Читать интересную книгу Маленькие ошибки больших девочек - Хизер Макэлхаттон

Вот она, твоя семья. Вудуистка и две матерящиеся птицы. Это как рай, эта кирпичная кладка на побережье, твоя милая креольская подруга и пернатые философы. Годы спустя ты мирно отойдешь во сне, лежа на крыльце, завернувшись в одеяло. Но до этого ты проживешь много лет и станешь очень известной художницей-затворницей. Полотна будут проноситься сквозь тебя, как грузовые поезда, останавливающиеся, чтобы загрузиться цветом, перед тем как отправиться в галереи и к коллекционерам. Они как дети, которые выбегают на улицу в погожий денек, и потом о них ни слуху ни духу. Один Бог знает, где теперь все твои душечки; если бы ты их нашла, убила бы.

211

Продолжение главы 134

«Я люблю тебя», — говоришь ты, а он смотрит на тебя так, как будто ты только что пукнула. Ты никогда бы не подумала, что можно запрыгнуть в свою машину с такой скоростью. Это конец. Он больше не позвонит и не даст о себе знать. Но ты все равно таращишься на свой мобильный телефон. Проверяешь, жив ли он (телефон, а не мужчина). Пролетают дни, недели, месяцы… Ты утешаешься вишневым мороженым, солеными крендельками, ужинами в «Бальтазаре», жареной уткой и картофелем-фри, промокая салфетками жир с пальцев, когда читаешь медицинские журналы. Продается одна обанкротившаяся клиника — ветеринарная больница, оставшаяся не у дел. Ты советуешься со своими адвокатом, бухгалтером и брокером. Все они считают, что купить ее — плохая идея, поэтому ты ее покупаешь. Ты покупаешь клинику и превращаешь ее в приют для животных — агентство по поиску для питомцев новых хозяев. Это не просто старый приют, он похож на отель «Хилтон» для кошек. С кашемировыми подушками и классической музыкой, играющей во всех номерах (номерах, а не клетках). Минеральная вода, куриная печенка и гусиные шейки подаются в фарфоровых мисках. Для того чтобы здоровые кошки не утрачивали свои охотничьи инстинкты, есть пруд с рыбой.

«Городская кошечка» открывается восемь месяцев спустя. Открытие сопровождается специальным репортажем в вечерних новостях; корреспонденты спрашивают, как тебе пришла идея нанять массажистку и специалиста по акупунктуре и почему такие строгие требования при подборе новых хозяев для питомцев. Твоя клиника становится хитом. Люди приходят в восторг от идеи «ухоженных питомцев» и приезжают издалека, чтобы попытать счастья и взять животных именно у тебя.

«Городская кошечка» открывает еще две клиники, ведутся переговоры о создании национальной сети подобных заведений. Алан, твой менеджер, — это здоровенный шкаф, а не мужчина. У него квадратный подбородок, красные руки и добрая душа. Он может руками разорвать пополам телефонный справочник, но он держит новорожденных котят так, будто они сделаны из сахарной ваты.

Ты полагаешься на него и доверяешь ему вести дела во всех клиниках, координировать рабочих, «разруливать проблемы», ремонтировать и обновлять оборудование. Дважды в неделю вы встречаетесь у тебя дома, где он чинит то, что требует починки. Ты не можешь сказать точно, когда именно, но ты в него влюбляешься. Разумеется, ты не можешь ему ничего сказать, потому что не думаешь, что он испытывает к тебе что-то подобное, и ты не знаешь, насколько строги законы штата о сексуальных домогательствах.

Это продолжается месяцы, которые потом складываются в год. Долгие разговоры за полночь, уход за животными с утра пораньше. Ты стоишь с ним рядом и можешь чувствовать исходящее от него электричество, но не делаешь ни шага в его сторону. И он не делает. Наконец вы вдвоем оказываетесь на конференции по защите животных и в баре отеля выпиваете чуть-чуть больше обычного. Поцелуй возникает неизвестно откуда и длится целую вечность. Все, что ты помнишь, это то, что он жарко шепчет тебе в ухо: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя».

Ты выходишь замуж за Алана, и вы с ним управляете «Городской кошечкой» на протяжении пятидесяти лет, принимая раненых, покалеченных и поправляющихся животных. Лечите кошек с лейкемией, больным сердцем, щитовидной железой, слепнущих, без лап, с порванными ушами. Вы единолично ответственны за спасение бессчетного количества кошачьих душ с ампутированными лапами, которых ты после смерти встречаешь в раю. Ты умираешь от таинственного вируса (считается, что ты могла подхватить его от животных, и врачи не могут тебя вылечить). Алан остается с тобой до конца. Он последнее, что ты видишь в этом мире.

Ты продолжаешь работать и в загробной жизни, и тебя легко найти, где бы ты ни находилась, потому что за тобой следуют все эти кошки, трутся у твоих ног, мурлычут. Ты та, кто снова и снова повторяет: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя», но теперь ты на небесах.

212

Продолжение главы 134

Ты не говоришь ему, что любишь его, — с тем же успехом ты могла бы пукнуть за завтраком. К тому же мужчины обожают, когда на них не обращают внимания. Они откликаются, когда их игнорируют. Это доказано. Они охотятся, охотятся и охотятся, но когда они ловят свою добычу, все, что они могут сделать, это пришибить ее дубинкой, почесать репу и пойти охотиться на что-то (кого-то) еще. Начиная с этого момента ты применяешь тактику, которая сослужит тебе хорошую службу. Не сказав тогда, что ты любишь его, ты вообще этого никогда не скажешь. Это доводит его до безумия — особенно во время отдыха в тропических уголках, в избах на горнолыжных курортах и во время праздников, когда он дарит тебе украшения с бриллиантами, — то есть в такие моменты, когда ты должна бы любить его и должны бы сказать ему об этом, но ты этого не делаешь. Ты обожаешь его, ты его просто боготворишь, и до тех пор, пока ты не дашь ему это понять, он будет любить тебя.

Год спустя во время вечеринки у бассейна дома его родителей по случаю Дня независимости он делает тебе предложение. Ты думаешь с минуту, а потом говоришь: «Конечно». Вокруг бассейна раздаются неуверенные аплодисменты. Вы переезжаете в Нью-Йорк и усыновляете двух детей из Южной Америки. Ану и Бебе. Ты хранишь свою любовь в них, как в стеклянных сосудах для драгоценностей. Тонких, дорогих, цельных. По ночам ты жарко шепчешь им на ухо, как будто это тайна: «Я люблю вас, я люблю вас, я люблю вас».

У тебя рак шейки матки. Врач говорит, что ты больна им уже многие годы. Есть люди, которые считают рак чем-то вроде восстания клеток — результат подавленных эмоций или желаний. Разумеется, это смешно. Рак развивается, когда клетки в своем развитии отклоняются от нормы. Когда это происходит, твоим детям шесть и семь лет, они плачут, рисуют тебе картинки, на которых врачи убивают микробов, и пекут тебе пирожки из грязи и одуванчиков.

Ты умираешь медленно. Тебе хочется это прекратить, положить конец боли, поту и химиотерапии, отраве, замаскированной под лекарство. Ты похожа на мультяшный персонаж, который не может придумать, как бы ему умереть. Спрыгнуть с моста? Уронить в ванну тостер? Этого ты сделать не можешь. Обязательно что-нибудь пойдет не так. Всегда, как только ты собираешься найти выход, появляется кто-нибудь с каким-нибудь проклятым мудрым афоризмом. Медсестры, христиане и те, кто пережил рак. Но ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим ты не принадлежишь. Ты женщина, которая просто хочет жить.

Твой муж никогда не видел тебя такой, он боится силы твоих рук и дикого взгляда твоих глаз. Он прячется за спинами врачей и за приборами, надеясь, что ты соберешься и справишься с болезнью. Ты, разумеется, этого сделать не можешь. Для людей, которые ходят по яичной скорлупе, сыпят соль себе на раны, а потом сидят и таращатся в окно, нет лекарства.

Никогда не говорить: «Я люблю тебя» — было твоим собственным выбором, а теперь ты кричишь это с больничной койки любому, кто захочет это услышать. Твой муж в ужасе от твоей слабости и переменчивости, но, разумеется, довольно скоро тебе нужно перебираться в другой зал суда, где измерят размер твоего сердца, емкость твоего милосердия и выяснят, не ты ли самый непогрешимый из всех ангелов — кошмар с серебристыми крыльями, имя которому Благодать.

213

Продолжение главы 135

Ты паркуешься напротив его дома в своем личном месте для засады. В кармане у тебя пачка сигарет, а на приборной доске термос с черным кофе. Откуда ни возьмись в желобке между приборной доской и лобовым стеклом появляется паучок, и чтобы его убить, приходится дюжину раз стукнуть его свернутым журналом «Пипл». Ты ждешь. Начинается дождь. В этот вечер его машина подъезжает к дому только в девять часов, и он выходит из нее. Вместе с ним выходит стройная блондинка. В приглушенном свете она выглядит светящейся. Светящейся изнутри. Загорелая, лоснящаяся и улыбающаяся. Сучка. Ты выскакиваешь из своей машины, медленно подходишь к маленькой мисс, которая возится с продуктами, ждешь немного, смотришь в ее (огромные) голубые глаза и даешь ей пощечину. Она роняет пакет. Хватается за щеку. Ты всей пятерней хватаешь ее за волосы, а потом мир расплывается. Поворачивается вокруг оси и накреняется.