— Это тебе, — Влад протянул цветы, как только я обрела способность ровно стоять. — С днем Рождения, — произнес торжественно, сверкая улыбкой. — Хорошо, что ты есть… Что полюбила и не отвернулась в самые мрачные дни. Хорошо, что вошла в мою жизнь, наполнила её смыслом и подарила надежду.
От такого поздравления, я едва не расплакалась, хотя зарекалась это делать. Но ведь это от счастья. От счастья можно.
— Кроха-а-а-а, привет, — наклонившись, накрыл огромной ладонью мой выступающий живот и слегка погладил. — Рассказывай, как вы тут без меня! Скучали?
— Скучали, — ответила на выдохе и за себя, и за малыша с переполненными от слёз глазами и посмотрела в тёмно-карие омуты, обрамленные чёрными ресницами. Потом, привстав на носочках, заглянула в них так глубоко, насколько только можно: — Шамров, разве можно так? Ты ведь знаешь, что теперь я не успокоюсь.
— Сейчас что-нибудь придумаем, — прикоснулся губами к щеке и заскользил по ней губами, давая понять, что тоже нуждается в успокоении, только немного иного характера. Я отрицательно повела головой. — Нет? Ладно… А так? — опустился вдоль шеи, отчего я вздрогнула, воспламеняясь в его надежных руках.
— Уже намного лучше, — довольно улыбнулась.
— Ну-у-у, вы совсем стыд потеряли, Анастасия Шамрова, — прозвучало хрипло, и я тут же почувствовала всю силу его успокоительной терапии, отдавшись во власть сокрушительного поцелуя.
Мы долго стояли перед входом в здание, целовались под чужими взглядами — одобрительными, осуждающими, но не равнодушными и радовались тому, что есть друг у друга.
Успокоилась я, не то слово. Вот бы теперь и внутренний пожар потушить.
— Может, ну его, эту свадьбу, а? — взял меня за руку, с надеждой всматриваясь в глаза.
— Не-е-ет. Отбудем со всеми, как и положено. У тебя что, друзья каждый день женятся?
— Нет. Не каждый, — вздохнул обреченно. — Просто… не люблю я эти все моменты.
— Придется потерпеть.
Когда мы вошли в зал, Мишка с Ирой давали друг другу обеты. Застыв у двери, я прижалась к Владу и смахнула с ресниц набежавшую влагу. Если честно, считаю, что это таинство, как и рождение ребёнка и на нем должны присутствовать только двое.
Иркин голос дрожал, вибрировал насыщенными нотками. Волновалась, бедняжка. Понятное дело. Я тоже растрогалась. Мишка тоже нервничал. А-то! Это ему не пистолетом махать, носясь по городу, а давать обет любимой женщине быть верным до последнего вздоха, ценить, уважать, оберегать.
Невольно подняла глаза и увидела, что Влад опустил голову и ушел в себя, глубоко задумавшись. Я даже знала о чем.
— Белое платье, пылкие клятвы, ресторан и машина, украшенная лентами может и не забудется полностью, но точно поблекнет со временем, — прошептала я, привлекая к себе его внимание. Он криво улыбнулся, не соглашаясь с подобным рассуждением. — Но я точно знаю, что не забуду никогда — как ты приковал меня к себе наручниками, как покупал кольца… нес на руках… Как трижды рисковал собой, спасая мою жизнь — это важнее всех клятв вместе взятых.
Шамров поднял глаза и улыбнулся.
Со всех сторон послышались поздравления, свист, задорный призыв «горько», радостный смех, пожелания счастья, а мы так и стояли, пожирая друг друга глазами, не обращая внимания на происходящее вокруг безумие.
Ему не стоило говорить, как сильно он меня любит. Да я и не нуждалась в этом. В его глазах читалось столько этого чувства, что у меня перехватывало дыхание. А ещё, иногда, в них скользило скрытое от посторонних глаз понимание смысла жизни. Такое присуще не каждому, а только тем, кто побывал в объятиях смерти.
Теперь я знала, что у нас есть будущее. Что Влад отпустил прошлое. Отпустил темноту и начал жить не ради мертвых, а ради живых. Ради себя, меня, нашего ребёнка. Я привязала его к этой жизни своей любовью, а мое сердце привязало меня к нему прочной связью, да такой, что порой становилось страшно от её силы. А ещё я поняла, что каждый человек имеет право на второй шанс, особенно, если этот шанс дарован свыше.
Конец