– А… Летти?
– В Летти погасла ее искорка. Признаюсь, я был шокирован, когда увидел, насколько она сдала. На ней много обязанностей и забот. Елизавете необходим постоянный уход. Слуги мало ей помогают, так как Моррис запрещает их наказывать. Управление хозяйством плантации также легло на ее плечи. Дом ветшает, а денег на восстановление прежнего великолепия достать негде. Моррис завел всех в долговую яму, выбраться из которой уже невозможно. К тому же Летти волнуется за своих сыновей.
Джессика вздрогнула так, словно ее внезапно ущипнули. Джереми смолк.
– Можно продолжать?
– Еще что-то?
– Боюсь, что да. Ее брат, тот, который учился в Вест-Пойнте, решил остаться в армии федерации. Теперь он стал нашим врагом. Летти его всегда идеализировала.
Джессика грустно покачала головой.
– Мне ее очень жаль. А как там ее отец? Надеюсь, жив-здоров?
– Он умер в прошлом году – долго мучился от туберкулеза.
– Бедняжка…
Джессика отпила чая со льдом. Как бы ей ни было жаль Летти, она решила не рассказывать Сайласу о тех горестях, которые постигли их общую знакомую. Он почувствует себя ответственным за это, впрочем, так оно и есть. А еще неутешительные новости упрочат смехотворную веру мужа в проклятие, в то, что рассерженный Бог наказывает его. Джессика развернула веер. Ее ум лихорадочно работал. Снаружи не долетало ни ветерка – несмотря на опущенные жалюзи, солнце и зной донимали всех. Они сидели в маленькой столовой, примыкающей к кухне. Именно здесь в прошлый раз Джессика попросила Джереми о том, чтобы он помог ей «обмануть» мужа. Тот с честью исполнил секретную миссию. Джереми продал от ее имени дом тетушки, а также все ее движимое имущество, а полученные в результате сделок деньги положил в один из бостонских банков на имя Джессики Толивер. По возвращении он рассказал о том, что Типпи обосновалась в Нью-Йорке и чувствует себя там как дома, а Сара Конклин продолжает свою работу на ниве аболиционизма в Бостоне.
«Ты ездил в Бостон? – удивился тогда Сайлас. – Зачем? А я‑то думал, что ты ездил в Нью-Йорк!»
«Был по одному делу. По просьбе друга», – ответил Джереми.
Джессика осторожно отставила стакан с чаем.
– Джереми, дорогой, о здоровье Елизаветы Сайласу ничего не говори, а об остальном… Как думаешь, стоит ли ему рассказать?
В глазах Джереми читался скептицизм.
– О чем ты меня просишь, Джесс?
– Ты человек проницательный, видишь всех насквозь. Сам должен понимать, что будет чувствовать Сайлас, когда узнает обо всех неприятностях Летти.
– Ты хочешь, чтобы я ничего не рассказывал о том, как обстоят дела в Квинскрауне? Сайлас у меня обязательно спросит, а я не хочу ему врать.
– Но обязательно ли сообщать всю правду?
– А какую ее часть мне следует утаить? Если даже я не стану говорить о Летти, Сайлас поймет, что глупость и плохое управление плантацией со стороны Морриса не могли не сказаться самым печальным образом на жизни Летти.
– А следует ли Сайласу вообще знать, что ты побывал в Квинскрауне?
– Ты просишь меня ему солгать?
– Нет. Я прошу, чтобы ты не рассказывал всей правды.
– Зачем это, Джесс? Со времени помолвки Сайласа и Летти прошло свыше четверти века. Она вышла замуж за Морриса. К добру или ко злу, она разделила с ним супружеское ложе и судьбу.
Тихий стук в дверь прервал их беседу. Джессика ответила на стук. Петуния просунула голову в приоткрытую дверь.
– Извините, миссис Джессика, но какой сервиз вы бы предпочли поставить на стол сегодня вечером?
– «Челси», – ответила хозяйка.
– А куда посадить доктора и миссис Вудворд?
– Доктора – справа от меня, а его супругу – слева от мистера Сайласа.
– А мистера Томаса и мисс Присциллу?
– Друг напротив друга. Неважно, с какого края стола, лишь бы они видели друг друга.
Петуния хихикнула.
– Да, мэм, – сказала она и исчезла за дверью.
– Мы пригласили родителей Присциллы на ужин сегодня, – объяснила Джессика собеседнику, – хотим отпраздновать помолвку наших детей. Сайлас не нарадуется тому, что Томас женится. Муж надеется, что через год станет дедушкой.
– Ага. И у него появится еще один наследник Сомерсета.
Джессика тяжело вздохнула.
– На случай, если Томас не вернется с войны. Надеюсь только, что такая поспешность не вызовет горьких сожалений в будущем.
В последнее время, размышляя о мотивах, побудивших Томаса сделать поспешное предложение этой девушке, Джессика все чаще вспоминала тост, провозглашенный ее матерью после свадебной церемонии, состоявшейся в библиотеке Виллоушира. Мама тогда выразила надежду, что она и Сайлас найдут кое-что сближающее, помимо условий контракта. Они нашли это и полюбили друг друга. Интуиция подсказывала Джессике, что у Томаса и Присциллы ничего не получится.
Джессике было жарко. Она встала со своего места. Широкие современные юбки – само неудобство. И кто бы ни придумал двухслойные, расширяющиеся книзу рукава с отворотами, модные сейчас, его следовало бы расстрелять. Все более нервничая, Джессика раздумывала над тем, следует ли рассказать Джереми о тайных страхах Сайласа насчет проклятия.
– Не обижайся, Джесс, но люди часто женятся, руководствуясь куда менее основательными причинами, чем желание нарожать детей и обеспечить наследников имущества, которое их родители создавали годами тяжелых трудов.
Джессика яростно обмахивалась веером.
– Я не собираюсь ни с кем спорить. Я просто не испытываю большого оптимизма по поводу их брака. Особенно мне жаль девочку. Мне кажется, ей никогда не удастся зажечь пламя любви в сердце Томаса, – взглянув на Джереми, она улыбнулась. – Для женщины это очень важно, поверь мне.
Избегая смотреть Джессике в глаза, мужчина скосил взгляд на пепел, упавший с кончика сигары ему на колено. Если бы кто-то спросил у его похожей на цветок супруги, что она думает о своей жизни, то Камилла наверняка ответила бы, что мир ее идеален. Она замужем за богатым, красивым мужчиной. Она является матерью троих столь же красивых, умных и ответственных сыновей. Ее мужчины относятся к ней как к королеве. Она живет в великолепном доме, окруженная слугами, которые исполняют каждое ее желание. Ей нечего больше желать. Но смогла ли она зажечь пламя страстной любви в его сердце? Только миниатюрная, изящная женщина, стоящая перед ним сейчас в утреннем солнечном свете, могла бы зажечь в его сердце такой огонь – до сих пор могла бы. Джереми встряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли. Красота никогда не была тем, что привлекало его в Джессике. По правде говоря, красавицей она не была, хотя время, как это ни странно, прибавило трудно уловимой магии ее вполне заурядной внешности. Веснушки исчезли. Кожа приобрела цвет тончайшего фарфора. Большие темные глаза сверкали на лице так же ярко, как и в восемнадцать лет. Даже без корсета фигура и талия у нее были почти идеальными. Первые пряди серебра появились в ее курчавых волосах, собранных в пышный шиньон на затылке. Теперь ее рыжеватые волосы напоминали цветом листья дуба в осеннюю пору. У виска на всю жизнь остался едва заметный шрам – память о падении с фургона четверть столетия тому назад.