— Навсегда? Знаешь, я передумал. По-моему, во Вьетнаме тоже есть таблетка на следующий день. Давай пойдем, поищем ее!
Я быстро наклоняюсь под стол, потому что в меня летит остаток пива Джин. На этот раз оно в меня не попадает. Вьетнамцы смеются и хлопают в ладоши. Они поняли нашу игру. Более-менее. Я раскланиваюсь. Они нестройным хором поют:
— Я тебя люблю… я тебя люблю… я тебя люблю.
Произношение смешное, но, главное, они правильно все поняли. Я не успеваю встать. Пиво выплескивается мне в живот.
— Ай!
На этот раз раскланялась Джин, и вьетнамские женщины радостно кричат. Не знаю, будет ли у нас ребенок. Но зато ясно другое: если у нас будут проблемы с работой, мы всегда сможем давать спектакли нашей маленькой труппой.
* * *
Малайзия. Перхентиан. Тиоман.
Загорелые, отдохнувшие, слегка обгоревшие на солнце, которое не оставляло нас ни на минуту, мы идем рядом. Полдень. Такой же, как всегда. Как всегда в те дни, когда у тебя отпуск. Мы останавливаемся около художника, сидящего в тени пальмы, и, не раздумывая, выбираем.
— Вот эту!
На песке в ряд лежат картины, как огромные разноцветные раковины, оставленные сохнуть на солнце. Мы выбираем одну и ту же картину, нам смешно, нас зацепила одна и та же вещь.
— Видишь, какие мы симбиотичные?
— Да уж.
Я плачу пять долларов, художник нам ее заворачивает, мы забираем картину и медленно идем к нашему бунгало.
— Я беспокоюсь.
— Из-за чего? Из-за своего живота? Еще рано.
— Дурак! Мне кажется странным, что за десять дней мы ни разу не поссорились! Ни разу. Все дни вместе и ни одной ссоры.
— Уж лучше скажи: все ночи вместе, и мы всегда занимались…
Джин резко поворачивается ко мне, лицо у нее жесткое.
— Всегда занимались любовью! Не сердись, пожалуйста, не надо так на меня смотреть. Именно это я и собирался сказать. Все ночи вместе, и всегда занимались любовью.
— Да, да, конечно.
— Хотя… Извини меня, Джин. Мы все время трахались, это лучше передает суть.
Я убегаю.
— Кретин, значит, ты все же хочешь поссориться!
Джин бежит за мной. Я быстро открываю дверь бунгало и заскакиваю внутрь. Скоро вбегает и она.
— Так ты хочешь поссориться.
— Нет, смотри… — я указываю на окно. — Уже темно. Уже поздно — если мы собрались ссориться, то давай завтра днем, — я притягиваю ее к себе. — Потому что ночью…
— Ночью? — повторяет за мной Джин.
— Мы занимаемся любовью. Будем называть это так, как ты хочешь.
— Ну, хорошо.
Джин улыбается. Я целую ее. Она очень красивая. Я немного отстраняюсь от ее лица. И тоже улыбаюсь.
— Но зато сейчас мы будем трахаться!
Она снова бьет меня. Но тут же мы погружаемся в свежие простыни, пахнущие морем. И, трахаясь, занимаемся любовью.
63
Мы провели несколько дней на острове. И это правда — ни разу не поссорились. Даже наоборот. Здорово повеселились. Я и представить себе не мог — с такой как она… Позавчера вечером я качался один на морских волнах. Они казались мне сладкими, настолько они были мягкими и теплыми в этом тихом мелководье. А может быть, так казалось из-за красоты и простоты того поцелуя, которым мы перед этим обменялись. И так, молча, глядя друг другу в глаза, обнявшись, мы лежали под луной, ничего дальше не предпринимая. Мы смеялись, болтали, обнимались. Что самое приятное в островах, подобных этому, это то, что у тебя нет никаких обязательств. Все, что ты делаешь, ты делаешь только потому, что тебе этого хочется, а не потому, что ты должен это сделать. Каждый день мы ужинаем в одном и том же ресторане. Он сделан из дерева, и стоит прямо над морем: спускаешься на три ступеньки — и ты уже в воде. Мы читаем меню, не особенно понимая, что там написано. В конце концов, мы всегда просим разъяснений. Все, кто там работает, очень милы и всегда улыбаются. Выслушав их более или менее понятные объяснения, сопровождаемые жестами и смехом, мы каждый раз берем новое блюдо. Может быть, потому что нам хочется попробовать всего понемножку, потому что мы надеемся, что какое-нибудь рано или поздно нам как-то особенно понравится. Но в основном — потому что нам хорошо.
— И пожалуйста, без странных соусов, ничего сверху. Nothing, nothing…
Те в ответ кивают. Всегда. Даже когда мы говорим явные глупости. В конце концов, мы никогда не знаем, что нам принесут на самом деле. Иногда это было вкусно, иногда нет. Я пытаюсь дать Джин совет:
— Ты никогда не ошибешься, если возьмешь жареную «pescado».
Она смеется.
— Боже, ты как старичок. Интересно же все попробовать.
Оглядываюсь вокруг. На этом острове довольно пустынно. За столиком, стоящем в глубине, обедает еще одна пара. Они старше и молчаливее нас. Наверное, это в порядке вещей, что с возрастом у людей становится меньше тем для обсуждений? Не знаю, и знать ничего не хочу об этом. Я не спешу. Все само откроется со временем. А вот Джин болтает напропалую — обо всем понемногу, рассказывает смешные или любопытные вещи. Она посвящает меня в разные детали своей жизни, и я становлюсь их участником, потому что воспринимаю все через призму ее взгляда. И потом, у нее масса неожиданных предложений.
— Слушай, у меня прекрасная идея. Давай завтра поедем вон на тот остров. Нет, лучше возьмем лодку и будем ловить рыбу. Нет, нет, лучше давай исследуем наш остров… Что скажешь?
Я улыбаюсь. Не буду говорить ей, что остров-то в километр диаметром.
— Конечно, чудная идея.
— Да какая же именно? Я тебе три предложила.
— Все три прекрасные.
— Иногда мне кажется, что ты надо мной смеешься.
— Почему ты так говоришь? Ты очень красивая.
— Вот видишь, ты смеешься надо мной.
Я придвигаюсь ближе и целую ее. Поцелуй долгий-долгий. С закрытыми глазами. Это совершенно свободный поцелуй. Ветер пытается проскочить меж нашими губами, нашими щеками, волосами… И ничего у него не получается, ему не пройти. Мы — одно целое. Только слышно, как под нами разбиваются небольшие волны — это дыхание моря, эхом отзывающееся на наше дыхание, пропитанное солью… И на какой-то миг мне становится страшно. А если я снова захочу полностью раствориться? И что потом? Но пока я растворяюсь в этом поцелуе. Потому что этот страх нравится мне, он здоровый. Джин неожиданно отстраняется и смотрит на меня в упор.
— Эй, что это ты так смотришь на меня? О чем думаешь?
Я собираю ее волосы, которые уносит ветер. Аккуратно собираю их в руке. И отвожу их назад, убираю с прекрасного лица.
— Я хочу заниматься любовью с тобой.
Джин встает. Берет пиджак. На какую-то минуту мне кажется, что она рассердилась. Но она оборачивается и дарит мне чудесную улыбку.