Читать интересную книгу Гибель Византии - Гюг ле Ру

С этого дня для Михаила началась новая жизнь; он жил в обширных покоях, у него появилось множество слуг, то и дело ему приносили подарки из дворца. Всего у него было вдоволь, даже деньги были; но откуда все это появляется и за какие заслуги, это было ему неясно. Он смутно понимал, что все это идет от императрицы. На службу он не ходил; его начальник сказал ему, что чиновников у него достаточно и пока ему делать нечего. Среди этой привольной жизни его смущала только мысль об Анастасо — где она и как бы ее повидать? В его новом положении, ему немыслимо было идти в трактир; это могло так его опорочить, что его перестали бы принимать во дворце и лишили бы чина. Послать за ней кого-нибудь из слуг — это рисковать тем, что слуга наткнется на Александра, проговорится, и тогда что? Нет. Нельзя жертвовать из-за женщины своею репутацией, своим добрым именем.

Прошла неделя после переезда Михаила в новый дом. Однажды вечером пришел к нему служитель и шепотом объявил, что в дверь стучится какая-то женщина.

— Если она спросит меня, введи ее сюда, — распорядился Михаил.

Через несколько минут на пороге стояла Анастасо.

— Как я рад тебе! — сказал он. — Но отчего ты дрожишь?

— Как мне не дрожать? Я обманула отца, я сказала, что мне необходимо навестить больную тетку; он дал мне провожатого, я с трудом отделалась от него. А потом идти одной по улицам… как неприлично и как страшно! Тут недалеко, у церкви св. Ирины, на меня напала собака; она чуть было не покусала меня, такая злая.

— Садись, милая Анастасо, я так желал тебя видеть…

— Отчего же ты не приходишь? Я ждала тебя…

— Невозможно, неприлично мне ходить в трактир, я протоспафарий и асикрит.

— Да, дочь трактирщика — презренное создание, я забыла. Ты, должно быть, во дворец теперь ходишь?

— Хожу.

— Ты видел царицу?

— Видел.

— Говорят, она красива.

— Очень моложава, удивительно моложава! Ей говорят, за сорок лет, а поглядеть на нее, более тридцати не дашь. Но она далеко не так красива, как ты, моя любимая!

— Полно, Михаил, я проплакала свою красоту. Я плачу целый день. Отец бьет меня…

— Как же он смеет? — закричал Михаил.

— Смеет, потому что отец. Сегодня опять приходил Петр Иканат. Руфини хочет увезти меня в свою страну, в Италию. Он предлагает за меня большую сумму.

— А сколько?

— Сколько — не знаю, но отец говорит, что если я соглашусь, он может закрыть трактир и жить припеваючи. А если я не соглашусь, он грозит убить меня, и он сделает это, — ты знаешь, какой он.

— Положим, он этого не сделает: за убийство закон карает очень строго.

— Да кто же узнает, что не стало Анастасо, дочери трактирщика Александра? Никто этого не заметит. Во всяком случае, я не пойду к Руфини, он мне противен, я люблю тебя, Михаил.

— Успокойся, Анастасо, с тобой не случится ничего дурного. За это ручается тебе протоспафарий Михаил. Подойди ко мне ближе, дай мне налюбоваться на тебя.

Михаилу было жаль Анастасо и он долго сидел молча, обдумывая, как бы помочь ей.

— Я все устрою, я найду средство усмирить твоего отца.

— Вот что, — сказала вдруг Анастасо, — я не уйду от тебя, я останусь здесь?

— Что?

— Я останусь у тебя навсегда. Разве мы не обручены?

— Нет, при обручении пишется контракт.

— Зато между нами связь, которая крепче всяких контрактов.

— Положим, но связь эту не признает закон.

— Какое мне дело до закона? Я люблю тебя и буду жить с тобой.

— Это невозможно, милая Анастасо. Подумай, что скажут про тебя?

— Мне все равно, только бы не терпеть побоев от отца и не видеть Петра Иканата.

— Ты его больше не увидишь. Я поговорю с братом и он как-нибудь его устранит, казнит или, по крайней мере, сошлет. А ты пойди домой и скажи сейчас же отцу, что ты на все согласна. Гнев его пройдет, он будет ласкать тебя, а не бить; тем временем Иканат исчезнет, Руфини уедет в свою Геную, и ты будешь жить по-прежнему.

Девушка ушла несколько успокоенная. Действительно, все устроилось, как говорил Михаил. На другой же день он сходил к Иоанну, сообщил ему, что в городе живет такой мерзавец, который терпим быть не может. Иоанна все боялись и все слушались, так как знали, что император души в нем не чает и ничего не делает, не посоветовавшись с ним. Евнух позвал эпарха — градоначальника и приказал ему именем царя выслать Петра Иканата. На другой же день после свидания Анастасо с Михаилом, Петра посадили на корабль и отправили на остров Халки под Константинополем, где он мог жить на свободе, но без права приезжать в столицу. Руфини внушили, чтобы он занимался торговлей, а не грязными делами, и так как он и без того собирался уехать, то оставил свои виды на Анастасо.

Молодая девушка не появлялась больше у Михаила; по крайней мере, прошел месяц, как он не видел ее. С Михаилом случилось такое неожиданное событие, что он не мог теперь думать о ничтожной девчонке. Казалось бы, бездна разделяет императрицу и его. Краска стыда разливалась по его щекам, когда он вспоминал о свидании. У него и в помыслах не было ничего подобного, да разве он мог подумать о таком? Правда, брат и раньше делал намеки, но он принимал их за неуместные шутки. Чем же он виноват? Она соблазнила его, а не он ее. Все-таки, стыдно; хотя, конечно, лестно, а правда, что она удивительно сохранилась. А ну, как узнает император, вырвут ему ноздри, сошлют его, ослепят? Брат Иоанн говорит: самодержец будто бы совсем не интересуется своею супругой, ему дела нет до того, что творится в гинекее. Ничего не подозревая, он осыпает Михаила своими милостями: так что теперь он один из важнейших сановников, — протопроедр[12]. Ему отдано казенное имение, приносящее 300 золотых дохода. Все это не может не радовать Михаила, еще так недавно нуждавшегося в куске хлеба.

Его сны начинают сбываться. Прежде его не пустили бы во дворец, еще месяц назад, когда он был только протоспафарием и асикритом, придворные относились к нему высокомерно, на него смотрели как на выскочку, случайно получившего чин. Теперь ему почтительно кланялись, когда во время придворных церемоний он шел занять свое место у самого трона. Ежедневно получал он письма, где в самых льстивых выражениях прославляли его ум, доброту и прочие добродетели, и просили устроить кому-нибудь местечко потеплее. И, действительно, он пристроил немало чиновников. Не забыл он и своего друга Пселла; он просил за него протосикрита, в приказе которого тот служил, и Пселла сделали старшим делопроизводителем, деканом, что было значительным повышением, так как Пселлу было всего 17 лет. Но отказать ему нельзя было ни в чем. Он стал до такой степени, нежен к Михаилу, выказывал ему такую искреннюю привязанность, что нельзя было не дорожить таким человеком. Прежде он кичился своим образованием, приводил цитаты из Платона, Аристотеля, Гомера, и когда Михаил не понимал смысла этих мудреных изречений, смеялся над его невежеством. Теперь же он стал смотреть на дело иначе. «Дело не в образовании, — говорил он, — а в природном уме; никакое образование не может заменить ума, если его нет от рождения. Разве апостолы были образованные люди? Разве это не были простые рыбаки? Тем не менее, они обратили весь мир в христианство. Чтобы управлять государством, вовсе не нужно быть образованным, надо только иметь прирожденный ум и чувство справедливости, а в этом последнем отношении никто не может сравниться с Михаилом». Такие речи очень утешали юного сановника, потому что иногда ему казалось, что он не годится на важные посты, раз он не знает даже законов. Но образованнейший Пселл не разделяет его сомнений; не разделяет их, по-видимому, и император Роман.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});