Однако тушить стремительно разгоравшийся пожар мятежа русская армия, которую возглавлял Иван Иванович Дибич, пожалованный после недавней Турецкой войны чином генерал-фельдмаршала, титулом «граф Забалканский» и орденом Святого Георгия I класса, начала лишь на исходе января 1831 года. Русские войска перешли границу Царства Польского 24–25-го числа, не подготовленными по-настоящему. По мнению историков, если бы Дибич затратил еще месяц на подготовку, то война могла бы завершиться на полгода раньше. Мятежная Польша никоим образом не походила на вальяжную Турцию, война здесь была совершенно иная… Несколько позже Денис Васильевич написал:
«Упоенный удачами своими в Турции, Дибич уже ехал в Польшу в полной уверенности на победу при первом своем появлении. Произошло однако то, чего должно было ожидать. Одержанные им успехи в Турции вознесли самонадеянность его за пределы благоразумия, а первый отпор в Польше и многосложность неблагоприятных обстоятельств, вдруг воспрянувших и им вовсе непредвиденных, окончательно поколебали эту самонадеянность и совершенно убили в нем присутствие духа, без которого даже сдачу в вист разыграть затруднительно. Таков был Дибич! Долго успехи сопутствовали ему во всех предприятиях, но чем окончились все усилия его к достижению сферы, не соответствовавшей его дарованиям? Получив начальство над армиею в Польше, что почиталось его совместниками за верх благополучия, он возвысился над толпой, насколько веревка возвышает висельника. Под влиянием этих мыслей и подозрения, невольно запавшего в душу каждого солдата, что главнокомандующий подкуплен врагами, я написал следующую песню, имевшую некоторый современный успех:
Голодный песОх, как храбритсяНемецкий фон,Как горячитсяНаш хер-барон.Ну вот и драка,Вот лавров воз!Хватай, собака,Голодный пес!……………Лях из ВаршавыНам кажит шиш,Что ж ты, шаршавый,Под лавкой спишь?Задай, лаяка,Варшаве чос!Хватай, собака,Голодный пес!
Вот тот, кому Россия обязана семимесячной отсрочкой в покорении Царства Польского, отсрочкою в глазах ее порицателей столь предосудительной государству, употребившему не более времени, чтобы победить самого Наполеона и его европейскую армаду; но повторяю, корень зла скрывается не в русском войске, а в личности самого Дибича»[506].
Мы добавим, что кроме Дибича был еще и цесаревич Константин, о роли которого нами уже кое-что сказано; но не станем разбирать все перипетии той войны, а обратимся непосредственно к нашему герою и к тем событиям, в которых он принимал непосредственное участие…
Лишь только до Москвы дотянуло запах «жженого пороха» — был опубликован манифест «об измене, мятеже и дерзости поляков», Давыдов отправил письмо своему бывшему однополчанину Александру Ивановичу Чернышёву, теперь уже — исполняющему обязанности военного министра, новоиспеченному графу и генералу от кавалерии:
«В Польше возникли беспокойства; полагать должно, что загремит скоро там оружие; если этому быть должно, то осмеливаюсь покорнейше просить ваше сиятельство повергнуть к стопам государя императора желание мое служить в действующей армии. Воля его священная употребить меня как, куда и чем его величеству угодно будет, — только за долг поставляю не скрыть от вашего сиятельства, что хорошо зная себя, я уверен, что полезнее буду в командовании „летучим“ отрядом, по чину моему составленным, чем в рядах, без собственных вдохновений и с окованным духом предприятий»[507].
Помните рассуждения литературного критика о «реакционно-националистических настроениях» Давыдова? В данном письме такие настроения абсолютно не просматриваются, никакого «бей ляхов — спасай Россию!». Денис, как человек военный, готов воевать именно за интересы своего Отечества, и не более того. Ему, как верноподданному, глубоко чужд бунт польской шляхты, ему претят вероломные убийства, да и сами поляки, не столь еще давно воевавшие под знаменами Наполеона (практически все старшие командиры мятежников прошли боевую школу в корпусе Понятовского, побывав в России), не вызывают у него особых симпатий. Да и не только у него…
В войсках же ходил слух, что когда Денис Васильевич попросился в действующую армию и граф Чернышёв передал эту просьбу Николаю I, то «государь император спросил Дибича — желает ли он его иметь, и получил в ответ, что ему приятно будет иметь в своей армии такого генерала»[508].
Перед отъездом Денис написал злую и грубую эпиграмму, вызвавшую в обществе у одних восторг, а у других негодование:
Поляки, с Русскими вы не вступайте в схватку:Мы вас глотнем в Литве, а в…м в Камчатку[509].
Никакого сравнения с эпиграммой «Генералам, танцующим на бале…»!
Сразу после пушкинского «девишника» Давыдов отправился в путь — через Калугу, Смоленск, Минск, Брест-Литовск и Седлец; дорога до местечка Шеницы, где стояла Главная квартира графа Дибича, заняла менее месяца:
«12-го марта граф Тиман и я прибыли в Главную квартиру, но Граббе нас опередил сутками. Все подняли меня на руки, прежде нежели я был допущен до высших вождей; генерал-квартирмейстер Нейдгард принял меня по-дружески. На другой день мы с Тиманом представлялись фельдмаршалу, который, приняв нас в кабинете, очень обласкал меня и, говоря со мной, беспрестанно повторял: „Денис Васильевич!“ Он звал меня обедать и, посадив возле себя, говорил много, шутил и подливал мне и себе много вина, расспрашивал об Алексее Петровиче Ермолове, с которым он так благородно поступил в Грузии{162}. Отведя меня в сторону, он прибавил: „Я для вас готовлю хорошее место и команду, подождите немного, завтра приедет граф Толь, мы с ним об этом потолкуем“. На другой день, по приезде Толя, я поспешил к нему. Он, увидав меня, бросился ко мне и обнял со следующими словами: „Здравствуй, любезный и милый Денис, жду тебя сто лет, послужим вместе, найду тебе дело и славное“. В тот же день за обедом фельдмаршала, возле которого он сидел, Толь, пожав мне руку, сказал ему: „Ваше сиятельство, надо дать ему славное место, это давнишний мой друг и приятель с самого 1812 года“. — „Да, да, непременно, — отвечал фельдмаршал, — я вас только дожидался“»[510].
Можно представить всю эту картину: трое немолодых мужчин, в высоких уже чинах. Давыдову, самому младшему по чину, как мы помним, 46 лет; Дибич, по чину самый старший, — на год его моложе; генералу от инфантерии Карлу Федоровичу Толю, недавно возведенному в графское достоинство и награжденному орденом Святого Георгия II класса, — почти 54… Сейчас ими забыты все взаимные обиды и претензии. В памяти совершенно иное: когда-то, совсем, как кажется, недавно — но уже почти 20 лет тому назад, они были теми «молодыми генералами своих судеб», о которых слагали и будут слагать стихи, которые стали символами самого, как кажется, прекрасного и романтичного времени истории государства Российского. Дибич получил генеральские эполеты в 27 лет, имея к тому времени уже два Георгиевских креста, Денис стал генералом в 29; «припозднился» лишь барон Толь, который был штабистом и считался «самым образованным офицером в Главном штабе» — он стал генералом в 35 лет, хотя имел не только «четвертый Георгий», но и, чуть ли не единственным из всех полковников, «генеральский» орден Святой Анны 1-й степени — со звездой и лентой… Их жизни были недолги, и это опять-таки, очень точно, про них: «В одной невероятной скачке вы прожили свой краткий век…»{163} Для каждого из них Польская война стала последней боевой кампанией…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});