Читать интересную книгу История Любви. Предварительно-опережающие исследования - StEll Ir

– Это ты из-за меня?

– У?.. – оно же хотело спать!

– Вовочка, ты сдерживаешься, чтобы дольше?..

Вовочка протёр глаза кулаком и сказал: «Ага».

И тут же глаза закрыл. Да больше вопросов у меня и не было. Он же несколько раз невзначай говорил мне, что если бы мог, то вообще бы не прекращал ничего, раз мне это нравится, но просто ничего поделать с собою не мог. Теперь, значит, может… Я только ещё спросила ему уже засыпающему вслед: «Вовочка, о чём же ты думаешь – тогда?» «Умножаю!..» И мой неоцененный Вовочка спокойно уснул. Он не знал тогда ещё таблицу умножения практически никак…

Проблема возникла с одной стороны естественная, а с другой почти смешная. Животик. Мой животик немножко вырос, и я, продемонстрировав его как-то Вовочке, обнаружила после этого, что нам с Вовочкой стало вдруг неудобно. Наша излюбленная позиция дала психологический крен. Я сама не испытывала физически неудобства ещё никакого абсолютно. Столь же комфортно, с его в будущем слов, чувствовал себя Фёдор. А Вовочка застрадал… Сразу же после открытия им моего состояния «лёгкой беременности» (как мило заметил наш, дающий в проницательности фору всему коллективу, директор школы), Вовочка стал прикасаться к моему животику с какой-то граничащей со священным трепетом осторожностью. Сначала он отодвигался от меня в кровати подальше, чуть не выпадая при этом из супружеского ложа во сне, а потом и вовсе сказал, что пока ему со мной рядом спать нельзя. Я воспротивилась с такой решительностью, что компромиссное урегулирование всё же было достигнуто, причём мне даже удалось убедить его, что чем ближе он ко мне будет находится в постели, тем меньше у нас шансов толкаться во сне. Тогда он стал прижиматься и замирать как мишутка-коала на дереве. О любви в постели на боку или на мне, как мы иногда делали раньше, речи и не было – действительно было неудобно. Но ещё две вещи Вовочка временно исключил полностью и безапелляционно: мы перестали беситься в кровати, и во время любви он перестал обнимать меня, чтобы не биться о мой животик. Но отсутствие объятий дела до конца не разрешило: даже чуть отклонившись от меня и не касаясь своим телом животика, во время наибольших приливов чувств Вовочка всё-таки плюхался чуть об меня и испытывал при этом состояние не из лучших, которое и отражалось на его напряжённом лице. Мне и так его становилось жалко, а тут он ещё придумал следующий «выход из положения». Он просто в случае шлепка по мне, от которого мне было ни холодно, ни жарко, вдруг объявлял, что «Вспомнил! Леночка, завтра же по физике контрольная! Мне бы хоть что-нибудь выучить…» С чем и отчаливал благополучно. Этого я уже перенести не могла: он внешне был невозмутим и весел, а внутренние его мучения передавались мне, кажется, напрямую. Выход нашёлся достаточно скоро и оказался прост, как всё гениальное.

Как-то раз мы уснули всё же на разных постелях – Вовочка на раскладушке, я на кровати. Когда мы с ним спали вместе, я засыпала обычно лицом к нему, а сейчас повернулась непроизвольно лицом к стене. Вовочка забрался ко мне в постель уже под утро, когда позабытый будильник под наше обоюдное на него ворчание прозвенел нам внеочередной подъём выходным днём. Будильник был выключен, а Вовочка оказался позади меня и прижался, подогнув свои тёплые коленки под мои. Мы тут же уснули дальше, а проснулась я от ярких солнечных лучей на ковре и от столь же ярких импульсов утренней эрекции у Вовочки. И его горячий орган был настолько близок ко мне, что достаточно мне было взяться за него и чуть подтолкнуть в себя – его малыш тут же был принят с благодарностью моей нежной пещеркой. Вовочка спал ещё, а я блаженствовала тихонько в лучиках скользящего по моим пальцам на ковре солнышка. Но Вовочка проснулся и тихо спросил: «Леночка, ты спишь?» Приписывая, видимо, положение его малыша нечаянной того самостоятельности. «Похоже…», прошептала я в ответ и немножко сильней отвела попку назад, «Вовочка, попробуй так…» Но опыт не удался. Вовочка пробовал как мог, я как могла помогала, но что-то усилий у нас уходило больше, чем возникало в результате радости. И тут у меня мелькнула мысль ещё немного изменить позу. «Погоди, Вовочка, а если вот так?..» Я повернулась и встала попросту на четвереньки. То, что Вовочка чуть прибалдел сразу же от моего вида в позе нюхающей кустик собачки, было заметно по мелькнувшему огоньку в его глазах. Он мигом очутился позади меня, но некоторое время провозился, вероятно пытаясь разобраться в тонкостях новой для него конструкции – что и куда здесь вставлять. В конце концов его жаркий питомец оказался там же где и был. Это сразу доставило мне мало того, что новое, но и невероятно сильное ощущение – он будто наполнил меня. Вовочка вздрогнул пару раз, скорее автоматически, и вдруг замер. Я подумала, что, наверное, ему всё ещё неудобно и спокойно стояла в ожидании. «Леночка!», услышала я голос Вовочки и если сказать, что он был исполнен восторга – это ещё не сказать ничего, на его диалекте он попросту «пёрся», «Леночка! Какая! У тебя! Попа!!!» Я даже, кажется, чуть покраснела от этого его неожиданного признания доселе неизвестного мне моего достоинства, и желание во мне завибрировало с особой силой. «Какая ещё?», я почувствовала, как руки Вовочки ложатся мне на булочки, а внутри меня порывисто дуется его орган. Мне захотелось, как никогда... «Круглая!.. Большая и белая!..», Вовочка, не удержавшись, стал мять моё мягкое достояние или просто лапать за зад. «Вовочка…», я стиснула зубы и почти простонала, «Мальчик мой хороший… Сил уже нету… Еби!..» И он сделал именно так. Его руки соскользнули на талию и крепко сжали мой стан. Со всей уже ему присущей осторожной размеренностью он вдул мне по самое больше уже не смешно и я услышала в небесах пенье ангелов. Нет, это был не мальчик и даже не муж… Я почувствовала впервые в жизни, как круто и отчаянно мощно, меня берёт сзади самый настоящий мужик!.. Хорошо было так, что когда, предварительно всё оросив изнутри, Вовочка вышел из меня, я поневоле подумала, что наверняка ещё немного бы и состояние «аномалии» у меня могло бы случиться и в таком случае, то есть без помощи Вовочкиного ротика и языка. Позиция так понравилась нам, что в этот день мы ещё несколько раз осваивали её, и в будущем она стала основной нашей позой любви, до тех самых пор пока Фёдором не разрешилась моя беременность. Но настоящий коитальный оргазм я впервые испытала следующим вечером, на кухне и в русской народной позиции «раком»…

В перерыве между домашними уроками мы сидели на кухне и пили кофе, готовясь немного задержаться сегодня – в школе шли какие-то контрольные.

– Ну как тебе наше изобретение? – спросила я, стараясь придать возможно более невинное выражение своему лицу – вопрос, в столь же наивной форме звучал что-то около третьего-четвёртого раза за эти двое неполных суток и приводил неизменно к одному и тому же результату…

– Раком? – выдохнул Вовочка, чуть не хлебнув сгоряча не остывший кофе.

– Ну почему раком? – я поставила свою чашечку на стол и пальчиком рисовала узор на её краешке. – Скорей на четвереньках…

– А как же тогда – раком? – проявил тягу к знаниям мой старательный ученик.

– Понятия не имею… – я подняла на Вовочку взгляд. – По-моему, это вообще что-то гастрономическое… из рыбной кухни…

– Ага!.. – Вовочка явно не верил в гастрономию. – Скажите ещё из «В мире животных»!

– Отряд ракообразных… – я пребывала в лёгкой прострации от вкуса крепкого кофе. – Представляешь, вот завтра тебе придти в школу, поймать кого-нибудь из начинающих умалишённых, вроде твоего Корешка, и в доверительной форме сообщить: «Я вчера с Леночкой был раком!» Как ты думаешь, может у человека возникнуть мысль о твоём чудесном превращении в это мирное пучеглазое животное?

– У Корешка всё может! – ни мало не сомневаясь, заверил Вовочка. – Он сам животное то ещё! Он к нам в щуки тогда сразу попросится…

– Ой! – Вовочкин ход мыслей мне определённо нравился – он, оказывается, ассоциировал нас с персонажами известной басни. – Так я, по-твоему – Царевна-Лебедь?

Ещё немного повеселившись и поварьировав на этимологическую тематику, мы пошли делать уроки дальше. А ночью эта «царевна-лебедь» ухитрилась предстать пред Вовочкины очи именно в обсуждавшейся наклонной позиции.

Вовочка спал уже, я же немного затянула свои занятия и ушла на кухню, чтобы не мешать ему. Мне оставалось немного совсем, я стояла в одних своих домашних в цветочек одной ногой на полу, другой коленкой на табуретке и покусывала карандаш над последними строчками план-уроков на завтра. Видимо длина моих ног всё и обусловила, так как попа моя всё же была надо признать повыше уровня стола… Я легонько прикусила кончик карандаша, когда почувствовала как осторожно, медленно, но неуклонно мои трусики сползают вниз, поддетые явно в их снимании поднаторевшими пальцами… Я замерла не оборачиваясь… А просто Вовочка проснулся, вышел «попить-пописять» и вот от чего-то подзадержался, решил, видимо, «посмотреть»… Мы не обменялись с ним ни единым словом до самого утра, будто не сговариваясь решили играть в «молчанку»… В полной тишине я слушала его дыхание и ощущала его тут же на своей влажной дырочке… А потом поцелуй… Влажный ей сродни, алчный, долгий, сосущий… Я выпустила изо рта кончик карандаша, он шлёпнулся на раскрытую тетрадку и я взяла его вновь уже прямо за древко посередине, и мои зубы тут же вжались с обеих сторон в податливо-упругую плоть дерева… А он оставил меня в состоянии полупарения и на мгновенье исчез… Я прикрыла глаза и на обратной стороне век увидела космос… В меня позади входило орудие древнее, орудие непосредственного сотворения человека… Я сжала в руках края табуретки и обеими ногами уже ступила на твёрдую землю… Так было гораздо удобней играть бёдрами с этим суровым орудием, натянувшим меня на себя где-то там… Я поймала себя на слезах, обнаружив их голубые полосы на тетрадном листе, по которому чуть проскальзывало моё лицо… Оно ж «пёрло» ведь так, что одни лишь объятия его рук, крепкой хваткой на талии начинали потихоньку сводить меня с ума… А когда я без сил опустила голову мимо стола и случайно увидела его тёмные лохматые ноги на фоне белизны моих собственных, то тогда уже умышленно я наклонилась ещё сильней, пытаясь увидеть… Я увидела… Два красивых и мощных яйца, покрытых чёрными волосами, размеренно шлёпались по моей шёрстке… И вид этого столь явного мужского достоинства довёл меня до моей первой настоящей финальной точки… Я выгнулась и закричала как обезумевшая от любви самка оленя, рискуя перебудить полдома… Я сотрясалась и чуть приседала ему на всё торчащий и торчащий во мне член… Я чуть ли не вырывалась из его крепкой хватки… А он держал меня с какой-то просто невероятной спокойной силой и всё ебал, и ебал, и ебал…