и не мог он никоим образом сделать это.
- Отец? – растерянно и слегка недоверчиво спросил Эдмунда Мерн. – Что ты тут делаешь? Где дракон?
- Мерн, дорогой. – почти задыхаясь от радости и горя выдавливал из себя последний Гарденер. – Мой мальчик. Не бойся. Дракона больше нет. Он улетел.
- Правда? – удивлённо воскликнул отголосок последних моментов жизни его сына.
Изуродованный, оплавленный, неузнаваемый. Эдмунд не хотел запоминать своего сына именно таким, но теперь, глядя на то, что с ним стало, Гарденер был уверен, что обязан был сделать это, чтобы никогда больше не забывать ради чего Семеро вернули его в этот мир. Чтобы не один отец или мать больше не потеряли сына по вине сиренеглазых безумцев и их зверушек, ни от их огня, ни от их зубов и когтей. Для того, чтобы ни один Таргариен более не правил Вестеросом так, как делали они это раньше.
Гневные и отчаянные мысли стремительным потоком перетекали из одной в другую, а потому было несложно провести параллели. Песня Льда и Пламени – красивое поэтическое название, которое дал Мартин этой вселенной, но, по правде говоря, это было больше предупреждением, нежели эстетической необходимостью. Можно подумать, что это название говорит о пророчестве и необходимости союза двух семей: Старков и Таргариенов. Однако, если задуматься валирийцы во времена своего расцвета ничем не отличались от белых ходоков из-за Стены, уничтожая и разрушая всё на своём пути словно неостановимый поток жара самой преисподней.
«Верно». – думал Эдмунд, глядя на изуродованное лицо сына, вспоминая всех, кого он когда-то потерял. – «Это песня не о пророчествах, ведь даже в самом названии лёд и огонь являются дуэтом. Иные и Таргариены – вот два монстра, поющих в унисон и несущих с собой всеобщую гибель и свою философию». – делал избранник Семерых мрачные выводы.
Две противоположности, но при этом одинаковые до смехотворства. Глупцы думают, что огонь в данном случае дарует жизнь, противостоя хладной смерти, но это совершенно не так. Жизнь в вечном покое и смерть в ярком моменте – вот философия Иных и Таргариенов. Одни обращают мир в застывший пейзаж, а другие в безжизненную пустыню. Две противоположности преследующие одинаковые цели, но использующие разные методы.
Вот почему итогом всей этой борьбы стало уничтожение, как тех, так и других. Трёхглазый ворон видел многое и понимал от того не меньше. Он видел истинную природу обоих лагерей, а потому и привёл их к окончательному уничтожению, раз и навсегда поставив точку в этой ложной пьесе, поставив точку там, где никто её не ожидал. Однако, теперь и Гарденер видел всю суть и полную картину событий.
- Мне жаль, сынок, мне очень жаль. – отчаянно прошептал Мерн, прижимая к себе сына и обнимая его в самых крепких объятьях какие только мог себе позволить.
- О чём ты, отец? Мы уже победили? – не понимал юноша странного поведения своего отца, что никогда в жизни не позволял себе проявление столь сильной привязанности. – Почему я не слышу звуков солдат? Да, что с тобой в конце концов?! – уже в какой-то отчаянной попытке достучаться до своего родителя вскричал сын Эдмунда.
- Время. – бесстрастно произнёс проводник.
- Прости меня, Мерн. Я был самым худшим отцом для тебя, ибо только ужасный родитель может спокойно повести родного ребенка на смерть, но я клянусь… - произнёс Эдмунд, вглядываясь в то, как исчезает перед ним изображение мира, а вместе с ним и всё то, что он никогда больше не увидит и не услышит. – Я не позволю кому-либо ещё пострадать на моих глазах также, как и тебе. Я пройду этот путь, чтобы, когда мы увиделись с тобой в ином мире я бы смог взглянуть на тебя, не отводя взгляд. Прости меня, сынок, и прощай. – произнёс Гарденер последние слова прощания перед тем, как ощущения беспокойно вырывающегося из его рук сына сменились пустотой.
Гарденер стоял на одном колене ровно там, куда и привёл его проводник ночью на Пламенном поле. В мир снова вернулись краски, хотя по-прежнему не было видно в этом месте чьего-либо присутствия или же слышно пения птиц, но чувство реальности происходящего было во много раз более, чем до этого момента. «Путешествие в мир мёртвых воспоминаний окончилось». – понял Эдмунд, когда вместо, уже ставшего привычным, проводника, перед ним предстал своей бесформенной фигурой Неведомый.
- Как всё прошло? – поинтересовалось божество. – Проводник справился со своим заданием? Нашёл ли ты прощение, что так отчаянно искал?
- Как будто ты сам не знаешь. – бесстрастно ответил божественному лику Гарденер, поднимаясь с земли и отряхивая, ставшее грязным, колено.
- Похоже ты нашёл даже больше, чем искал, верно же? – спросил Неведомый в той же манере, что и Эдмунд, от чего казалось их манеры общения стали схожими, как две капли воды.
- Ты хотел добиться такого результата, когда отправлял меня туда? – отрешенно уточнил Эдмунд, разглядывая безоблачное звёздное небо.
- Нет, но я предполагал, что это путешествие не только вынудит тебя сражаться до конца, но и направит на нужный моим братьям и сестрам путь, всё-таки я всё ещё неотъемлемая часть нашего пантеона, а потому и основной интерес у нас схожий. Так или иначе я бы всё равно остался при своих, ибо наша сделка заключена и свою часть договора я выполнил, дело осталось исключительно за тобой. – ответил ему бог мертвых предельно честно, в рамках ожидания того, что предполагал услышать Гарденер.
- Последний вопрос перед тем, как вернуться обратно. – остановил Гарденер божество, чувствуя, как ощущение спокойствия, даруемого божественной аурой, исчезает. – Кто такой проводник? Я никогда не слышал о подобных ему существах, да и его странные метаморфозы в том месте вызывают вопросы. Мне казалось, что кроме безликих у тебя нет официальных слуг.
- А он и есть безликий. – непринуждённо дал ему неожиданный ответ Неведомый. – Первый, что когда-либо был. И последний, когда придёт время. – напустило божество таинственности, прежде чем окончательно раствориться во тьме ночи.
Внезапно темнота отступила. Звёздное небо заволокло тучами, но при этом в том месте, где находился лагерь Марвина теперь снова горел костёр, стали видны силуэты спящих лошадей, по-прежнему сидевшего у костра Мага, а также спальные места, одно из которых был чуть больше другого, обозначая спящего Корбрея. Ещё совсем недавно там не было абсолютно ничего, только голый пустырь, а