Фомы Монмутского. Ей хотелось поскорее начать перевод шестого свитка и выяснить, что же все-таки произошло с Сабиной у Стоунхенджа. Однако папирус выглядел плачевно; ей потребуется немало времени для того, чтобы сначала аккуратно развернуть его и расположить под лампой и затем тщательного изучить. При этом она не хотела, чтобы ее видели посторонние.
Расположившись возле уютного камина, продолжая слышать пение вдалеке, Кэтрин представила, как пожилые женщины, которых она увидела в столовой, поют чистыми ангельскими голосами. Всю свою жизнь они прожили в заточении и тишине, их никто не ждал, о них никто не помнил, однако в их голосах, звучавших так, словно пели их души и дух, было столько радости. Человек из Гринсвиля не ошибся.
Кэтрин поняла, что именно для этого они и жили. Эта небольшая группа старомодных монахинь, совершающих обряды и церемонии, о которых не помнил уже никто, рядом с которыми не было молодых, не было новообращенных, которые смогли бы впоследствии сохранить традиции этих набожных сестер. Они жили ради своей веры, в другом они и не нуждались, и исступленный восторг от своей веры они выражали в песнях.
Когда на окно опустился кружевной занавес, Кэтрин поняла, что наступила ночь. Но потом она увидела, что кружево было вовсе не занавесом, а снегом, мягко падающим на землю. Она наблюдала за тем, как снежинки медленно кружатся, как будто им некуда торопиться, выбирая наилучшее место для приземления. Кэтрин заметила, что некоторые из них опускаются на резное стекло и тут же тают. «Снег», – подумала Кэтрин, слабо улыбнувшись.
И затем она нахмурилась. Снег…
Когда Майкл и настоятельница вернулись, оказалось, что было не очень поздно. Сестры спешили в свои кельи; посреди ночи они должны будут проснуться, чтобы провести заутреню.
– Мы всегда держим комнаты для гостей наготове, – сказала настоятельница, ведя Майкла и Кэтрин по прохладному коридору, в котором у ног статуй мерцали свечи. – Но в данный момент, кроме вас, других гостей нет. Я надеюсь, что трубы не замерзли. Я попрошу одну из сестер принести вам воды на всякий случай. Завтракаем мы на заре, прямо после рассвета. Милости просим, – она посмотрела на Кэтрин, – за стол и на нашу службу. Спокойной ночи. Хорошего сна.