Нина не проснулась, только повернулась на другой бок. Густые волосы рассыпались по голым плечам.
В комнате было прохладно, и Телюков, поправив на Нине одеяло, начал растапливать печь, бесшумно ступая по холодному полу.
Он то и дело поглядывал на Нину, и какое-то удивительное чувство захлестывало его. Еще вчера он был один, а сегодня... Нина, Ниночка, вот кто оказался его суженой. Она будет провожать его на полеты и встречать после приземления, как делают другие жены летчиков. А если ему, Телюкову, посчастливится поступить в академию и они переедут в Москву, Нина тоже пойдет учиться. Лучше всего было бы для нее стать метеорологом. Такая специальность дала бы им возможность работать вместе.
Но это в будущем, а пока что он первым делом должен обязательно позаботиться о ее внешнем виде. Старя потертая волчья доха, стоптанные боты, в которых ежевечерне выезжала на аэродром, -- все это надо немедленно выбросить!
Внезапно ему показалось, что он жестоко обидел ее, поступив по отношению к ней, как грубое животное, воспользовавшись тем тяжелым положением, в котором оказалась эта прелестная девушка. И быть может, вовсе не любовь, а трудные обстоятельства привели Нину в объятия летчика, у которого, конечно, карманы не пусты. Как же он не подумал об этом вчера, когда Нина плакала, вела себя так странно и непонятно? Почему он не выпытал у нее признания и объяснения столь странного ее поведения? А может быть, все девушки так...
Нина шевельнулась, подняла голову. Телюков подошел к кровати:
-- Ты не спишь?
-- Кажется, я опоздала на работу.
-- Не беспокойся. Я скажу заведующему, чтобы он поискал кого-нибудь на твое место.
-- Это правда? Ты, значит, твердо решил?..
-- А как же иначе, Нина! Неужели ты не понимаешь, что с такими вещами не шутят?
Нина положила ему на плечи теплые руки.
-- Боже мой! Но ведь ты еще ничего не знаешь, дорогой. Мне еще вчера следовало признаться тебе во всем... Не хватило силы воли. Но теперь я буду мужественной. Ты все должен узнать.
Сердце Телюкова сжалось в каком-то тягостном предчувствии.
-- Дай мне воды, -- попросила Нина. -- Меня что-то жжет...
Она отпила глоток и попыталась взять себя в руки. Тяжело вздохнув, она сложила руки и повела свой рассказ спокойно, как будто рассказывала не о себе, припоминая подробнейшие детали, старалась говорить последовательно.
-- ...Родилась я в семье бакенщика. Каждый вечер мой отец садился в лодку и уплывал зажигать огни. Часто он брал меня с собой. Еще маленькой я научилась плавать и, бывало, на середине реки прыгала в воду и плыла вслед за лодкой.
Я очень любила своего отца, бывшего моряка. Это был мужественный, честный и отважный человек. Он один ходил в тайгу с ружьем и никогда не возвращался без добычи. А однажды ушел и не вернулся. Неделю спустя нашли его растерзанное тело. Говорили -- напоролся на медведя.
Из маленькой избушки, одиноко стоявшей на берегу реки, мы перебрались в село. Там мать вторично вышла замуж за немолодого уже вдовца. Я ходила в школу. Отчим пьянствовал, часто бросался на меня с кулаками. Бил меня, бил мать. Тяжелой и беспросветной была наша жизнь. В конце концов, мать умерла. Вот тут бы мне бросить отчима и найти пристанище в каком-нибудь детском доме, как советовали мне добрые люди. Но я уже перешла в восьмой класс и носилась с одной упорной мечтой: как можно скорее закончить десятилетку и попасть в институт. Да и отчим, который очень постарел к тому времени, снисходительнее и добрее стал относиться ко мне. А если иногда и пытался поднять на меня руку, то я уже умела урезонивать его...
Так судьба, может быть, и улыбнулась бы мне, не приглянись я одному вдовцу. Его звали Антоном. Это было мерзкое и распутное подобие человека. Подонок. Он преследовал меня, ходил за мной по пятам. То упадет на колени передо мной, то неожиданно выскочит из-за кустов и схватит меня, как зверь... Я отбивалась от него, а чаще спасалась бегством: ходила я в школу на лыжах, а на лыжах меня и ветер не догонит...
Убедившись в том, что меня не возьмешь ни добром, ни силой, Антон изменил тактику -- начал подмазываться к отчиму, чтобы с его помощью сломить мое упорство. Он спаивал его, сулил заботиться и кормить до конца дней. Это было для отчима очень заманчиво, и он стал просить меня выйти за Антона замуж. Я, конечно, и слушать его не хотела... Но не подозревала, что он давно уже пропил меня Антону...
Однажды -- это было в начале нынешней зимы, я училась уже в десятом классе -- отчим предложил пойти с ним на охоту. "Пойдем, дочка, в тайгу, -сказал он. -- Авось посчастливится дикую козу убить. Одному мне уже не под силу, хворь одолела... А ты поможешь мне добыть мяса".
Я согласилась. Ведь отчим все-таки кормил меня.
И вот мы, прихватив ружья и капканы, тронулись в путь. Далеко за горами, покрытыми хвойными лесами, стояла охотничья хижина; мы должны были переночевать в ней, а наутро отправиться дальше через непролазные чащобы. Там, по словам отчима, водились козы. По крайней мере, прежде он часто охотился в тех местах и всегда возвращался с добычей.
Шли мы целый день. Я -- впереди, прокладывая лыжню, а отчим -- за мной. Когда сгустились сумерки, повалил снег -- густой, лапчатый. Небо, тайга, горы -- все смешалось в сплошную белесоватую кашицу. Отчим, однако, уверенно направлял меня. В пути и ночь застала нас. Пробираясь меж деревьев, я вдруг уловила запах дыма.
Меня охватило смутное беспокойство. Дым в тайге -- это признак присутствия человека. Кто же этот человек? Правда, там мог находиться и совсем посторонний. Но я почему-то подумала об Антоне. И хижина, которую мы вскоре увидели, показалась мне западней.
В маленьком оконце тускло теплился огонек. "Кто там? -- спросила я отчима. -- Не Антон ли?" -- "Не бойся, доченька, не бойся", -- спокойно сказал он. Переступив порог, я сразу увидела Антона. Первая же мысль, которая мелькнула в голове, была: бежать. Но метель, ночной мрак остановили меня. К тому же я невероятно устала.
Антон был пьян. Он остановился передо мной, качнулся на нетвердых ногах, дохнул перегаром настоянной на табаке самогонки, ухмыльнулся. Потом принялся угощать отчима. Они пили прямо из бутылки, закусывая салом и луком. Меня пока что не трогали. Я сидела в углу на поленнице, не выпуская из рук ружья. Меня душила обида. Я с трудом сдерживала слезы. Пусть не родную, но все же дочь продает отец за стакан самогонки...
Я хорошо знала, каков он, Антон, и твердо решила, если что, умереть.
Опорожнив бутылку, Антон достал из мешка вторую, откупорил и протянул мне. "Выпей, легче будет", -- сказал он. Я резко оттолкнула его руку. "Чего кобенишься?" -- нахмурился отчим. Я сказала, что отныне он мне не отец, и предупредила, что из того, что они задумали, ничего не выйдет. Антон громко расхохотался. "Ты что, бежать надумала? Далеченько, не убежишь! Ты лучше отца послушайся. На, выпей с дороги! Вот сало. Хочешь -- поджарю на огне. Все для тебя сделаю. Ты у меня вон где сидишь, -- он ударил себя кулаком в грудь. -- Одна ты у меня. Королева! По медвежьим коврам ходить будешь! На пуховиках спать..."
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});