Артиллерийский обстрел, бомбардировки наших позиций и города начались ещё 20 мая. Они достигли невероятной силы и ожесточённости в пятидневке между 2 и 6 июня. Ежедневно враги выстреливали до 20 тысяч снарядов и сбрасывали с самолётов от 2500 до 6 тысяч бомб. Подсчитано: на направлении главного удара враг на каждый квадратный метр площади обрушил по полторы тонны металла. Казалось, всё должно было разрушиться, исковеркаться, погибнуть под шквалами огня и стали. Но не зря приморцы много сил отдали совершенствованию обороны. Потери были у нас небольшие, можно сказать, удивительно маленькие: так, 5 и 6 июня вся Чапаевская дивизия потеряла убитыми восемь человек.
Захваченные разведчиками «языки» показывали, что штурм назначен на 4 часа утра 7 июня, а непосредственная подготовка штурма артиллерией – на 3 часа. Доблестные артиллеристы Севастополя в 2 часа 55 минут, упредив противника, открыли свой огонь по позициям, на которых вражеские пехотинцы и танки сосредоточились перед атакой. Ещё не начав наступления, немцы понесли потери. Их артиллерийская подготовка была слабее, чем могла быть. Тем не менее в назначенное время под прикрытием авиации гитлеровские танки, а за ними пехота атаковали нашу оборону. Пехота всюду шла в полный рост – такова была уверенность, что наши войска уже подавлены и не смогут оказать сопротивления.
И ожили засыпанные окопы, выщербленные доты. Пулемётный огонь косил врагов, прижал к земле. Били миномёты, орудия, в танки летели гранаты, бутылки с зажигательной смесью. Наше яростное сопротивление ошеломило противника. Продвинувшись за день на несколько сот метров, немцы понесли огромные потери. Таким же был и второй день штурма. В немецком донесении тех дней говорилось: «Наше наступление наталкивается на планомерно оборудованную, сильно минированную и с большевистским упорством защищаемую систему позиций. Артиллерия противника непрерывно ведёт по всем немецким позициям губительный огонь, который мешает наблюдать, затрудняет действия огневых средств и поминутно разрушает телефонную сеть. Первые дни боёв показывают, что под таким адским артиллерийским огнём противника вести дальше наступление невозможно».
Немцы знали, что писали. В июне им пришлось дважды комплектовать 50-ю и 132-ю дивизии, то есть пополнять их новыми солдатами, так как прежние полегли на севастопольских рубежах. Пополнялись и другие соединения и части. Резервы немцам пришлось брать даже из армии, стоявшей в Донбассе.
Главный удар противник, как и в декабре, наносил через станцию Мекензиевы Горы на восточную оконечность Северной бухты, а вспомогательный – из района Камары через Сапун-гору на юго-восточную окраину Севастополя. Проведи мысленно эти линии по схеме. Видишь, они разрезают нашу оборону на три куска. Пока обороняемые позиции в виде целой дуги, они устойчивы. Пусть где-то получит дуга изгиб, пусть уменьшится – это не так опасно. Опасно, когда противник проникает внутрь дуги, отрезает одни войска от других, нарушает их взаимодействие, оказывается на флангах и в тылу обороняющихся. Пока что огненная дуга вокруг Севастополя цела.
Вот уже несколько раз мы с тобой говорим: «Мекензиевы Горы, Мекензия». Не показались ли тебе эти названия необычными в ряду названий других населённых пунктов Крыма? Мы с тобой касались истории Севастополя со времён Нахимова. А она началась раньше. На минуту-другую перенесёмся в XVIII век. Северная бухта в те времена называлась Ахтиарской. Её военное значение и военное значение близлежащей местности оценил Александр Васильевич Суворов. По его рекомендации в районе будущего города в 1778 году стали строить первые укрепления. Затем строительством на берегах бухты занялся русский адмирал Мекензи. Его имя и получил хутор, а потом и железнодорожная станция. Город, вставший по берегам бухты, называли Ахтиаром. В 1784 году, после официального включения Крыма в состав России, переименовали в Севастополь – Город славы в переводе с греческого. При чём тут греки? В двух километрах от нынешнего Севастополя в древности был город Херсонес, основанный греками и известный всему античному миру. Этот факт, а ещё давние дружеские связи русских с греками, особенно культурные и религиозные, послужили основанием наречь город Севастополем…
![]()
Воробьёв Н В.
У Севастополя, у Города славы, день и ночь, не стихая, идёт ожесточённое сражение. Враг займёт город. Но никто не сможет сказать, что его защиткики уронили славу города, запятнали её хоть чуть-чуть…
Ты помнишь, конечно, зенитную батарею № 365 – ту, что стояла на высоте 60, у Мекензиевых Гор? Она и теперь оказалась на направлении главного удара. 7 июня её бомбили 25 «юнкерсов». Зенитчики сбили два самолёта, выдержали бомбёжку, отбили атаку танков и пехоты. Бой продолжался 16 часов! Командир батареи Николай Воробьёв (уже капитан) был тяжело ранен. В командование вступил старший лейтенант Иван Пьянзин. Сутки спустя, как стало известно, что Воробьёву присвоено звание Героя Советского Союза, судьба уготовила и Пьянзину высшую меру испытания мужества и стойкости. Ночью немцы окружили батарею. Зенитчики, теряя товарищей в неравном бою, отбивались от врага. Выстрелами танковых пушек были разбиты дзоты, прикрывавшие позицию батареи, погибли их расчёты. «Танки противника расстреливают нас в упор, пехота забрасывает гранатами. Прощайте, товарищи!» – передал Пьянзин по радио командиру дивизиона. И ещё была радиограмма – уже от тяжело раненого комбата, через три часа после первой: «Отбиваться нечем. Весь личный состав вышел из строя. Открывайте массированный огонь по нашей позиции и командному пункту». Иван Пьянзин не узнал, что и его подвиг будет так же оценён, как и подвиг первого комбата 365-й, – званием Героя.
Из окружения, из-под огня вышел к своим зенитчик матрос Пётр Липовенко. Чуть ли не единственный из уцелевших героев, он работал в расчёте другой батареи. И там потерял новых товарищей. И один подносил снаряды, заряжал пушку, наводил, стрелял. Выпустив последний снаряд, пошёл с морскими пехотинцами, подоспевшими на выручку батареи, в атаку – застрелил 15 фашистов, забросал гранатами немецкий дзот.
Конечно же, дело не в фамилии. Но нельзя не назвать богатырской работу пулемётчика ефрейтора Ивана Богатыря. Дот, в котором он и ещё три солдата прикрывали подступы к командному пункту роты, немцы не могли подавить в течение нескольких дней. Пятнадцать раз его бомбили самолёты, по нему била пушка. После каждого налёта и обстрела на маленькую крепость шли в атаку пехотинцы; первый раз и второй они шли в полный рост, потом ползли, прячась за кусты и камни. И каждый раз пулемётчик истреблял и отгонял немцев. Товарищи Богатыря были ранены, он один успевал стрелять из снайперской винтовки – когда враги были ещё далеко, из пулемёта – когда враги подходили близко.
В июньских боях приморцы успешно применяли противотанковые ружья. Пуля ружья невелика, но, имея наконечник из прочнейшей легированной стали, она пробивала танковую броню и доставляла в танк горящий термит; в танке всегда есть пары бензина, чтобы взорваться им, достаточно искры – немало вражеских танков сожгли бронебойщики.
НА МОРСКОЙ ДОРОГЕ В ГОРОД
11 июня наши войска нанесли контрудар по неприятельскому клину, пробившему дугу обороны у Мекензиевых Гор. Николай Кирьякович Рыжи (в послевоенные годы генерал-полковник артиллерии) писал о том дне:
«Полностью восстановить положение на этом участке не удалось. Но противник потерял более сорока танков, а три его пехотных полка были потрёпаны настолько, что немецкому командованию пришлось заняться перегруппировкой своих сил. Продвижение врага на главном направлении штурма было приостановленно. И это опять-таки при господстве неприятельской авиации в воздухе.
– Будь у нас снарядов и мин по потребности, – сказал мне в тот день Иван Ефимович Петров, – мы заставили бы немцев подумать, стоит ли дальше штурмовать Севастополь…
