тревожные сигналы горна.
Варка взмахнул руками, ловя ритм, и оказалось, что все эти трубы и горны послушны ему. Он может, он должен управлять ими. Громче, быстрей, тревожней. Вперед, на врага. Вперед и только вперед! А теперь… теперь барабаны. Барабаны ахнули так, что башня дрогнула до самого основания.
– Осторожней! – рявкнул над ухом крайн. – Город спалишь!
– Чего?! – заорал в ответ Варка. Барабаны были нужны ему, чтобы небесная конница неслась еще быстрее, не останавливалась, не уставала. Белая молния снова сорвалась с туч и пала на Бренну с трескучей дробью, с долгим тяжелым грохотом.
Крайн стиснул его плечо:
– Правильно. Все правильно. Только гроза нам ни к чему.
– Так это что, я?
– Ты, ты. Продолжай. Только осторожней.
* * *
Вечер был бы даже приятным, ясным и в меру прохладным, если бы не комары, собравшиеся со всей округи, полной болотин и сырых лугов, чтобы подкормиться за счет людей и лошадей князя Сенежского. Поэтому Аскольд Сенежский, старший сын и ближайший наследник князя Филиппа Сенежского, не стал любоваться стенами и башнями Бренны на фоне золотистого заката, а поспешил скрыться в палатке и завалился на походную койку, приказав поплотнее задернуть защитные сетки. Кабы не отец с его страстью к извилистым политическим ходам, уже два дня они могли бы спать в удобных постелях и есть что-нибудь получше, чем пропахшую дымом размазню из походных кухонь.
Взять Бренну с наскока ничего не стоило. Но старому хрычу понадобились эти глупейшие переговоры. «Мы не захватчики, – внушал он своему сыну, – мы всего лишь защищаем народ Пригорья от посягательств известного своей жестокостью барона Сильвестра. Люди, оставленные крайнами без всякой помощи, должны сами стремиться под нашу сильную руку. Пойми, добровольное присоединение куда удобнее прямого захвата. И обойдется дешевле. Конечно, тебе не удастся поразвлечься, как ты любишь. Все выйдет тихо и скучно. Но что делать. Нужно чем-то жертвовать для блага государства».
Обычно забота о благе государства оборачивалась очередной выгодной сделкой для князя Филиппа. Княжич Аскольд относился к таким вещам с пониманием. Пригорье – лакомый кусок. Владеть Пригорьем, не разоренным войной, намного выгодней. Ради этого можно пойти на жертвы, например, второй день валяться в жесткой постели, слушая комариный звон и урчание в желудке. Хорошо хоть, дождя нет и, судя по ясному закату, ночью не будет. Аскольд Сенежский ненавидел ночевки в мокрых палатках. Довольно натерпелся три года назад, в Поречье.
Проснулся он оттого, что на голову сплошным потоком льется ледяная вода. Дождь был таким сильным, что полотно палатки не выдержало веса скопившейся влаги. Тут же, ведомый чутьем опытного воина, он скатился с койки, сжимая палаш. На освободившееся место немедленно рухнул главный опорный столб, увлекая за собой груду мокрого полотна. Отсыревшая ткань облепила княжича со всех сторон, стоял он по щиколотку в воде, а снаружи доносились вой, рев, дикое ржание испуганных лошадей и отчаянная ругань.
От проклятой тряпки он избавился, тремя ударами прорубив себе дорогу на волю. Но лучше не стало. Полный мрак, ветер, тяжелый и упругий как мокрое полотно, и вода, вода повсюду, сверху и снизу, как будто Гусиный луг внезапно погрузился на дно моря.
В глаза вонзилась яркая вспышка. В небе над Бренной встал белый столб молнии. На миг из темноты вырвались хлопающие на ветру полотнища сорванных палаток, вздыбленные обезумевшие кони, десяток солдат, пытавшихся бежать в этом хаосе из палок, веревок и взбесившихся лошадей.
– Княжич! – заорал над ухом сотский, с вечера посланный проверить на всякий случай брод у Овсяниц. – Уходить надо!
– Дождика испугался?
– Тот берег ниже Бренны подмыло, в реку рухнул кусок саженей сорок, а там дубы в три обхвата, у Овсяницкого брода все застряло на перекате, потом из-под Бренны мусора нанесло. Реку как есть заперло. Вода уже поверх моста идет.
Аскольд тут же представил себе обширный, ровный как стол Гусиный луг, который неизменно заливало обычным весенним паводком, и приказал трубить отступление. Может, его и протрубили, но это мало что меняло. Коня своего княжич отыскать не смог, так что бежать по колено, а потом и по пояс в воде прочь от Тихвицы, к лесистым Блошиным пригоркам пришлось на своих двоих.
Глава 15
Холодным северным ветром тучу уносило от города, волокло прочь, в законные владения князя Сенежского. Рассветало. Дождь еще шел, но обычный, мелкий и нудный. Вода плескалась под самыми стенами. Хибарки у реки снесло бесследно. Каменный мост устоял, хотя едва просматривался под мутной водой.
Гусиного луга не было. Водяная гладь, изрытая утихавшим ветром, тянулась насколько позволял видеть дождь. В облаке грязной пены медленно кружились сломанные ветки, пучки травы, гнилые бревна, доски с торчащими гвоздями и дохлые крысы. Над новоявленным озером с воплями носились чернохвостые речные чайки.
– Ну и что? – спросил смертельно уставший Варка. – Вода спадет, и они вернутся. Этот князь Филипп, по-моему, настырный. Так просто не успокоится. Снова здесь полезет или в другом месте попробует.
– Ты, безусловно, прав, – заметил крайн, тоже выглядевший будто с похмелья, – поэтому займемся дипломатией.
Знакомым призывным движением он вытянул правую руку, и на нее сейчас же спустилась взъерошенная белая чайка. Черные кончики крыльев, красные лапки, хитрый черный глаз. Воняло от нее, правда, премерзко, тухлой рыбой и стоялым болотом. Крайн взял ее в руки, нежно подышал на головку. Чайка встопорщила перья, черный глаз затянулся пленкой. Крайн вытащил из-за пазухи маленькую коробочку из серебряной фольги, прикрепил к лапке, прошептал что-то, зарывшись лицом в светлые перья, и подбросил птицу в воздух. Варка проводил ее взглядом – яркое пятнышко на фоне свинцовой тучи, быстро удалявшееся на запад.
– Вот и все. Остальное вы должны были сделать сегодня в ратуше.
– Ой, – сказал Варка, ежась от холода в насквозь мокрой одежде, – мне надо вернуться. Илку, может, спасать придется.
Рубаха прилипла к телу, штаны давили как вериги, с волос текло. Босые ноги мерзли. Плащ и шикарные сапоги остались в кабинете городского старшины.
Крайн посмотрел на него, дрожащего, на его лицо, облепленное серыми от влаги волосами, перевел взгляд на трясущуюся Жданку. Все кудряшки распрямились, на посиневшем носу капля, губы пляшут от холода. Скривился, снял камзол, набросил ей на плечи. Камзол был тоже насквозь мокрый, но все же защищал от ветра. Варка поспешно отвел глаза. Влажный шелк рубашки плотно обтянул кривые кости, жалкие остатки крыльев.
– Илку от кого спасать будем? – зарывшись в камзол до самого носа, пискнула Жданка.
– Да так… Город-то мы отстояли, а кто сейчас в городе – не знаем.