Господин Завирайло-Охлобан не признался бы в этом ни единой живой душе, но он даже шаманил ночами, надеясь приманить к себе какую-нибудь книжонку. И будь она даже самой плохонькой, уж он-то сумел бы создать ей ажиотаж, ведь он, как-никак, владелец писарни, у него есть возможности.
Но книги к нему почему-то никак не шли.
Маша очнулась над очередной стопкой рукописей и просмотрела названия. «В гостях у каннибала», «Пропавшее наследство», «Украденный бриллиант».
Девушка быстро пробежала их глазами и поморщилась от отвращения. Опять одно и то же! Рукописи – словно копии своих предшественников, отличаются лишь несколько деталей.
Повинуясь внезапному порыву, Маша схватила все три пачки листов и бросила их в камин. Хватит! Если она и понесет в писарню какие-то истории, то не такие!
Хроники с обреченностью смирившегося с несправедливостью жизни наблюдал за тем, как очередная группа хамоватых детективов и вульгарных эротических романов, жеманно называвших себя дамскими, рванула к двери, снося на своем пути стоявшие в очереди книги.
Но в этот раз что-то пошло не так. Несколько дамских романов уже ввалились в дверь, как вдруг сразу несколько детективов резко затормозили и рванули назад, создавая в проходе самую настоящую кучу-малу.
В образовавшейся сумятице некоторое время ожесточенно толкались друг с другом недавние союзники, рвущиеся вперед дамские романы и сдающие назад детективы. В итоге пробка рассосалась.
А некоторое время спустя по очереди разнеслось ошеломляющее известие: детективы сдали назад, потому что автор, которого они атакуют, начал их сжигать!
Услышав это, Хроники немедленно преисполнился благодарности и уважения к неизвестному автору.
– Мариана, я уже две недели от тебя ничего не видел, – обвиняюще заявил господин Завирайло-Охлобан, когда девушка зашла за положенными ей роялти.
Маша пожала плечами:
– Не приманивается.
– Жаль, – протянул владелец писарни, – Эти твои преступные истории очень хорошо покупаются. Как напишется новая – приноси.
– Обязательно, – соврала Маша.
На щедрые роялти, что приносил ему барон во Хамм, Станька снял роскошные меблированные нумера в самом респектабельном отеле города. Он стал одеваться в лучших ателье, питаться в дорогих тавернах и разъезжать в модных каретах. И хотя, на его взгляд, прыщей у него не убавилось, видимо, он все-таки изменился внешне, и в лучшую сторону – иначе чем объяснить то, что на Станьку стали обращать внимание молодые девушки?
Бывшему гувернеру очень нравилась его новая жизнь. Станька надеялся, что с ней никогда не придется расставаться, а потому хотел лишь одного – чтобы эти непристойные книги, приносящие королевские роялти, продолжали к нему являться.
О том, что когда-то он испытывал сожаление, не находя после писарных приступов на своем столе увлекательные детективные истории про гениального сыскаря, Станька почти забыл.
Жена лекаря-амуролога дождалась, когда тот отлучится в уборную, и прокралась к столу в его кабинете. Все, хватит, так больше продолжаться не может! Уже несколько месяцев ее муж только и делает, что пишет словно одержимый. Она устала надеяться, что Лексан Паныч со дня на день отнесет свою историю в писарню господина Завирайло-Охлобану, и сотни угольных копий разойдутся по городу, а ее соседки будут с уважением провожать ее взглядами и шептаться меж собой с тайной завистью: «Жена сочинителя».
Собрав все исписанные листы, что были на столе, жена Лексана Паныча бросила их в горящий камин и с удовольствием наблюдала за тем, как огонь жадно поедает бумагу.
Может, хоть теперь ее супруг вернется в лекарню принимать пациентов, и в доме снова появятся деньги.
Довольная содеянным, жена бывшего алкоголика, несостоявшегося сочинителя и, вероятно, вскоре снова практикующего лекаря-амуролога вышла из кабинета мужа.
Давно зреющее возмущение беспардонной наглостью тех книг, что перли без очереди, назрело и прорвалось. Последней каплей послужил очередной прорыв нескольких боевиков и дамских романов.
– Твари мы дрожащие или право имеем? – возопил кто-то из классиков, и это словно послужило сигналом. Воспитанные, благопристойные, уважающие себя книги вмиг позабыли о своих манерах и, словно обезумевшие, разом рванули к двери.
Мощный поток сметал на своем пути все жанры и все виды, уносил и тех, кто давно присмотрел себе автора, и тех, кто его еще не нашел, и без сожаления давил сопротивляющихся и нерасторопных.
Хроники быстро сообразил, что он должен сделать, чтобы выжить, – отдаться на власть потока. Его подхватило, закрутило и понесло, стремительно и неконтролируемо – никакой возможности выбраться.
Хроники несло вперед, к заветной двери, и он молился лишь о том, чтобы его не выкинуло в реальность слишком резко, иначе он рискует просто не успеть вселиться в своего автора.
Значительно разросшаяся писарня работала практически самостоятельно, как хорошо отлаженный организм, и впервые за долгое время у господин Завирайло-Охлобана появилось время почитать. Он вытащил наугад несколько рукописей, сваленных в тележку для продаж, и уселся в своем кабинете.
«Завоеватели звездных цитаделей» ему понравились, «Облава на цыплят» показалась приличной, но когда очередь дошла до «Проступка и возмездия», господин Завирайло-Охлобан потребовал к себе секретаря, а мгновение спустя трудящиеся в поте лица копировщики услышали возмущенный вопль владельца писарни:
– Мы и это копируем?
– Да, – едва слышно прошептал секретарь.
– И что – это покупают?
– Покупают. Правда, не так хорошо, как другое.
– Раз не так, то и нечего на него ресурсы тратить!
– Но…
– Что – но? – нетерпеливо спросил господин Завирайло-Охлобан.
– Это же классика, – неуверенно отозвался секретарь. – Это же – о вечном…
– О вечном! – фыркнул владелец писарни. – Я не на вечном деньги делаю. – Бросил секретарю рукопись «Проступка и возмездия» и приказал: – Больше не копировать!
Придя в себя после очередного писарного приступа, Маша обреченно взглянула на рукопись. «Мануэло» – гласило название. Неужели – опять неотличимая от дюжины других преступная история? Неужели опять – жечь?
Нет, на этот раз все оказалось иначе. Маша с увлечением прочитала о девушке-цыганке с удивительным голосом, выступавшей в лучших музыкальных салонах, и о непростой истории ее любви. Удовлетворенно улыбнулась и понесла рукопись в писарню.
Господин Завирайло-Охлобан удивил ее тем, что на этот раз взялся рукопись читать.
– А то приносят тут всякую муть, – пояснил он, поймав недоуменный взгляд девушки. – Приходится проверять.
Дочитав, сморщил свой солидный нос и недовольно спросил:
– А что, преступных историй нет?
– Нет, – твердо ответила Маша.
– Ну, ладно, сойдет, – дал добро владелец писарни, и девушка с облегчением вздохнула: впервые после истории про ожившего мертвеца ей не будет стыдно за то, что копируется под ее именем.
То, чего Хроники боялся больше всего, случилось – поток книг несся с такой скоростью и силой, что увлеченного им Хроники приложило о косяк двери между мирами, и он на миг потерял сознание.
А когда очнулся, обнаружил, что он уже в реальности.
И не в своем единственном, предназначенном ему судьбой авторе, а в безграмотном золотаре, словарный запас которого едва ли достигал сотни слов, половина из которых – нецензурные.
Грандиозные события великих империй, высокие башни неприступных крепостей, бесчисленные штандарты огромных армий, сложные интриги и зловещие козни, яркие подвиги и подлые предательства погибали, не получив ни малейшего шанса попасть на бумагу.