Читать интересную книгу Тень Гегемона. Театр теней (сборник) - Орсон Скотт Кард

– Зато он был калекой. С изуродованной ногой. Чтобы выжить, ему надо было быть сообразительным. Держаться так, чтобы его никто не прикончил просто потому, что есть такая возможность. Может, эта мания убивать каждого, кто видел его беспомощным, – может быть, это стало для него механизмом выживания в подобных обстоятельствах.

– Какой ты хороший христианин. Сплошное милосердие.

– Кстати, – сказал Боб. – Наверное, ты будешь растить наших детей армяно-католиками?

– Я думаю, сестра Карлотта была бы счастлива?

– Она была бы счастлива, что бы я ни делал. Бог ее такой создал. Если она сейчас где-то есть, она счастлива. Такая она была.

– У тебя она получается какая-то… с умственной недостаточностью?

– Да. Она не умела помнить зло. А это серьезный дефект.

– Интересно, есть ли на него генетический тест, – сказала Петра и тут же пожалела об этом. Меньше всего сейчас надо было, чтобы Боб задумался о генетических тестах и понял то, что ей казалось сейчас таким очевидным: никакого теста у Волеску нет.

Они посмотрели еще несколько мест, и каждое из них вызывало у Боба воспоминания о каких-нибудь случаях. Вот здесь Проныра хранила запас еды для награждения отличившихся детей. Здесь впервые сидела сестра Карлотта, когда учила нас читать. Это было лучшее место, чтобы спать зимой, потом нас нашли большие ребята и прогнали.

– А здесь Проныра стояла над Ахиллом, держа в руках кирпич, – сказал Боб, – готовая вышибить ему мозги.

– Если бы только она решилась на это, – вздохнула Петра.

– Она была слишком хорошим человеком. Не могла себе представить, какое в нем зло. Я тоже не мог, пока не увидел, как он здесь лежит, не увидел, что было в его глазах, смотрящих на кирпич. Никогда не видел столько ненависти. А страха не было. Я сказал ей, что надо сделать – убить его. Она не смогла. И вышло точно так, как я ее предупреждал: если оставишь его в живых, он тебя убьет. Он и убил.

– Где это было? – спросила Петра. – Где он ее убил? Можешь показать?

Он подумал пару минут, потом подошел к воде между причалами. Нашлось свободное место, где среди лодок, кораблей и барж видна была вода широкого Мааса, бегущая к Северному морю.

– Какая мощь, – сказала Петра.

– Ты о чем?

– Река – такая мощная. И все же люди смогли построить все это вдоль ее берегов. Эту гавань. Сильна природа, но человеческий разум сильнее.

– Кроме тех случаев, когда это не так.

– Он отдал ее тело реке? – спросила Петра.

– Он выбросил ее в воду.

– Но Ахилл видел это по-другому. Отдать ее реке – он это романтизировал.

– Он ее задушил, – сказал Боб. – И мне все равно, что он думал в этот момент или потом. Он поцеловал ее и задушил.

– Но ты же не видел, как он ее убивал, надеюсь!

Слишком было бы ужасно, если бы Боб до сих пор хранил в памяти этот образ.

– Я видел поцелуй, – сказал Боб. – И был слишком эгоистичен и глуп, чтобы понять, что он значит.

Петра вспомнила поцелуй, полученный от Ахилла, и вздрогнула.

– Ты подумал то же, что подумал бы всякий, – сказала она. – Что его поцелуй значит то же, что и мой.

И она поцеловала Боба.

Он ответил на поцелуй – жадно.

Но когда поцелуй закончился, лицо его снова стало задумчивым.

– Я бы отказался от всего, что сделал в жизни с тех пор, – сказал он, – если бы только мог вернуть эту минуту.

– Как? Ты думаешь, ты мог бы с ним справиться? Ты забыл, какой ты тогда был маленький?

– Если бы я был здесь, если бы он знал, что я смотрю, он бы не стал этого делать. Ахилл никогда не рискует разоблачением, если можно без этого обойтись.

– И тогда он убил бы и тебя.

– Сразу обоих он бы убить не мог – с его хромой ногой. Стоило бы ему заняться одним, другой бы поднял крик и побежал за помощью.

– Или дал бы ему по голове кирпичом.

– Ну, Проныра могла бы, я в те времена кирпич на высоту его головы не поднял бы. А уронить камень ему на ногу – этого вряд ли достаточно.

Они еще постояли у причала, потом пошли обратно в больницу.

Охранник был на месте, в мире все было в порядке.

Все. Боб вернулся в места своего детства и не сильно плакал, не отвернулся, не убежал.

Или так казалось Петре, пока они не вышли из больницы и не вернулись в гостиницу, и он лежал в кровати, будто задыхаясь, и тут Петра поняла, что он всхлипывает. Сухо, без слез, сотрясаясь всем телом.

Она легла рядом и обнимала его, пока он не заснул.

Волеску настолько хорошо разыграл комедию, что Петра временами думала, нет ли у него действительно теста для проверки эмбрионов. Но нет, это был спектакль – просто Волеску был достаточно умен и хорошо знал свое дело, чтобы спектакль выглядел убедительным, реалистичным настолько, чтобы обмануть окружающих. Даже специалист по оплодотворению купился. Наверное, Волеску представил свой тест подобным тому, что делают врачи для определения пола ребенка или серьезных генетических дефектов.

Или доктор тоже отлично знал, что все это липа, но ничего не сказал, потому что «улучшатели» играют в ту же игру, притворяясь, что ловят дефекты, которые на самом деле выявлены быть не могут. Они ничем не рискуют: когда липа всплывет, родители уже будут сильно привязаны к ребенку, а даже если нет, они не пойдут в суд с жалобой на плохо выполненную запрещенную процедуру отбора на спортивные таланты или интеллект. Может, все эти магазины заказных младенцев гонят липу.

Единственное, почему не обманулась сама Петра, – потому что наблюдала не за процессом, а за самим Волеску и к концу увидела, что он слишком спокоен. Он знал, что никакие его действия ничего не меняют. Ничего не поставлено на карту, тесты были пустышкой.

Эмбрионов было девять. Волеску сделал вид, что у троих обнаружил «ключ Антона». Он пытался отдать контейнеры ассистенту для уничтожения, но Боб настоял, чтобы их отдали доктору.

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь из этих эмбрионов случайно стал младенцем, – пояснил он с улыбкой.

Но для Петры они уже были младенцами, и ей было больно смотреть, как под наблюдением Боба всех три спустили в раковину, контейнеры промыли, чтобы наверняка ни один эмбрион не выжил в случайно оставшейся капле.

«Я это придумала, – сказала себе Петра. – Судя по всему, эти контейнеры вообще не содержали эмбрионов. Зачем бы Волеску стал ими жертвовать, когда ему достаточно было всего лишь солгать, сказав, что в этих трех контейнерах – эмбрионы с „ключом Антона“?»

Убедив себя таким образом, что ни один из ее детей не пострадал, она поблагодарила Волеску за помощь, потом они с Бобом дождались его ухода прежде, чем приступать к следующим процедурам. Волеску не вынес из комнаты ничего такого, что туда не приносил.

После этого на глазах у Петры и Боба оставшиеся шесть эмбрионов были заморожены, контейнеры помечены и спрятаны так, чтобы никто к ним не имел доступа.

Утром перед имплантацией они оба проснулись с рассветом, слишком взвинченные, чтобы спать. Петра лежала и читала, пытаясь успокоиться, Боб сел к столу и стал смотреть почту и бродить по Сети.

Но он тоже не мог отвлечься от предстоящей процедуры.

– Дорого обойдется, – сказал он, – держать охрану для тех, что мы не подсаживаем сегодня.

Она знала, к чему он клонит.

– Ты знаешь, что надо будет держать их замороженными, пока не выяснится, что с первым имплантированным все в порядке. Это не навсегда.

Боб кивнул:

– Но я, как ты знаешь, не идиот. Я отлично понимаю, что ты хочешь сохранить все и имплантировать их по очереди, чтобы завести столько моих детей, сколько получится.

– Конечно, – согласилась Петра. – Что, если наш первенец окажется таким же мерзким типом, как Питер Виггин?

– Невозможно, – ответил Боб. – У моего ребенка может быть только ангельский характер.

– Согласна, но почему-то я об этом подумала.

– Значит, охрану придется держать годами.

– А зачем? – спросила Петра. – Никому не нужны оставшиеся дети. Мы уничтожили тех, у кого был «ключ Антона».

– Это мы знаем. И все равно это дети двоих человек из джиша Эндера. Даже без моего дефекта они стоят того, чтобы их украсть.

– Но они еще много лет не будут представлять никакой ценности.

– Не так уж много, – возразил Боб. – Сколько нам с тобой было? Даже сейчас – сколько нам? Людей, которые захотят прибрать к рукам этих детей, вложить сколько-то лет в обучение и приставить их к работе, достаточно много. Играть в игры и выигрывать войны.

– Я никогда не дам никому из них ничего похожего на военное образование, – твердо сказала Петра.