Читать интересную книгу Без Вечного Синего Неба. Очерки нашей истории - Мурад Аджи

Причем тут космическая радиация? Но серебристые облака появляются после вспышек солнечной активности, метеорных потоков и иных возмущений… Остается лишь спросить, могут ли изотопы водорода и кислорода соединиться? Иначе говоря, могут ли появиться молекулы тяжелой воды?

Могут. Температуры термосферы достаточно для реакции соединения. Именно при такой температуре гениальный Антуан Лавуазье соединил два газа – кислород и водород, и мир узнал о строении воды. Правда, Лавуазье провел свою реакцию, поместив газы в закупоренный ружейный ствол, который потом прокалил в печи. В нашем же случае атомы водорода и кислорода соединяются в естественных условиях – в термосфере.

Из серебристых облаков, как и из других облаков, выпадают осадки – мельчайшие кристаллики, они опускаются вниз, к Земле, смешиваясь с атмосферной влагой (дождями и снегом), попадают в водоемы, пополняя их тяжелыми изотопами…

Остаются два вопроса. Почему исчезают серебристые облака зимой? Да потому, что в зимнее время солнечная активность приходится на противоположное полушарие – лето! А где лето, там и зарождаются серебристые облака, ибо там гелиофизическая активность, то есть сильнее космические лучи.

Почему облака видны с поверхности планеты не повсеместно, а в узком интервале широты? И в густых сумерках? Это зависит от строения атмосферы и от нашего зрения…

Если мои рассуждения не противоречат действительности, то напрашивается новая мысль, которая отнюдь не бесспорна: в слоях термосферы может появиться не только вода, но любое другое вещество, в том числе органическое.

Следы органических веществ наблюдали (и не раз) при изучении метеоритов!

Здесь, на границе термосферы, могут обитать неизвестные нам формы жизни. Почему нет? В термосфере есть атомы углерода, азота, других элементов, входящих в состав живой материи. И нет никаких препятствий тому, чтобы под воздействием космических лучей не проходили сложные физико-химические реакции. Любые! Даже те, в результате которых появилась живая материя.

Выходит, жизнь на небесах возможна… Что, если и вправду дух витает над планетой? Высший Разум, с которого началось все материальное и нематериальное на Земле?

Москва, издательство «Знание», серия «Знак вопроса».

Март 1989 г.

Пылающая земля Камчатка

В аэропорту Петропавловска я стоял оглушенный длительным перелетом, перепадом времени и величием природы, вдруг открывшейся взору, стоял, будто во сне. Сопки, вершины которых под снегом, лазурь над головой, воздух, пахнущий океаном. Рыжая осень уже проскользнула здесь – и зазолотилась, зарделась земля Камчатки.

Если бы не письмо читателя, не видеть мне ее красоты. Анатолий Коваленков, директор промыслового хозяйства, писал о Жупановской ГЭС, построить которую рвутся энергетики. Их порыв, что прилив в океане, то нарастает, то отходит, то вновь нарастает, то опять отходит. Ныне, похоже, ситуация отклонилась от уровня нравственного ординара, обрела гражданские, а не технократические оценки. Суть дела такова.

Не имея разрешения, энергетики проникли в район будущей стройки и принялись за работу. Коваленков же – а дело было на территории охотугодий – провел операцию захвата. Высадил с вертолета десант и снял магнето с вторгшихся тракторов. Без магнето трактор, что груда металлолома.

Новую атаку на природу Камчатки энергетики вели совместно с канцеляриями, и она едва не увенчалась успехом: разрешение выписали, осталось согласовать его с местным исполкомом советской власти. Тогда Коваленкова к ответу – и прямой путь к строительству… К сожалению, энергетики знают, чем брать бюрократические бастионы, местные чиновники ради новых дорог, поселков, заводов стройиндустрии позволяют разрушать природу вверенных им областей, думая, что экономическая активность – тем более промышленная, еще и масштабная! – пойдет во благо.

Такая канва конфликта, который и привел меня сюда.

Дорог на Камчатке крайне мало, всюду сопки, реки судоходны лишь для лодок. По океану много не наплаваешь – штормы, льды. Только вертолет выручает. В то утро густой туман спрятал небо, сопки, казалось, облака опустились до самого низу и лижут землю. В ста шагах ничего не видно. Здесь всегда так по утрам – океан рядом, он распорядитель полетов… Лишь к полудню мы получили «добро» на вылет.

Взлетели. Оторваться от иллюминатора невозможно: внизу другая планета!

Марсианские пейзажи сменялись лунными: черные поля пепла, коричневые размоины, голые скалы, тусклые россыпи камней, блестящие нити рек и ручьев. На склонах сопок – стланики, непроходимые заросли кедра. Земной бархат, вечнозеленые камчатские джунгли. А где нет стланика, там каменные березы, корявые, с перекрученными стволами, однако ветрам и вьюгам не покорившиеся.

Березовые рощицы на побережье всюду. Червонными стояли они. Среди них полыхали то ли рябины, то ли осины, не угадаешь сверху. Смотрю в иллюминатор и слушаю Коваленкова, для него красоты – будни, он живет среди них. Годами в тайге, на реке – работа такая, охотник-профессионал.

Есть великая мудрость жизни: благополучие природы и благополучие охотника неразрывны. Не случайно сибирские охотники издревле заботились об угодьях, заповедали леса, берегли зверя даже от собак. Коваленков и был из тех, кто поднялся на защиту традиций. Немолодой, но с молодыми, чуть грустными глазами, он и в вертолете не сидел спокойно. То возле пилотов, то объяснял что-то мне, а то открывал иллюминатор и снимал на кинокамеру проносящиеся внизу картины.

– Сколько лет на Камчатке, а не могу привыкнуть. Каждый раз по-новому. Не один фильм отснял. Так, для себя. Чтобы было что вспомнить.

Наконец сопки отошли, и открылась – нет, распахнулась долина реки Жупанова: болотистая тундра, озера, старицы. Ни единого деревца. Все кругом приглаженное, распластанное. Только вдали, у горизонта, темнели сопки, золотилась тайга. Здесь же медвежье царство: тропы вдоль берегов, через болота, за сотни лет натоптаны целые улицы. На земле вулканов, ледников и отчаянного безлюдья веками обитает большое медвежье семейство: как ни прожорлив зверь, корма – рыбы, ягод – хватает. Построят гидростанцию, дельта погибнет, и станут мои наблюдения историческими, а медведи – реликтами.

Река Жупанова пока не знает человека и тем отличается от других рек, замученных хозяйственниками. Воду здесь пьют пригоршнями. И без последствий.

А еще камчатские реки отличаются тем, что слабые они, неглубокие, не могут океан пересилить и «нормально» вытечь с материка. Океанские волны, шутя, разворачивают реку вспять, отчего та километрами течет вдоль морского берега, отделенная от океана песчаной косой. Косу намыли волны, которым подвластно на берегу все – вот она где, силища!

Пару раз видел рыбацкие сейнеры, выброшенные далеко-далеко на берег…

Наши энергетики проектируют ГЭС по старинке. Не думая о новых технологиях, придают станциям вид как десятки лет назад, с плотинами, с водохранилищами. А оправдано ли это? Нет, конечно.

В других странах инженеры и ученые предлагают новинки. Их проекты на удивление разнообразны. Одни используют энергию прибоя. Согласно другим, наоборот, «создается» высокая волна, которая накатывает на морской берег и обрушивается водопадом на турбины. Интересный проект испытали американцы: у калифорнийских берегов соорудили ГЭС, напоминающую атолл.

Любопытны проекты термоградиентных станций, они работают по принципу отбора тепловой энергии океана… Идея очень перспективная. Все проекты не перечесть, подкупает в них забота о сохранении природы и новизна, которую наши энергетики избегают.

Дельта реки Жупанова кипит жизнью, стада тюленей тянутся сюда. На океанской волне всюду качаются темные поплавки – головы тюленей, они поджидают косяки рыбы. Рыба прячется неподалеку, где-то в море, чтобы с приливом прорвать тюленьи кордоны и валом устремиться вглубь материка, к нерестилищам. Тюлени – ловкие морские охотники, но в азарте погони порой становятся добычей истинных властителей океана – касаток. Будто ножи, прорезают они тюленьи сборища, и горе неповоротливым, касатки беспощадны, их плавники, как черные кривые клинки в океане, хорошо видны с вертолета.

– Вон темное пятно, видите? – Коваленков указывает вдаль. – Утки. С севера прилетели.

И верно, когда вертолет приблизился к гигантской стае, разместившейся на постой, океан закипел, и серебряное облако брызг поднялось в небо. Сколько их… В устье реки у нас была посадка. Еще недавно здесь был поселок рыбаков, работал рыбозавод, мальчишки бегали вдоль берега. Сейчас все мертво, брошено, только ветер остался. Плохо с рыбой, улова едва хватает сезонной бригаде.

Несколько домиков, обшитых толем, – это и общежитие рыбаков, и столовая, и склад. Зато чаек здесь – белые тучи. С утра и до позднего вечера ссорятся возле разделочного цеха… В мертвом поселке увидел я символику, напоминание о грозящей беде.