Читать интересную книгу Полное собрание сочинений Св. Иоанна Златоуста в двенадцати томах. Том первый, книга первая.С предисловием А. П. Лопухина. - Иоанн Св.

11. Невозможно, чтобы живущий с женщинами так пристрастно и занимающийся беседами с ними не был каким-нибудь сплетником и болтуном и легкомысленным. Станет ли он говорить о чем-нибудь, он говорит все о пряжах и тканях, так как язык его заражен свойством женских речей; станет ли делать что-нибудь, делает с великим раболепством, так как он далеко уклонился от свойственной христианам свободы и сделался неспособным ни к какому великому делу. Если же такой человек неспособен к житейским и гражданским делам, то гораздо более - к великим духовным, которыя требуют столь доблестных мужей, что намеревающиеся приступить к ним не могут и касаться их, если не сделались из людей ангелами. И не только сами они впадают в такое зло, но и для сожительниц своих служат причиною развращения нравов. Как сами старающиеся угождать девственницам не занимаются надлежащею деятельностию: так и те из-за них уклоняются от своего надлежащаго пути, воздавая им это злое и пагубное возмездие. Оне и тщательнее украшают себя, и много заботятся об изящной одежде и походке, и весь день болтают о пустых предметах; ибо, видя, что (сожители их) услаждаются этими непристойными нравами и речами, оне стараются делать все, чем можно было бы удержать их пленниками. Но если мы, немного воздержавшись, обуздаем самих себя, то принесем пользу и им, и себе самим, и всем другим; и как теперь мы делаемся виновными в погибели многих, так тогда получим награду за спасение всех, и чем теперь пользуемся постыдным образом, тем тогда будем пользоваться с великою честию. Для чего, скажи мне, ты хочешь быть почитаемым от женщин? Весьма недостойно духовного мужа желание такой чести; между тем и она будет достигнута тогда, когда мы не станем искать ея. Обыкновенно человек презирает угождающих ему, а уважает тех, которые не льстят ему; такое настроение особенно свойственно женскому полу. Женщина бывает недовольна, когда льстят ей, больше всех уважает тех, которые не хотят преклоняться и покоряться неуместным ея желаниям: в этом вы можете быть мне свидетелями. Теперь не только посторонние, но и сами сожительницы смеются над вами, если не явно, то в своей совести, и хвалятся этою жестокою властию (над вами); а тогда оне будут уважать всех вас и удивляться вашей свободе. Если же не верите словам нашим, то спросите их самих, кого оне больше хвалят и одобряют: раболепствующих им, или господствующих над ними, покоряющихся и все делающих и терпящих из угождения им, или не допускающих ничего такого, но стыдящихся повиноваться дурным их приказаниям? - и, если оне захотят сказать правду, то, конечно, скажут, что - последних; или лучше, здесь не нужно и ответа, когда дела говорят это. Но, скажете, сожительствующий для удовольствия переносит все это, услаждаясь лицезрением девственниц. Даже если бы и было так, по этому самому и следовало бы ему удаляться; вам теперь достаточно доказано, что не в этом удовольствие, а в противном, в том, чтобы не наслаждаться таким лицезрением; присоедини еще и утешение совести: обыкновенно ничто так не утешает нас, как добрая совесть и благия надежды. Но ты ищешь в этом спокойствия? Однако доказано, что и оно легче достигается, когда будет жить вместе с тобою брат. Теперь ты нисколько не отличаешься от раба и, ища спокойствия, находишь жесточайшее рабство; а тогда ты станешь вне этого рабства и будешь в числе повелевающих, а не покоряющихся. Итак, если там бывает вместо удовольствия скорбь, вместо славы стыд, вместо свободы рабство, вместо спокойствия труд, и кроме того оскорбление Бога, погибель, соблазны, вечное наказание и лишение безчисленных благ; здесь же - все противоположное, слава, честь, удовольствие, дерзновение, свобода, спасение душ, наследие царства и избавление от наказания, то почему нам не предпочесть последнее первому? Я не знаю, если только кто не желает решительно погубить сам себя; потому что после уже не будет нам ни оправдания, ни прощения. Если и без всего этого нам следовало бы переносить все для славы Божией, то, когда можно получить и здешния блага и сподобиться будущих благ, а мы, подавая повод к богохульству, вместе с тем губим и самих себя, кто спасет и избавит нас от назначеннаго за это наказания? Никто.

12. Итак, представляя себе все это, обратимся хотя теперь наконец к спасению душ наших. Если же отстать от долговременной привычки кажется несколько трудным, то предоставим все дело силе разсудка вместе с благодатию Божиею, и, убедившись, что, если мы положим только начало делу, то не увидим потом никакой трудности, таким образом и возстанем против этой привычки. Ибо, если ты воздержишься десять дней, то потом легче перенесешь двадцать дней, а затем вдвое столько, потом, простираясь вперед, ты, наконец, не будешь и чувствовать трудности, бывшей в начале, но весьма трудное дело найдешь весьма легким и приобретешь себе другую привычку, и признаешь такую перемену удобною не только по (новой) привычке, но и по благим надеждам. Тогда и девственницы будут больше уважать тебя, и Бог еще прежде них одобрит, и все люди прославят, и ты будешь жить жизнию, исполненною великой свободы и великаго удовольствия; ибо что может быть приятнее, как освободиться от угрызений совести, прекратить постоянную борьбу с похотию, с великою легкостию сплетать прекрасный венец целомудрия, свободными очами взирать на небо и чистым голосом и сердцем призывать Владыку всех? Ни один узник, освободившись от уз, смрада и прочих бедствий темницы, или лучше, ни один слепой, прозрев и увидев этот приятный свет, не радуется, не веселится и не восхищается столько, сколько тот, кто мог освободиться от этого рабства. Подлинно, гораздо приятнее света освобождение от этого подчинения и несноснее всякаго мрака страдание от этого рабства и этих уз. Впрочем, для чего распространяться о свойствах той и другой жизни, из которых одна исполнена унижения, скорби, вреда и великаго разслабления, а другая - свободы, удовольствия, пользы и великаго целомудрия? Никакое слово не может изобразить их, а (может показать) одно только испытание на деле. Тогда вы хорошо узнаете, от каких вы избавились зол, какую приобрели жизнь, когда захотите убедиться в словах наших на деле; тогда и убедитесь, когда проверите сказанное самыми делами. Если же вы еще не довольствуетесь этим и не верите словам нашим, то спросите тех, которые некогда находились в этом рабстве, но потом вдруг избавились и достигли прекрасной свободы, и тогда вы узнаете пользу этого увещания. Так и Соломон, когда пристрастился к житейским вещам, считал их великими и дивными и весьма заботился о них, созидая великолепные домы, приобретая безчисленное множество золота, собирая отовсюду сонмы музыкантов и разнообразныя толпы поваров и служащих при трапезе, обильно доставляя своей страсти приятность от дубрав и удовольствие от красивых тел, и пролагая себе, так сказать, все пути к веселию и наслаждению; но когда он немного воспрянул от этого и, как бы из какой-нибудь мрачной пропасти, воззрел на свет любомудрия, тогда произнес это высокое и достойное небес изречение: суета суетствий, всяческая суета (Еккл. I, 2). Такой и еще высший приговор об этом непристойном удовольствии произнесете и вы, если захотите, когда немного останете от дурной привычки. Притом Соломон, живший в древния времена, и не был обязан к весьма строгому любомудрию; ибо древний закон не запрещал роскошествовать и наслаждение прочими удовольствиями не называл излишним и тщетным; однако, и при всем этом он увидел их безполезность и познал великую их суетность. А мы призваны к лучшему образу жизни, стремимся к высшему совершенству и обрекли себя на важнейшие подвиги; ибо что иное заповедало нам, как не то, чтобы жить подобно горним силам, духовным и безтелесным? Посему не стыдно ли и не достойно ли великаго наказания - оказываться гораздо хуже его и не только не возвышаться над дозволенными (удовольствиями), как он, но и предаваться запрещенным и навлекающим на нас невыносимое мучение? Подлинно, питать в душе порочную любовь, с вожделением смотреть на женщину, любоваться чужою красотою, срамить себя самого, а более немощным вредить и подавать много поводов (к укоризне) язычникам и иудеям, соблазнять своих и чужих, содействовать великому унижению славы Божией и принимать на себя раболепное служение, вмешиваться в суету житейских дел, дарованную нам свободу предавать диаволу и вместо нея подвергаться тягчайшему подчинению, делаться предметом смеха для друзей и предметом порицания для врагов, навлекать дурную молву на общество церковное, посрамлять почтенное достоинство девства, доставлять множество предлогов склонным к распутству и причинять еще больше этого других зол (ибо невозможно усмотреть и изобразить словом все, чему подвергаются такие люди на самом деле), - это принадлежит к числу дел, строго запрещенных и навлекающих невыносимое наказание. Таким образом, если в том и есть какое-нибудь малое удовольствие, мы, противопоставляя ему все это, осмеяние, стыд, подозрение от многих, осуждение, насмешки, порицания, червь не умирающий, тьму кромешную, огонь неугасающий, скорбь, воздыхание, скрежет зубов, узы неразрешимыя, и положив это как бы на чашку весов и сравнив одно с другим, устранимся хотя теперь наконец от такой тягчайшей и гибельной заразы, чтобы нам отойти туда с светлыми венцами и получить возможность свободными устами сказать Христу: "для Тебя и Твоей славы мы презрели свою привычку, преодолели удовольствие, привели в сокрушение свою душу и, отвергнув всякое пристрастие и предубеждение, Тебя и любовь к Тебе предпочли всему". Таким образом, мы принесем пользу себе самим, принесем пользу и жалким сожительницам, принесем пользу и соблазняющимся, станем близ самых мучеников и получим первое место; ибо не ниже подвизавшихся величайшими подвигами и переносивших жестокия мучения ставлю я того человека, который, быв предан давней похоти и привержен к какой-либо приятнейшей и застарелой привычке, потом по страху Божию расторгает эти узы и прибегает к воле Божией. Подлинно, одно из труднейших дел - отвергнуть пристрастие и старую привязанность, расторгнуть многосложные соблазны, окрылиться и вознестись до сводов небесных. Как у мучеников тяжел подвиг, так и у этих бывает продолжительная скорбь. Потому и венцы их одинаковы, что и подвиги их подобны. Если изведший честное от недостойнаго, яко уста Божия будет (Иер. XV, 19), то и освободивший самого себя и избавивший весьма многих других от осуждения, представь, какую получит награду, и, окрыляясь надеждою воздаяний, презри дурную привычку, чтобы тебе, протекши настоящую жизнь согласно с волею Божиею, с чистою совестию увидеть там свою (возлюбленную) и насладиться святейшим собеседованием с нею; ибо по истреблении телесных страстей и угашении гибельной похоти там не будет никакого препятствия мужчинам и женщинам быть вместе, когда прекратится всякое порочное воззрение и все, вводимые в царство небесное, будут в состоянии вести жизнь ангелов, этих духовных сил, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, честь, держава во веки веков. Аминь.