И все захотели говорить о новой жизни.
Выступили Ваамчо, Ярак, Осипов и другие делегаты. Многие говорили, отвлекаясь от доклада Лося, но все говорили о новой жизни.
— А мне можно говорить? — робко спросил Омрытаген.
— Конечно. Обязательно даже, — ответил Лось.
— В нашем стойбище у одного охотника сгорела яранга. Он схватил только одежду и выбежал. Потом шаман сказал: «Надо отдать огню одежду и все, что не успел взять огонь». Сожгли. Теперь голый сидит у меня в яранге. Шаман прислал ему свою старенькую. Подумал охотник и сказал: «Лучше не надо. Две зимы придется ловить песцов за худую одежду». И вот все сидит голый. Как быть? — И Омрытаген сел на скамью.
Вдруг с улицы донеслись крики:
— Реу! Реу! Реу!
И вмиг весь зал опустел. Впереди всех бежал Лёк. В море показался кит. Убежал и Русаков.
— Никита Сергеевич! Вся Советская власть убежала! Что же это такое? улыбаясь, спросил доктор.
— Ничего, Петр Петрович. Перерыв, — сказал Лось.
Между тем Лёк уже распоряжался на берегу.
— Больше пузырей давайте. Покрепче надувайте их! — возбужденно кричал он.
Кругом на гальке сидели парни и надували воздухом тюленьи мешки через маленькие отверстия. Выдохнув, парни затыкали отверстие языком и, набрав через нос воздух, вдували его в мешок. Мешки росли и казались настоящими живыми тюленями с ластами, только без головы.
Над гладкой поверхностью моря кит выбрасывал мощный искрящийся на солнце фонтан.
— Гарпунщики! В байдару! Русаков, к мотору! — кричал Лёк.
— Не будем торопиться, Лёк, — сказал Ильич, — Бен-Зин с нами. Это добрый дух.
И два старых китобоя занялись распределением обязанностей: Лёк пойдет вперед, и самые ловкие гарпунщики будут бросать с его байдары гарпуны в кита; вельботы, по пять с каждой стороны, пойдут на окружение кита и будут стрелять разрывными пулями в голову; на переднем вельботе пойдет Ильич.
— Эй! Рулевые! Ко мне! — громовым голосом командовал Лёк.
Кит плыл медленно и спокойно. Набрав воздуха, он погружался головой в морскую пучину, и тогда обнажалась его огромная, как гора, черная, блестящая, словно отлакированная, спина. Она, как остров во время наводнения, медленно погружалась, и, взметнув хвостом, кит скрывался. Но сейчас же, разрывая поверхность моря уже в другом месте, появлялась голова, и вновь бил мощный фонтан. Брызги летели ввысь, сверкая на солнце радугой.
Лёк, давая указания вельботным рулевым, напряженно следил за китом.
«О, сейчас будет большая охота! Это совсем не то что тюлень, которого можно сдержать левой рукой!»
Как гусь-вожак впереди стаи, неслась байдара по морской глади. Позади нее, стуча моторами, один за другим шли пятерками вельботы. Лёк сидел на корме байдары и, оглядываясь на вельботы, торжествовал:
«О, такой большой охоты еще не было!»
Вдоль бортов байдары сидело восемь опытных гарпунщиков, по четыре человека с каждой стороны. Каждый из них первым хотел загарпунить кита. На китовом празднике, когда под удары бубнов будут петь и танцевать девушки, первый гарпунщик сядет на одно из самых почетных мест. Поэтому гарпунщики сидели настороженно, держа наготове гарпуны. В ногах у них лежали воздушные пузыри, соединенные с гарпунами толстыми моржовыми ремнями.
Байдара обогнала кита, и, круто развернув ее, Лёк пошел навстречу гиганту. Лёк взмахнул рукой — и мотор заглох. Все понимали Лёка с одного взгляда. Кит спокойно лежал на воде и смотрел по сторонам. Глаза кита устроены так, что он видит только в стороны. Он не мог видеть байдару, которая бесшумно шла на маленьких веслах прямо к его голове. Фонтан окатил сидевших в байдаре охотников, и тотчас голова кита провалилась в воду.
— Гарпун! — закричал Лёк.
Байдара коснулась спины кита, четверо охотников метнули в него гарпуны, и четыре пузыря легли на воду. И тотчас же кит хвостом нанес сильный удар по поверхности воды. Море забурлило, и байдару вскинуло на гребень волны.
— Мотор! — крикнул Лёк.
Побледневший от испуга Русаков дернул шнур, мотор фыркнул, и байдара, развернувшись, пошла в сторону. Русаков никогда еще в такой охоте не участвовал.
Гарпуны застряли в теле кита, и воздушные пузыри скрылись в море.
— Сердиться начал, — сказал Лёк про кита. — Пусть потаскает четыре пузыря, — сказал он, посматривая на вельботы, устремившиеся в сторону кита.
Но вот пузыри всплыли, вслед за ними забил фонтан, показалась голова кита, и Ильич поднял руку. Раздались выстрелы с вельботов.
Байдара вновь зашла навстречу киту. Мотор работал, хотя у Русакова уже пропало желание приближаться к киту. Но ничто не могло остановить Лёка.
— Гарпун! — пронзительна закричал он.
Еще четыре гарпуна вонзились в кита, и кит увлек за собой восемь воздушных пузырей. Они хлопали по воде, как живые тюлени.
Лёк отступил, и опять вельботы под командой Ильича направились за китом.
Байдара делала круг на малом ходу, и один гарпунщик заносил на нос особый пузырь из пятнистого тюленя с длинным ремнем.
Лёк сделал два больших круга, наблюдая за стрельбой и воздушными пузырями.
— Пусть привыкнет возить восемь пузырей, — сказал Лёк Русакову.
Лёк развернул байдару, и на полном ходу она понеслась к вельботу Ильича.
Громко стучали моторы. Толпы людей с берега следили за большой китовой охотой.
Байдара догнала вельбот, гарпунщики схватились за борта, и Лёк оказался рядом с Ильичом.
— Хорошая охота, Ильич! — весело сказал он.
— Большая охота! — ответил тот.
Прекратив преследование кита, но не теряя его из виду, спаренные вельбот и байдара ходили по кругу.
— Пусть потаскает пузыри, — сказал Лёк.
— Пусть помучается, — добавил Ильич.
Они накрошили «папуши» в трубки и закурили.
— Быстрая охота, — пыхнув трубкой, сказал Ильич.
— Очень быстрая. А ты помнишь, Ильич, как я трое суток гонялся за китом? Теперь мы быстро управимся.
— На праздник кита надо Лося позвать. Если бы не он, охотился бы с «верхними» людьми, а у них, должно быть, моторов еще нет, так и не довелось бы мне посмотреть хорошей охоты. А теперь вот молодым стал. Видел, как я направлял вельботы?
— Хорошо стреляли люди, — подтвердил Лёк. — Без промаха. Туда, куда нужно.
Вельботы рассредоточились, и всюду, словно переговариваясь о хорошей охоте, стучали моторы.
Раненый, измученный кит таскал за собой восемь пузырей, нырял с ними в глубину, но они тянули его на поверхность моря.
Покурив, Лёк оторвался от вельбота и вновь пошел на кита.
— Гарпун! — крикнул он и, бросив руль, побежал с кормы на нос байдары.
Теперь он сам выпускал длинный ремень от пятнистого пузыря. Ремень заскользил у него в руках. Выпустив его много метров, Лёк задержал ремень, и кит потащил байдару. Русаков выключил мотор.
— Кататься поехали на ките! — весело крикнул Лёк. Все гарпунщики улыбались, и лишь Русаков с опаской поглядывал на кита.
Почувствовав, что кит пошел в глубину, Лёк быстро выкинул пятнистый пузырь.
— Мотор! — крикнул он Русакову.
Мотор фыркнул, и новый рулевой направил байдару вслед за пятнистым пузырем. Лёк, свесившись с носа байдары, вытянул руки, чтобы схватить этот пузырь. Он с ходу вцепился в него и стал выбирать ремень в запас, чтобы кит, рванувшись, не утопил байдару. Но он плыл на поверхности и тащил ее за собой.
Лёк держал ремень в руках, как вожжи, словно ехал на оленях. Кит то бросался в открытое море, то плыл вдоль берега, то вновь поворачивал, а Лёк крепко держал ремень, и байдара, рассекая воду, неслась вслед за зверем. Наконец кит круто повернул и пошел на прибрежную отмель.
— Тащи! Тащи! — кричал Лёк, весь сияя.
Кит выбросился на отмель недалеко от селения и замер. Половина его гигантской туши оказалась на гальке. Толпы людей окружили его. Подошли вельботы, и тут же началась разделка туши. Прибежали и ревкомовцы.
— Ну, Русаков, поздравляю тебя с успешной охотой, — сказал Лось. Расскажи, как там у вас все это происходило.