Я продолжал работать в Отделе Географического общества, сделал на собраниях доклад о геологии Ленских приисков. Квартира на набережной реки позволила мне также сделать небольшие наблюдения над образованием придонного льда в Ангаре. Вопрос об этом льде, который вызывал странные наводнения в Иркутске в конце декабря во время ледостава и сильных морозов, заинтересовал меня, и я извлек из старой литературы сведения об образовании этого льда в Байкале и Ангаре и напечатал их в «Известиях» Отдела вместе со своими наблюдениями. Горное управление выписало впервые появившийся в продаже складной фотоаппарат и сухие пластинки, что позволяло во время геологических исследований снимать виды местности и обнажений горных пород для иллюстрации отчетов. Такие аппараты и пластинки раньше у нас еще не были известны, и во время моих работ в Туркмении и первых двух лет в Сибири приходилось довольствоваться собственными зарисовками. Чтобы напрактиковаться в съемке в поле и печатании отпечатков, при второй предстоявшей поездке на прииски, я стал снимать зимой знакомых и виды города и изготовлять фотобумагу для отпечатков.
Весной 1891 г. меня посетил геолог Черский, ехавший в Колымский край во главе небольшой экспедиции, посланной Академией наук для исследования этого почти неизвестного края, привлекавшего к себе внимание после академических экспедиций Бунге и Толля на р. Яну и Новосибирские острова. Собранные ими коллекции остатков четвертичных млекопитающих обработал и описал в Академии наук Черский, переехавший в Петербург в 1886 г. по окончании своих исследований в Восточной Сибири в течение 1873–1886 гг.
Черский, как известно, вместе с климатологом Воейковым, категорически отрицал возможность обширного четвертичного оледенения Сибири, аналогичного оледенению Европы и Северной Америки. Оба они основывались на континентальности климата Сибири, не допускающей накопления больших масс снега, и признавали возможность существования только отдельных небольших ледников на самых высоких горах. Между тем мои наблюдения на Ленских приисках вполне подтвердили данные Кропоткина, который в 1863 г. описал ясные признаки прежнего оледенения этой области, где абсолютная высота не более 1700 м. В разговоре с Черским я, конечно, затронул и этот вопрос. Он ответил, что ему лично не случалось видеть несомненных следов бывшего оледенения в Прибайкалье, а в Тункинских альпах он их находил и признал прежнее существование небольших ледников. Он отметил, что теперь, в экспедиции на Колыму, он, вероятно, встретится и с этим вопросом. Упомяну, кстати, что Черский действительно нашел и описал несомненные следы оледенения в горных цепях между верховьями рек Индигирки и Колымы, но сделать соответствующие выводы из этого факта он не успел, так как скончался в начале второго года этой экспедиции. Это была большая потеря, так как другого такого знатока геологии Сибири вообще и состава фауны четвертичных отложений в частности у нас не было, а новое поколение исследователей в лице моем и моих сверстников только начинало знакомиться с этой огромной областью.
X. Второе лето на Ленских приисках
В мае 1891 г. я поехал вторично на прииски и попутно при плавании вниз по р. Лене выполнил задуманное беглое обследование берегов этой реки от Качуга до Витима. Отдел Географического общества прикомандировал ко мне препаратора своего музея Кириллова, который, пользуясь даровым проездом по Лене и пребыванием на приисках, должен был собирать коллекции птиц, мелких зверей и насекомых для музея. В Жигалове я купил опять шитик, и мы плыли, как в прошлом году, не торопясь, от станции до станции, и только в светлые часы, останавливаясь по мере надобности для осмотра обнажений; ночевали в лодке на станциях, пищу готовили сами. В этот раз жена не поехала со мной, так как с грудным ребенком, кроме трехлетнего, это было трудно; она осталась в Иркутске на даче.
В Усть-Куте я не пересел на пароход, а продолжал плыть в лодке до ст. Витим. Наиболее интересными моментами этой поездки были: осмотр месторождений медной руды в красноцветных отложениях высоких стен правого берега Лены в верхнем течении; поиски фауны в обнажении у д. Криволуцкой выше Киренска, где Эрман впервые открыл фауну, определенную как силурийская; соленая вода речки Солянки, впадающей в Лену, и Вонькие ключи – минеральный источник с холодной молочно-белой водой, сильно пахнущей сероводородом и вытекающей несколькими струями из утеса известняков между станциями Паршинской и Рыжковой. Солянка и Вонькие ключи могли бы быть использованы для курортов. На первой легко построить ванные и жилые здания у самой речки для лечения соляными ваннами. На Воньких ключах место выхода их, конечно, неудобно, и здания пришлось бы ставить на террасе по соседству, а серную воду провести туда по трубам; дебит этой воды достаточный для нескольких одновременных ванн. Наличие фотоаппарата позволило сделать снимки интересных мест.
Эта поездка дала мне материал для описания берегов р. Лены между Качугом и Витимом, с рефератами всей предшествующей литературы составившего том трудов Восточно-Сибирского отдела, изданный в 1892 г.
Обследование приисков я начал опять с Успенского, где нужно было осмотреть некоторые новые шахты, а также прииски Андреевский и Водянистый, расположенные по р. Бодайбо ниже устья р. Накатами. Ниже Водянистого прииска река опять текла в кривляке по тесному ущелью, и можно было утверждать, что оно такое же эпигенетическое, как щеки выше и ниже Прокопьевского прииска, описанные выше, и что глубокая россыпь залегает под перевалом дороги через мыс левого склона, спускающийся к кривляку. Упомяну кстати, что здесь, на левом склоне долины, над обоими этими приисками позже были найдены террасовые россыпи на нескольких уровнях. В конторе Компании промышленности думали, что россыпь, расположенную в кривляке под современным руслом, нельзя будет работать, так как отвод всего Бодайбо в сторону потребовал бы слишком больших затрат, не окупаемых золотом, добытым в кривляке. Я мог успокоить контору своим выводом, что в кривляке никакой глубокой россыпи нет и что ее нужно искать под дорогой (где она позже и была найдена).
Рядом с Андреевским прииском в низовьях крутой боковой пади правого склона р. Бодайбо находился отвод мелкого золотопромышленника, на котором несколько старателей копались в маленьком разрезе. Можно было удивляться владельцу, который платил налоги за этот прииск, едва ли окупавший их. Но окружной инженер Штраус объяснил мне, что такие золотопромышленники, получившие отвод рядом с приисками крупной компании, занимаются скупкой краденого золота у рабочих этой компании, уплачивая за него немного больше, чем платит компания за так называемое «подъемное» золото, упомянутое выше. Мелкий золотопромышленник, конечно, может платить за это золото больше, чем крупный, так как не несет никаких расходов по его добыче. Уличить этих людей трудно – они записывают это золото как добытое на своем отводе, который и держат ради этого и для отвода глаз ведут на нем какие-нибудь работы. Бо́льшую часть купленного золота такие дельцы даже не записывали в книгу, а увозили в Иркутск и продавали китайским купцам, которых там было довольно много и которые имели лавки с китайскими товарами – чесучой, леденцом, чаем. В Иркутске на одной из улиц таких китайских лавок был целый ряд, и, заглядывая изредка в них, я всегда удивлялся отсутствию покупателей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});