— Да, — улыбнулся Гущин, — именно кибер-кулинар, и именно в полифункциональном исполнении! А зовут его Бон Аппетит. Привет, Аппетит! — крикнул он роботу. Тот вздрогнул, повернулся на 180 градусов и, взяв под воображаемый козырек всеми четырьмя манипуляторами, торжественно отрапортовал:
— Здравия желаю, товарищ консультант первого ранга! Рад приветствовать вас на территории населенного пункта Лисенята! К вашей встрече все в сборе! Обед на пять персон находится в стадии готовности. В настоящее время конвоирую домой козу Фемину на предмет доения.
— Погоди, погоди, — рассмеялся Гущин. — Почему обед на пять персон? И почему ты так странно со мной разговариваешь? Неужели Запа с Джоном прикатили?
— Так точно! Никак нет! — завращал окулярами Бон Аппетит. — Прибыл механик Иштван Запа и незнакомый мне шкипер второго ранга Донатас Тоонельт! Джон Диксон передает вам свое глубочайшее сожаление о том, что не мог прибыть в означенные сроки, ибо в данный момент пребывает в свадебном путешествии на островах Фиджи. Прибывших сопровождает робот класса «РС-альфа» по имени Брудершафт. Механиком Запой произведено мое частичное перепрограммирование, в результате которого…
— Хватит, Аппетит! — Валерий Рафаилович просто покатывался со смеху. — Погляди лучше, что вытворяет подконвойная коза Фемина!
А подконвойная коза в это время, задрав облепленный репьями хвост, скакала обратно в луг. Веревка, оброненная роботом, весело моталась по траве.
— Батюшки! — по-старушечьи всплеснул руками Бон Аппетит и (куда девалась его хваленая вальяжность) запылил вприпрыжку вслед за беглянкой.
В. Р. Гущину в знак признательности от экипажа учебного к/к «Пальмира» 2.04.2097 года.
вслух прочитал Федя надпись на серебряной пластине, врезанной между лопатками робота, и еще раз сказал: «Ого!» Он-то знал, что такие подарки получает далеко не каждый отставной астронавт.
— За что вам его подарили, дядя Валера? — спросил он, замирая.
— За дружбу, Федя. Пойдем! Нас ждут.
— А это наш с Джоном командир! — сообщил радостно Иштван, когда миновали первые секунды приветственных восторгов.
— Донатас, — шагнул навстречу и протянул руку Гущину высокий мужчина лет сорока с умными серыми глазами и почти незаметной в светлых волосах сединой.
— Давно хотел с вами познакомиться! — искренне сказал Валерий Рафаилович, пожимая широкую ладонь и удивляясь ее твердости. — А это — Федор Яныч Иванов, моя надежда и опора в старости, — хотел представить он своего спутника, но Федора Яныча под рукой не оказалось. Он стоял возле разворошенной клумбы и смотрел на двухметровую модель космического корабля, запаянную в огромный, чистой воды, кристалл, который покоился на невысоком постаменте из дикого камня. Гущин подошел и встал рядом.
— «Пальмира»! — зачарованно сказал он. — Вы привезли?
— Мы! — гордо отозвался Иштван. — Наш Брудершафт все руки себе оттянул, чуть не надорвался, пока тащил эту глыбу! Верно, Брудершафт?
— Заливаете, механик! — бодро отозвался из-под навеса вороненый робот сопровождения. — Не надорвался я. На авиетке мы ее везли, глыбу эту!
— Цыц! — еле сдерживая хохот, рявкнул Иштван. — Тоже мне, педант и правдолюбец на мою голову выискался!
Робот хмыкнул и умолк.
— Кто это тут правдолюбцев обижает? — раздался властный голос из дома. — Это вы, Запа? А сынок-то, сынок! Приехал к матери, а сам даже не поинтересуется, жива ли старуха?
На крыльце появилась высокая пожилая женщина в черно-оранжевом сарафане.
— Ну, иди сюда, блудный сын!
Гущин быстро подошел к ней и поцеловал руку. Женщина нежно коснулась губами его лба. Валерий Рафаилович был на полголовы ниже матери и казался рядом с ней довольно-таки слабеньким и беспомощным.
— Здравствуйте, мама! — сказал он.
— Здравствуй, сын! — ответила мать.
Все, кроме Федора, отвернулись. Федя смотрел, и сердце его сжималось от какой-то непонятной ему тоски.
— Что ж, гости дорогие, пора и об обеде подумать! Что-то наш Аппетит припозднился сегодня, — голос Марии Александровны звучал все так же громко и твердо. — Уважаемый Брудершафт, будьте другом, помогите мне накрыть на стол.
Гущин лежал на свежем душистом сене и не мог думать ни о чем неприятном. Он любил эти редкие дни, когда выпадала возможность навестить родные места. Как хорошо, что нагрянули ребята. Запа, Донатас. Федьке полезно будет познакомиться со шкипером. Хороший человек этот шкипер. Многому у него мог бы научиться Федька. Федька… Гущин оглянулся туда, где, зарывшись в сено, спал мальчик. Он впервые спит на сеновале. А завтра — его первая рыбалка. Многое ему еще предстоит сделать в жизни впервые. Эх, Федька, Федька!
Как наяву услышал Валерий Рафаилович басовитый и густой голос матери: «Жалко парня. Может, возьмем его в сыновья? — В этих словах было больше утверждения, чем вопроса. — Возьмем?!» — Он ответил тогда: «Я не имею права! Я — сотрудник Интерната. Правила запрещают усыновлять интернатского ребенка людям, которые знают, что он реанимирован». — «Я не работник Интерната. Мне можно». — «И тебе нельзя! Ты — моя мать. Ребенку нужна семья. Мать и отец. Бабка и брат не заменят ему такой семьи». — «Мы станем ему отцом и матерью. Я верю в это, Валерий!» — Мария Александровна всегда называла сына полным именем. «Нельзя, мама! Ему нужна не такая семья!» — «Но…» — «Но» не будет!» — Валерий Рафаилович, когда нужно, тоже умел быть твердым.
Еще не проснувшийся пруд тихо покачивал лодку. Трое рыбаков поеживались под свежим ветерком.
— Самое время для клева! — сказал Запа. Он размотал леску на своей удочке и, взбив пальцем бородку, продолжил: — Мы с вами во-он под ту траву закинем и посмотрим, по вкусу ли придется местному окуню наш мормыш.
— Мормыш — это что? — спросил Федя, грея озябшие руки в рукавах фуфайки, за ночь связанной из козьего пуха заботливым Бон Аппетитом.
— Мормыш — это личинки ручейника. Видишь, в каких дачах-самоделках из песка и камушков они проживают! А выманишь наружу — тривиальный червяк. Даже странно! — ответил Запа, насаживая на крючок бедного мормыша. — А окуни его, тривиального, оч-чень уважают!
Мальчик посмотрел, как насаживают мормыша, насадил своего и помог Тоонельту, который тоже, к своему стыду, был на рыбалке впервые в жизни.
— Я — человек городской, — виновато оправдывался он, косясь на Запу. — Балтику живым глазом и то только дважды видел, если не считать, когда из космоса. И вообще меня всегда больше в горы тянуло, к небу. Мы с Лайгой чего только не облазили! Ой, горы, ребята!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});