одичали там.
– Ты вроде называл кого-то псом дождя, – напомнил Дьёрдь.
– Ну, может, называл, – ответил неохотно травник.
– И говорил как будто перед дракой. С ними что, человек был?
– Да не было там с ними никого, – ответил Жуга и, прежде чем слепой успел спросить его ещё о чём-нибудь, скомандовал: – Опускай. Сюда вот, да. Здесь остановимся.
Вновь запылал костёр. Темнело быстро. День, ветреный, не по-весеннему холодный, пригнал облака. Луна, как путник на болоте, совсем увязла в этих тёмных клочьях, лишь изредка проглядывал сквозь них её неровный жёлтый лик. Жуга молчал. Молчал и Дьёрдь, будто чуя бесполезность дальнейших расспросов. Найдёныш, который назвался Зимородком, пришёл в себя и даже вроде бы набрался сил – полулежал недвижно у костра, смотрел в огонь и лишь порою вздрагивал, насторожённо вслушиваясь в ночь.
– Откуда ты? – спросил его Жуга.
– Из местных я, – ответил тот и отвернулся, и это было всё, что удалось Жуге о нём узнать. И лишь потом, спустя часа примерно два, он снова подал голос.
Он зарычал.
* * *
Жуга поспешно огляделся, вздрогнул: пёс был тут. Сидел у самого края поляны, почти невидимый вне светового круга, лишь глаза блестели зелёным.
Парнишка дёрнулся к нему, и Жуга поспешно ухватил его за ворот рубахи.
– Куда тебя несёт?!
– Пусти!
– Сдохнешь! – рявкнул травник, швырнул его обратно на расстеленный тулуп: сиди, мол, где сидишь, и повернулся к вожаку.
– Чего пришёл?
Дьёрдь подобрался ближе и обнажил клинок.
Пёс посмотрел на Дьёрдя, на Жугу, зевнул и лёг медлительно на снег. Осклабился в усмешке.
«Нашёл себе нового дружка?»
– Тебе какое дело до моих друзей? – Жуга взглянул на Зимородка, снова посмотрел на пса. – Чего ж ты не привёл свою ораву?
«Похолодало, – был ответ. – Они придут потом».
– Так, значит, ты один?
«Мне некуда спешить», – ответил пёс.
– Ах вот оно что… – Жуга нахмурился. – Надумал нас измором взять?
«Угадал». – Пёс посмотрел на Зимородка. – «Пусти его. Сам видишь, как он хочет драться».
Жуга лишь криво усмехнулся.
– Достойную добычу ты выбрал, нечего сказать. – Он помолчал. – Труд невелик – подранка добивать. За что ты так его ненавидишь?
Вожак ощерил клыки:
«Он – зимородок! Отравная кровь, дурное семя! Он умрёт!»
– Отравная кровь? – озадаченно переспросил Жуга. – Дурное… Бог мой! – Жуга вдруг переменился в лице. – И сколько подруг он у тебя отбил?
«Молчи, щенок!» – Пёс даже подскочил, рыча от ярости.
– А, стало быть, я прав!
Пёс повернулся и исчез в мгновение ока – ни шелеста кустов, ни хруста листьев, лишь напоследок донеслось из темноты:
«Заплатишь за свои слова».
– Сочтёмся, – произнёс угрюмо рыжий странник.
Воцарилась тишина.
– Ушёл? – спросил негромко Дьёрдь.
– Ушёл, – кивнул Жуга, – но затаился рядом.
– Зачем ты не пустил меня? Зачем?! – Парнишка стиснул кулаки.
– И что б ты сделал? – помолчав, спросил Жуга.
Найдёныш закусил губу.
– Да лучше умереть, чем выслушивать такое, – глухо сказал он. – Я волк… и я уже побил его однажды! Он трус. Они могут нападать, только когда их много.
Он распалялся всё сильней, и дерзкая речь в устах мальчишки звучала странно и нелепо. Жуга нахмурился, придвинулся к нему и в следующий миг, сам не зная, зачем он это делает, вдруг потрепал его по голове, взъерошил густые белые волосы и усмехнулся. Парнишка замолчал, ошеломлённый, глянул страннику в глаза и потупился. Казалось, будь у него хвост – поджал бы.
– Хорош боец, – невесело проговорил Жуга. – На трёх ногах, быть может, устоишь, но вот на двух… Сиди уж. Тоже мне, Зимородок…
Жуга провёл ладонью от затылка к шее паренька и замер, ощутив шершавый, загрубелый след от ошейника. Помедлил и опустил руку.
– Когда, говоришь, ты родился? – спросил он.
– Прошлой зимой.
«Он пришёл к человеку просить о помощи, – подумалось Жуге, – пришёл потому, что привык доверять. Полтора года – это всё равно что пятнадцать лет для человека. Собачий век недолог…»
– Ну, вот что, – сказал Жуга, вставая, – чем попусту сидеть, давай твои раны поглядим. Дьёрдь! – кликнул он. – Неси настой.
И принялся разматывать повязки.
* * *
На третью ночь остановились поздно. Поляна в этот раз им подвернулась маленькая, со всех сторон закрытая деревьями, но выбирать не приходилось – дорога проходила через лес. Стало ещё холоднее, а к вечеру и вовсе снег пошёл. У Зимородка вновь открылись раны, пришлось опять готовить настой. Теперь он спал, придвинувшись к костру. Уснул и Дьёрдь. Было непривычно тихо, впервые за эти дни не слышно было псов.
Жуга устал. И было от чего! – хотя слепой и нёс мальчишку наравне с Жугой, ни он, ни Зимородок не смогли бы вовремя заметить псов. Жуга стоял на страже ночь и день, один за всех, три дня, четыре ночи он не спал иначе как урывками, и травяной настой, снимающий усталость и сон, уже почти не действовал.
«Ещё два дня, – подумал он с угрюмым равнодушием, – ещё две ночи – и псы дождя возьмут нас… Может, даже не врасплох, но всё равно возьмут. Дьёрдь слеп, мальчишка так и не оправился от ран, а я так устал, что скоро буду засыпать на ходу…»
Жуга однажды видел, как лиса, упавши в реку, выбралась на берег и потом отряхивалась, мокрая, смешная, сразу будто ставшая в два раза меньше. Наверное, сейчас он выглядел не лучше.
Мгновения времени, идя цепочкой друг за дружкой, воспринимались словно бы издалека, со стороны. Он поднял взгляд и долго сидел, глядя в чёрное небо, следя за тем, как снежные хлопья заново укрывают поляну, деревья и проталины пушистым одеялом. Снег сыпался с ночного неба, сухой, не белый, но белёсый, как табачный пепел, и точно так же, как и пепел, рассыпался мелкой пылью на земле. Весенний снег как будто подновили. «Зима, – подумалось Жуге. Он поднял воротник тулупа. – Зима среди весны…»
И встрепенулся, сражённый шалой мыслью. А что, если…
Он покосился на браслет и закрыл глаза. Нет, нет, не надо торопиться… Так. Теперь представь, что надо крикнуть, только без звука. Зов… крик о помощи в ночи…
Ещё…
Ещё…
Ещё…
«Одиночка?»
Жуга поднял взгляд.
Белый волк сидел перед ним на снегу.
– Я давно хотел спросить, – устало проговорил Жуга, – почему ты всё время называешь меня одиночкой?
«Такие, как ты, не сбиваются в стаю. У вас всё по-другому. Ты звал меня только за этим?»
Жуга посмотрел на спящих.
– Мы в беде, и я не знаю, что делать.
«Я не смогу тебе помочь. Моё время уже кончилось».
– Но почему? Что тебе мешает?
«Когда-нибудь ты поймёшь».
– Сдаётся мне, – сказал