Читать интересную книгу Повесть об уголовном розыске - Алексей Нагорный

Коля вышел к подъезду. Только-только рассвело, и шофер спал, склонив голову на руль.

– В горком партии, - Коля тронул его за плечо, и шофер, озираясь спросонок, привычно щелкнул ключом зажигания:

– Как дела, товарищ полковник? Что слыхать?

– Ты нажми, Горохов. Я опаздываю.

По Петровке спустились до Кузнецкого моста и повернули налево. Вверх по Кузнецкому, к Сретенке, медленно двигался поток людей. Старики, женщины, дети катили коляски с пожитками, в руках у многих были чемоданы, узлы.

– Тронулась Москва, - вздохнул шофер. - К тому идет, что сдавать будем, товарищ полковник?

Коля пожал плечами:

– Какая сорока принесла тебе эту весть, Горохов? В городе трудно с водой и продовольствием, возможны интенсивные бомбежки. Лишние люди в такое время - помеха.

– Ну-ну. Дай бог. Однако у меня мнение другое.

– А ты держи его при себе. Сам не паникуй и другим нервы не трепи.

"Что скажет Щербаков? - думал Коля, невольно задерживая взгляд на движущейся толпе. - Хорошо, если бы сказал он то же самое, что и я Горохову".

…В подъезде МГК чекист из комендатуры проверял документы. Поднимаясь по лестнице, Коля обратил внимание, что вместе с ним идут еще десятка полтора людей в полувоенной одежде и в форме войск внутренней охраны НКВД. В кабинете Щербакова было тесно. По предыдущим визитам Коля знал, что здесь всегда большое скопление людей, но сегодня и в самом деле яблоку негде было упасть. Из соседней комнаты вышел Щербаков, гул разом смолк. Все напряженно ждали. Видно было, что Щербаков, всегда спокойный, невозмутимый, на этот раз с трудом сдерживает волнение.

– Товарищи, - сказал он негромко. - На фронте создалась такая ситуация, что угроза немецкого вторжения на окраины Москвы стала достаточно реальной. - Он жестом оборвал начавшийся шум и продолжал: - Оборона Москвы - дело решенное, товарищи. Москвы мы им не сдадим. Но положение чрезвычайное, и оно потребовало от нас принятия чрезвычайных мер. - Он замолчал, обводя взглядом собравшихся. На этот раз все напряженно молчали. - Только что товарищ Сталин подписал постановление ГКО о введении на территории Москвы и пригородов осадного положения, - тихо закончил Щербаков.

Молчание затягивалось. Щербаков понял, что людям, даже таким крепким и таким проверенным, какие собрались сейчас в его кабинете, - им тоже нужно дать время на то, чтобы осмыслить, пережить случившееся и вновь обрести спокойствие и уверенность в своих силах.

– Товарищи! - Щербаков снял очки и начал медленно протирать их платком. - Мы собрали сюда наш актив, тех, кому мы безусловно доверяем, отнюдь не для одной только информации, это вы понимаете. Начальнику гарнизона уже поручено превратить каждую улицу, каждый дом в неприступную крепость. Для этого создаются три рубежа обороны: по окружной железной дороге, по Садовому кольцу и по кольцу "А".

– Неужто и до "А" дойдет? - уронил кто-то.

– Нет, не дойдет, - спокойно сказал Щербаков, - если мы немедленно приступим к работе. Военные закончат приготовления к двадцать четвертому октября. На вас, директоров заводов, секретарей парткомов и командиров внутренних войск и милиции, возлагается иная задача. Случаи проникновения в Москву вражеской агентуры участились. Это естественно: Москва - прифронтовой город. Агенты сеют панику, уничтожают линии связи, пытаются вредить на фабриках и заводах. Обычных мер теперь недостаточно. Это постановление, - Щербаков поднял и показал текст, отпечатанный типографским способом, - предусматривает, что охрана строжайшего порядка отныне возлагается на вас, товарищи. На вверенные вам подразделения внутренних войск, милиции и добровольческие рабочие отряды. Прошу внимания, - Щербаков поднес текст постановления к глазам и, подслеповато щурясь, прочитал будничным глуховатым голосом: - "Провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, - расстреливать на месте". Прошу получить в соседней комнате соответствующие удостоверения и разойтись по местам.

Коля вышел в коридор. Все столпились у входа в кабинет с табличкой "Клычков Б. М.". Входили по одному. Подошла и Колина очередь.

– Садись, - Клычков кивнул на стул и открыл журнал учета. - Распишись. Здесь и здесь. Это постановление ГКО - уже знаешь. А это, - он протянул Коле бланк, и Коля заметил, что сверху в самом начале текста, от руки вписана его фамилия. - Это удостоверение ГКО, полковник. Оно вручает тебе полную власть над всеми гражданами СССР и иностранцами, которые находятся в порученном тебе районе.

Клычков подождал, пока Коля прочитал текст постановления ГКО и удостоверение, и добавил, не отводя от Коли немигающих, болезненно прищуренных глаз:

– Ты, конечно, не слабонервный, но на всякий случай разъясняю: любого, застигнутого на месте преступления мародера, провокатора, шпиона или бандита ставить к стенке немедленно. Никаких фиглей-миглей, полковник. Полная власть, я это подчеркиваю. Впредь до особого распоряжения, - Клычков улыбнулся. - Ты теперь нечто вроде единоличного диктатора, что ли. - Он перестал улыбаться и строго добавил: - Только эту диктатуру тебе партия вручила временно. Об этом ни на секунду не забывай.

Коля спустился вниз. Горохов заботливо вытирал капот "эмки" и, увидев Колю, обрадованно крикнул:

– Здесь я, Николай Федорович. Ну как? Насчет Москвы!

– Будем драться, - хмуро бросил Коля. - Ты свои сомнения оставь, Горохов.

– Есть! - Горохов повеселел, лихо вырулил к Пассажу. - О жене вашей и о сыне слыхать что-нибудь?

– Ничего не слыхать, - Коля совсем помрачнел. - Ничего. Виктор забегал три дня назад. Он ведь здесь, под Москвой.

– Талантливый оперативник, - с уважением сказал Горохов. - Все так говорят, - он улыбнулся. - А что, Николай Федорович, - догоняет вас Виктор Алексеич. Уже подполковник, а?

– Эх, Горохов! - вздохнул Коля. - Пусть хоть комиссар! Лишь бы живой остался.

– Что верно, то, как говорится, факт, - в свою очередь вздохнул Горохов.

Во дворе управления стояли грузовики. Сотрудники грузили архив и делопроизводство. Работали молча, передавая друг другу пачки бумаг, словно ведра во время пожара. Мимо, по Петровке, прошагала колонна ополчения - пожилые, наспех экипированные люди, без выправки, без уверенного, твердого шага кадровых красноармейцев. Лица у всех были замкнутые и суровые, многие бойцы шли еще без оружия.

– Всем не хватает, - подошел к Коле Рудаков. - Какой от таких солдат толк на фронте? Что они умеют?

Коля тяжело посмотрел на Олега:

– Ненавидеть умеют. Остальному - научатся. Когда отправите машины, постройте людей, - Коля замолчал и прислушался. - Что слышите, Рудаков?

– Ничего, товарищ полковник, - удивился Олег и вдруг догадался, о чем спрашивает Коля. Стояла тишина. Тягостная, жуткая тишина - такая бывает в тихие, пасмурные дни на кладбищах.

– Шел сегодня в управление, - тихо сказал Олег. - Смотрю, документы жгут. Прямо на улице, в цинковых корытах. - Олег повел плечом, тоскливо посмотрел на Колю: - Страшно это, товарищ полковник. Хотите ругайте, хотите бейте. Пепел летит, лица у всех - покойницкие.

– Возьми себя в руки, - так же тихо ответил Коля. - Нервы нам еще пригодятся, Олег. Потому что самые главные трудности, скажем так, они еще впереди.

Олег скомандовал, все построились. Коля медленно прошелся вдоль строя, вглядываясь в знакомые, много раз виденные лица своих товарищей. Сегодня они были совсем другими, эти лица. Напряженные, осунувшиеся, тревожные. Коля вдруг поймал себя на мысли, что некоторых он просто не узнает. "Не помню? - почти испугался Коля. - Чепуха какая. Нет! Просто они стали другими. За двадцать четыре часа стали совсем другими. А ведь они еще не знают ни о решении ГКО, ни о своей роли в выполнении этого решения. В конце концов, если уж называть вещи своими именами, не слишком приятная им работа предстоит, ох не слишком. Фронт - это недосягаемая мечта в сравнении с тем, что придется делать здесь. И все же выбрали именно их - проверенных, до конца преданных Советской власти, - без оглядки, без вопросов, сомнений, выбрали тех, на кого всегда опиралась страна в трудные свои минуты: коммунистов и рабочих. И это доверие, эту надежду нельзя не оправдать".

– Смирно! - крикнул Олег. - Товарищ полковник! Отряд сотрудников вверенного вам управления построен!

– Вольно! - Коля остановился у правого фланга. - Москве грозит серьезная опасность, товарищи. Речь идет о жизни и смерти нашей столицы. Так вот: для того, чтобы обеспечить тыл города, в ночь на двадцатое вводится осадное положение. Охрана строжайшего порядка на участке от Петровки до Сретенки и от Садового до Бульварного кольца поручена нам. Это приказ Государственного Комитета Обороны, приказ нашей партии, приказ лично товарища Сталина. Рядом с нами будут действовать внутренние войска НКВД и добровольческие рабочие отряды. Задача: не допустить никаких акций со стороны фашистской агентуры, провокаторов и прочих пособников врага. Тех, кто призывает население к беспорядкам, а также мародеров, бандитов и грабителей, взятых с поличным, властью, данной мне Родиной, приказываю уничтожать на месте! Прочих преступников и нарушителей порядка задерживать и передавать судам военного трибунала. - Коля обвел строй глазами и продолжал: - Это нелегкое дело, товарищи. Тех, кто не уверен в себе, в своих нервах и выдержке, прошу сказать об этом прямо.