— Извините, сэр, он собирался прыгнуть на вас.
— Очень признателен. Но всё равно утром пошлю тебе счет за стирку.
Констебль улыбнулся. Внезапно его лицо исказилось от боли, он схватился за голову, потом поднял дубинку и заорал:
— Не виновен! Тичборна засудили! Ты, подонок!
Затем он обрушил дубинку на голову Траунса. Детектив отпрыгнул назад, избегая удара, споткнулся о труп, упал, перекатился, опять вскочил на ноги и бросил дубинку в Лэмпуика. Она ударила констебля аккурат промеж глаз — тот упал на землю и замер, потеряв сознание.
— Прости, сынок!
Тем временем Честен подобрал вторую дубинку и, скользя под руками трупов, лупил своих соперников обеими по коленям. Те падали, а пять констеблей, которые шли следом, доканчивали дело, сплющивая черепа. Бой теперь напоминал размеренную рутину: увернулся — наклонился — хрясть! хрясть! — готов.
— Зимние жасмины, — объявил Честен. — Очень веселые.
Увернулся — наклонился — хрясть! хрясть! — добил.
— Возможно, глициния. И плющ для ограды.
Астральное тело Чарльза Альтамона Дойла проплыло сквозь смог и смешалось с людьми командора Кришнамурти. Некоторые замахали на него дубинками, на что он не обратил внимания, зато другие, похоже, услышали голос, наполнявший то малое и разреженное вещество, которым он обладал.
— Восстаньте! — кричал голос. — Обратитесь против ваших угнетателей!
Они схватились руками за голову, вздрогнули и обрушились на своих товарищей. Началось сражение. Другая часть Дойла находилась на пересечении Стрэнда, Олдвича и Ланкастер-плейс, прямо у моста Ватерлоо. Несмотря на яму в щеке, которую оставил удар дубинки, он всё еще двигался и был голоден. Он не мог сопротивляться жажде — жажде чужой жизни!
На него бросился полисмен и ударил по лбу. Дойл быстро сдвинулся в сторону, и удар пришелся в плечо. Он ничего не почувствовал, хотя услышал треск сломанной ключицы. Тогда он одной рукой перехватил запястье, а другой ударил его в локоть, который сломался с неприятным треском. Полицейский заорал от боли. Дойл отпустил руку, вцепился пальцами в его шею и начал давить. Крик прекратился.
— Отдайте мне вашу жизнь, — простонал Дойл. — Пожалуйста!
Услыхав звуки боя на краю Трафальгарской площади, Кришнамурти приказал своим людям наступать. Небольшие отряды полиции на севере и на юге Стрэнда тоже услышали, что сражение усиливается, и нырнули в туман. Дубинке Кришнамурти пришлось лишить сознания уже пятого констебля. Привидения кишели повсюду; командор чувствовал, как они пытаются внедриться в его сознание и подчинить своей воле. Головная боль стала почти нестерпимой.
— Выполняй свой долг, старина, — посоветовал он самому себе, — наплюй на этих чертовых призраков!
Кришнамурти постоянно терял людей, но пока под его командой всё еще оставалась немалая сила, и он направил ее в конец Ланкастер-плейс. Теперь из смога стали появляться «развратники» со шпагами. Они успели убить пятерых полицейских, прежде чем командор сообразил, что ни один револьвер не работает и что единственный способ избавляться от ходячих мертвецов — это разбивать им головы.
Командир Летного взвода забыл о своей головной боли и начал мстить за Миллигана. Его отряд пробивался всё дальше. В самой гуще кровавой резни он заметил Траунса, который дико крушил всё вокруг, и Честена: тот тщательно разбивал монстрам ноги. Кришнамурти сообразил, что все три группы полицейских наконец встретились, как и планировалось. Однако, в отличие от Честена с Траунсом, он не знал, что сигнал к началу боя был подан по ошибке, и полицейские вошли на Стрэнд значительно раньше условленного срока. Только сейчас, когда отряды полиции соединились, он понял, что всё пошло совсем не так, как ожидалось: здесь должен был быть Суинберн, а полиция должна была контролировать положение и раздавить оппозицию. Ничего из этого не вышло.
— Держись! — выдохнул он. — И надейся, что поэт вот-вот появится! — Накинувшись на очередного «развратника», он прошептал: — Вот же чертов поэт!
Мимо прошел Честен, размахивая дубинкой. Кришнамурти отчетливо расслышал слова своего начальника:
— Петунии.
— Вы сказали Тичборн, сэр? — спросил он.
— Нет, командор. С вами всё в порядке?
— Да, сэр.
— Отправляйте их в ад!
Кришнамурти кивнул и вздрогнул. Голова взорвалась от боли.
— Извините меня, — раздался изысканный голос. Командор обернулся: рядом с ним стоял «развратник». — Дружище, ты случайно не знаешь, как это делается?
Командор отступил назад.
— Что?
«Развратник», умерший, судя по виду, не так давно, сказал:
— Дело в том, что у тебя есть жизнь, а у меня, к сожалению, нет. Значит, к еще большему сожалению, я должен забрать твою. И я никак не могу понять: где мне искать ее после того, как я проткну тебя вот этим? — Он показал Кришнамурти рапиру. — Ты можешь посоветовать что-нибудь?
Командир летного взвода уставился на кончик рапиры, находившийся в трех дюймах[171] от его лица.
Бум!.. Внезапно голова «развратника» отлетела в сторону, рапира выпала из его рук, тело сложилось.
— Черт побери, здесь не дискуссионный клуб, командор! — проворчал Траунс, вставая на лежащий ничком труп. Потом он снова нырнул в туман, выкрикивая приказы и ободряя своих людей. Кришнамурти смотрел, как он идет.
— Высокомерный ублюдок! — пробормотал он.
Увернулся — наклонился — хрясть! хрясть!.. — ничего. Честен выпрямился и осмотрелся. На его пятерку, крушившую черепа лежавших вокруг «развратников», напала большая группа новых. Констебли сражались за свою жизнь.
— Не слишком-то спортивно, — пожаловался труп у его ног, — ударить меня по коленям! И как я теперь буду ходить?
Честен, не обращая внимания на вопрос, шагнул к своим людям и почувствовал, как рука «развратника» схватила его за щиколотку. Он покачнулся и упал.
— Я требую извинений! — сказал «развратник». Детектив сел, изогнулся и с силой ударил кадавра по голове.
— Ого! Ничего себе! И это вы называете извинениями?
Оружие вновь опустилось на голову трупа с еще большей силой.
— Вам лучше уйти, — запинаясь, сказал «развратник». — А я немного полежу, отдохну.
Третий удар разнес его голову на куски, и он замер.
— Фиолетовый ракитник, — сказал Честен. — Очень выносливый. Растет повсюду.
Он вскочил на ноги. Из тумана появилась рука, обвилась вокруг его шеи и дернула назад; вторая вырвала из рук дубинку и забросила ее в туман. Он почувствовал, как в левое плечо впились зубы, и попытался закричать от боли, но рука трупа слишком сильно сдавила горло. Он попытался вырваться — бесполезно. Перед глазами всё плыло, в ушах звенели колокольчики. Из последних сил Честен бросился на землю. Не ожидавший этого противник отпустил его, полицейский перекатился на спину и вдохнул грязного воздуха. Нога с силой опустилась на его руку и раздробила пальцы. Он закричал, а труп уже молотил его по груди, коленям, плечам. Потом руки железной хваткой сжали ему горло. Звон в ушах усилился, и все-таки даже сквозь эту какофонию он услышал приближающийся мерный грохот. Земля под спиной задрожала. Сквозь красный туман, заволокший глаза, Честен посмотрел вверх и увидел своего врага, бородатого человека с дырой в щеке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});