Однако личные мои творческие замыслы не угасали. Очень хотелось, чтоб роман «Люди не ангелы», посвященный Украине, был издан в Киеве. Но, как сообщала мне «разведка», там роману был поставлен железный заслон сразу же после его выхода в свет. Секретарь по идеологии ЦК партии Украины А. Д. Скаба трижды, когда вставал вопрос об издании «Людей», произносил одну и ту же сакраментальную фразу: «Что позволено Москве, то не обязательно Украине». И все-таки в 1965 году первая книга романа увидела свет на украинском языке, но только после того, как была опубликована в «Роман-газете».
А меня подогревал для дальнейшей работы обрушившийся шквал писем откликов на роман. Особенно интересны были послания от украинцев, живущих в других странах — Канаде, США, ФРГ, Словакии. Весьма интересным показалось более позднее письмо из Бруклина от Н. Осыньской. Предлагаю его вниманию читателей в моем переводе с украинского.
23 октября 1967 года. Бруклин, США
Дорогой земляк!
Прочитала я Вашу повесть «Люди не ангелы», и захотелось мне больше узнать о Вас, что Вы за человек, что за писатель, почему до сих пор не писали ничего о Вашем творчестве в украинской критике как украинского писателя. В биографической справке, которая сопровождает повесть, написано так невыразительно, что трудно было сложить полное о Вас представление. Обратила я внимание на то, что Вы пишете интенсивно: за 10 лет написали 6 повестей. Но меня сбила с толку последняя фраза: «Член Союза советских писателей», — почему не сказано «Украины»?
Тот факт, что повесть «Люди не ангелы» — перевод с русского языка, еще всего мне не сказал. Ведь вообще известно, что в России цензурные ограничения намного меньше, чем на Украине, и я подумала было, что это Вы сначала издались на русском, чтобы затем издаться и на родном украинском языке. Так когда-то сделала писательница Тулуб с романом «Людоловы»: когда на Украине это произведение побоялись разрешить, она издала его в России, а затем оно вышло и на Украине на украинском. Эта догадка тем более была возможна потому, что Ваша повесть очень смело написана и для нее нужно было разрешение, если, может, не самого Хрущева, то, во всяком случае, наивысших политических руководителей Советского Союза. Так правдиво о советской действительности до сих пор могли писать только наши эмигрантские писатели, — советские боялись. Не зря ее перевели и издали в Англии на английском языке: в вольном мире какого-нибудь хлама не будут издавать. А Вы же написали не только правдиво, но и талантливо!
Искала я о Вас информацию в Украинской энциклопедии, в справочниках об украинских писателях — нигде про Вас ни малейшего воспоминания! И наконец услышала о Вас правду из уст поэта В. Коротича, когда он был в Нью-Йорке. Коротич сказал (на мой вопрос, который слышали 200 украинцев в зале круглого стола): «Стаднюк — украинец, но пишет по-русски». Это всех ошеломило. «Как? — удивлялись люди. — Это же не пора Гоголя, когда украинская литература не имела никакой перспективы, а пятый десяток лет после Октябрьской революции, когда украинская литература стала на весь мир известна?!»
Неужели и сейчас возможны такие оборотни, как Гоголь?! Но Гоголя все таки оправдывали исторические обстоятельства, а Вас… исторические обстоятельства могут только осудить! Долго и горько говорили о Вас люди, а я горько заплакала. Вот такой талант — и утраченный для украинского народа! Потом мне захотелось написать Вам, излить жалость, но я не имела адреса. И вот как-то в нашей газете «Свобода» промелькнуло упоминание, что Вы — один из редакторов «Огонька». Теперь мне ясно: Вас подкупили таким высоким положением. Вы соблазнились на славу у чужого народа! Больно это констатировать и хочется обратиться к Вам и просто сказать: «А может быть, Вы еще вернулись бы к своему народу? Вы же еще молодой! И Украину любите, как это видно из Вашей повести. Читайте великого Кобзаря, и Вам станет ясно, что Вы делаете!
Н. Осыньска[8]
Письмо заокеанской украинки меня, конечно, взволновало, повергло в размышления и немножко рассмешило. Раньше мне и в голову не приходило, что я могу в чьих-то глазах выглядеть предателем украинского народа хотя бы потому, что с ранней юности избрал себе профессию военного человека. Но почему военного? Не потому ли, что моему детству и моей юности на Украине сопутствовали голод, нищета и даже в малой мере не светили перспективы получить высшее образование?.. Армия же обувала, одевала, кормила и давала неограниченную возможность учиться. Наверное, и поэтому, хотя никак нельзя исключить и жившую тогда в сердцах молодежи страсть к какой-то романтике, которая наиболее ярко виделась в военной службе, особенно в авиации и на флоте. Газетным же работником мне посчастливилось стать случайно…
А то, что я соблазнился «на славу у чужого народа» — горькое заблуждение госпожи Н. Осыньской. Верно, что крохотную славу принес мне роман «Люди не ангелы». Но ведь он увидел свет именно благодаря «чужому народу», хотя каждая его страница пронизана моей болью об Украине. Литературная же критика Украины безмолвствовала по поводу выхода первого романа, повествующего о ее, Украины, страшных временах, в том числе о голоде и репрессиях, — это признает в своем письме и госпожа Осыньска.
Впрочем, русская критика тоже не очень баловала своим вниманием «Людей не ангелов». Зато роман последовательно выдвигался на литературные премии Ленинскую, Государственную и республиканскую имена Горького, хотя они мне не «светили». Правда, за присуждение «Людям не ангелам» премии имени Горького проголосовало большинство членов комитета. Но под самый «занавес» из отдела культуры ЦК принесли председателю Комитета по присуждению премий записку с требованием непременно присвоить лауреатское звание прекрасному поэту Калмыкии Давиду Кугультинову… Не выполнить распоряжение Старой площади было нельзя, и началось переголосование… Как всегда в подобных ситуациях, проигрывают Иваны… Но к Давиду претензий я не имел: своей поэзией и своей судьбой он заслужил даже непомерно большее. И благодарен ему: со временем он нашел возможным высказать мне свое дружеское сожаление, что невольно стал причиной моего «поражения».
Ну, а вопрос пани Н. Осыньской: «Неужели и сейчас возможны такие оборотни, как Гоголь?!» — это никак не умственная кокетливость и словесное щегольство, а «жемчужина» ее эпистолярного творчества. Назвать великого Гоголя, чьи произведения стали духовным достоянием всего просвещенного мира, оборотнем, это кощунство. Мне бы тысячную толику его художнической силы!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});