Читать интересную книгу Воспоминания - Ю. Бахрушин

Лично я чрезвычайно остро переживал невозможность присутствовать на базаре. Это чувство усугублялось еще и тем, что в то время я уже был почти здоров после полуторамесячного лежания в постели. Помню, как в день открытия базара к нам на дачу приехал Вл. Ф. Джунковский. Он долго сидел у меня, занимая меня всякими смешными рассказами, потом они вместе с матерью и отцом уехали на базар. Успех вечера превзошел все ожидания и дал возможность построить и открыть в Малаховке гимназию, существующую до сих пор как школа десятилетка.

Вспоминается мне и еще одно происшествие из нашей малаховской жизни. Вскоре после моего выздоровления я как-то предпринял длительную прогулку и забрал куда-то далеко, за Быково. Проходя через какую-то деревню, я был удивлен царившим в ней оживлением. Улицы были явно приведены в порядок, избы украшены березками и национальными флагами, крестьяне были одеты во все праздничное, и среди них разгуливали волостные старшины в франтоватых поддевках, украшенных должностными цепями с бляхами и медалями. Явно кого-то ждали, но кого, я не спросил. Миновав эту деревню и уже подходя к другой, я заметил двигающийся по направлению ко мне автомобиль, за которым скакал эскорт конных стражников. К моему удивлению, я увидел на переднем месте, рядом с шофером Вл. Ф. Джунковского, а сзади него в самом автомобиле сидело еще два человека в форменных фуражках и в белых кителях гражданского ведомства. Холеная иссиня-черная борода и острый взгляд одного из них обратил на него мое внимание. Достигнув следующей деревни, столь же разукрашенной, я спросил, кто был тот «высокий гость», которого только что принимали. Мне сообщили, что это был председатель Совета Министров Столыпин, который посетил первых хуторян московской губернии. Именно здесь воплощалась мечта Столыпина о создании российского «фермерства», призванного стать мощным оплотом правительства. Крестьяне, отходившие на отруба 3* , были в своем большинстве кулаки или люди, мечтавшие стать ими.

В те годы столыпинская реакция была в разгаре. Русский капитализм, давно забыв о своих первоначальных патриотических идеалах, о подъеме русской промышленности во славу отечества, уже преследовал чисто эгоистические цели скорейшего обогащения для удовлетворения своих прихотей и причуд. О минувшей революции 1905 года старались не вспоминать и жили лозунгом Людовика XV: после меня хоть потоп.

1* Таланту (фр.).

2* Пандус — наклонная пологая плоскость вместо лестницы.

3* Отруб — обособленный участок земли, выделявшийся из владений села в собственность отдельных крестьян.

Глава четырнадцатая

Наступили предвоенные годы. В России бушевала столыпинская реакция*. В промышленности плодились тресты, акционерные общества, банки, молниеносно разорявшие мелкие торгово-промышленные предприятия. Таким образом, Сибирский банк в конце концов разорил моего дядю В. В. Постникова. Одновременно со сказочной быстротой богатели ловкие дельцы, умевшие приладиться к новым условиям жизни.

Оба моих деда весьма неодобрительно относились к этим новым явлениям, называя народившихся богачей тунеядцами, лодырями, загребающими деньги чужими руками. Новоиспеченные богатеи с обожанием взирали на американских миллиардеров и стремились во всем им подражать. На смену знаменитым русским чудакам, которыми славилась Москва и которые чудили из-за нежелания подчиниться общепринятым в их среде правилам общежития, ради собственной прихоти, появились новые «оригиналы», стремление которых было направлено лишь к тому, чтобы как можно больше отличиться от окружающих и тем самым привлечь к себе внимание. Это был особый вид саморекламы. Если раньше люди чудили, невзирая на свое имущественное положение и по собственному желанию, то теперь на этот путь вступали почти исключительно представители разбогатевшей буржуазии и лишь потому, что это было модно. Старая московская купеческая аристократия чуждалась этих «мещан во купечестве» и смотрела на них с презрением, осуждая и их методы наживы и их поведение.

Помню, как отец, рассказывая о какой-либо выходке новоиспеченного российского капиталиста, неизменно заключал свое повествование фразой: «С жиру бесится». Его раздражало, что эти люди ничего не создают и лишь подражают, копируя иностранцев, либо отжившее свой век дореформенное русское дворянство, либо уходящее в прошлое купечество. Если они коллекционировали, то лишь подражая другим, безо всякой любви к этому делу, бесстрастно, без каких-либо возвышенных целей: если они меценатствовали, то только потому, что хотели, чтобы о них говорили, а не из-за желания помочь рождению нового. Отец был глубоко убежден, что век Солдатенковых, Третьяковых, Мамонтовых, Алексеевых миновал навсегда. Эти люди стремились прославить русское искусство, приобщить к нему как можно больше народу, сохранить его памятники для потомства и сделать их общедоступными, а теперешние думают лишь о себе и мечтают только о том, чтобы о них побольше говорили.

Среди этого нового капиталистического общества был у нас один дальний родственник Михаил Никифорович Бардыгин. Домами мы почти не были знакомы, но иногда встречались, так как племянница отца была замужем за сыном Бардыгина.

Отец?. Н. Бардыгин происходил из крестьян. В свое время он начал какое-то небольшое, полукустарное ткацкое дело, которое пошло хорошо, но лишь его сын придал этому предприятию такой размах, который позволил ему чрезвычайно быстро разбогатеть и встать в первые ряды российских капиталистов. Ко времени революции 1917 года он фактически владел почти всем Егорьевским и Раменским, где находились его главнейшие фабрики и заводы, но помимо этого он приобрел еще целый ряд предприятий, несметно обогащаясь за счет разорения других.

Михаил Никифорович был невысоким, плотным мужчиной с ухватками старшего приказчика из солидной купеческой лавки. Он всячески подчеркивал свое русское происхождение, носил окладистую бороду, ходил в хорошо сшитом добротном сюртуке и в разговоре неизменно добавлял букву «эс» к каждому десятому слову. Исключительно услужливый и мягкий в обращении, он, однако, не упускал никогда из вида собственной выгоды и умел настоять на своем. Семья у него была большая — одних детей было восемь человек. О своих сыновьях и об их будущности он проявлял постоянные заботы — давал им хорошее образование, посылал за границу знакомиться с производством и достижениями зарубежной техники. Идеалом Михаила Никифоровича была Америка, куда он не только сам ездил, но даже и возил туда однажды двух стариков — своего отца и тестя, которым тогда было около семидесяти лет каждому.

Летом Бардыгин жил со своей семьей в приобретенном им имении Старое Рязанской губернии, которое он благоустраивал по своему вкусу и куда приглашал многочисленных гостей. Неоднократно звал он туда и моего отца, который каждый раз находил приличные поводы для отказа. Наконец эти отказы стали обижать и моего дядю Постникова, на сестре которого был женат Бардыгин, и сестру отца, дочь которой была замужем за сыном Бардыгина.

Отказаться от очередного приглашения было особенно затруднительно, так как на этот раз звали не только отца, но и деда Носова, и меня, и, кроме того, с нами должен был ехать Вл. Вас. Постников, а доставить до места брался сам Михаил Никифорович. Таким образом, одним летним днем, прервав свое пребывание в Малаховке, мы оказались на Курском вокзале, где у подъезда нас ждал Бардыгин, который сейчас же повел нас к поезду, сказав, что билеты уже взяты.

К хвосту состава был прицеплен министерский вагон с большим салоном и поместительными купе. Посреди салона был уже накрыт стол, и лакей ждал лишь приказания подавать кушать. Хотя до Егорьевска, куда мы следовали, было всего часа три езды, нам предложили пройти в наши купе, снять верхние вещи, устроить чемоданы, а затем закусить.

«Перед дорожкой-с это необходимо-с», — заметил Михаил Никифорович. После обильного завтрака и чая обеденный стол был убран и его место занял карточный, с предложением для коротания времени сразиться в преферанс.

На станции в Егорьевске нас встретили две коляски с пристяжными, которые отвезли нас в особняк Бардыгиных, где снова предложили закусить, и лишь после этого мы двинулись в Старое на двух тройках. Путь был сравнительно дальний, что-то верст двадцать с лишним и с переправой на пароме через Оку.

Усадьба Бардыгиных была выстроена на голом месте — до нее здесь никакого родового дворянского гнезда не было, а потому она всецело отражала вкусы и потребности своих теперешних владельцев. Старое было расположено на высоком берегу небольшой, но прелестной речушки. Большой деревянный главный дом скорее напоминал обширную дачу, нежели помещичью резиденцию. Был этот дом крайне нелеп как по своей архитектуре, так и по расположению комнат. Никакого парка при нем не было — это лишь проектировалось, а пока что он заменялся обширными цветниками, кустарниками и случайными отдельными деревьями, росшими там еще до покупки имения. Неподалеку от дома были расположены большие конюшни, скотные дворы, птичники, оранжереи, парники и прочее хозяйство с бесчисленными флигелями для служащих и рабочих. Причем все эти строения производили куда более солидное впечатление, чем сам главный дом.