«Забирайся быстрее по кишкам!» — раздался голос Кивира. Зеленые вены на левой руке вздулись, сияя болотным светом. Пятый почувствовал, как в тело возвращалась сила. Колени больше не дрожали, исчезла тяжесть в мышцах.
Надо спешить. Еще побрыкаемся.
Коля искал глазами ветку, на которой он смог бы подтянуться и добраться до красной кишки, когда за его спиной раздалось хрюканье. Он обернулся, мысленно приготовившись к схватке. И не зря: к нему, лавируя по тонким сучьям, приближалась тварь, походившая и на человека, и на хряка. На руках уродца звенели металлические цепи, оканчивающиеся острыми лезвиями.
Если бы у Пятого был рот, то он бы растянул губы в хищной улыбке. Свиноподобного существа он не боялся, наоборот — хотел показать твари свое место.
На мгновение морда хряка исчезла в тени, густой, как черная сметана. У Коли не было времени разбираться, откуда появилась тень: он кинулся к уродцу, готовясь первым же ударом уничтожить противника.
Мгновения растянулись в бесконечность. Пятый занес кулак для удара. План был прост: оглушить тварь и скинуть с ветви.
В глазах свиноподобного существа мелькнуло удивление. Наверняка оно не ожидало, что кусок мяса будет сопротивляться.
Пятый увидел ярость, мелькнувшую на морде уродца, почувствовал на губах её выдох…
Удар Коли оказался настолько сильным, что раздался хруст ломаемых костей. Первый гневный нахрап превратился в цепкие, осмысленные зуботычины. Свиноподобное существо не успело замахнуться цепью, поскольку сейчас ему приходилось закрывать морду руками, чтобы очередной удар Пятого не оказался последним. Балансируя на тонкой ветви, оно попыталось отойти от человека.
Воспользовавшись моментом, Коля ногой пихнул хряка, тот потерял равновесие и, размахивая руками, полетел с дерева. Прошло всего несколько секунд с момента драки, однако для Пятого они растянулись в часы. Ярость душила его, хотелось кромсать мягкую податливую плоть, хотелось перемалывать зубами кости врага.
Кровь… Пятому была нужна кровь.
«Я больше не Дохляк, — повторял про себя он. — Я больше не хочу убегать от жалких уродцев».
Он бросил взгляд вниз. На нижних ветвях свиноподобных существ было очень много. Твари кишмя кишели, толпились, стремясь поскорее подняться повыше. Пятый бы сиганул к уродам, если бы его не остановил крик.
— Помогите! — Голос оказался низким и до боли знакомым. — Пожалуйста! Я не хочу умирать!
По другую сторону ствола на Колю глядела его «копия»: голова была рыхлой, как тесто, с глубокими провалами вместо глаз, безгубой извилистой щелью рта и дорожками морщин. По телу Пятого пробежала дрожь. Узнать в этом инвалиде себя он не мог, Коля скорее почувствовал, что его просил о помощи двойник.
— Я не могу добраться до кишки, — лопотал калека. — Мне не допрыгнуть до вашей ветви: ствол слишком широкий. Помогите мне. Я хочу жить!
Пятый подошел ближе к «копии», размышляя о своих дальнейших действиях.
Бросить?
Или все-таки помочь?
Ветер пустыни слизывал с лица Пятого остатки черной крови и последние крохи тепла. Через минуту лицо замерзло, онемели скулы, лоб. Только сейчас Коля понял, что стоял на ветви совершенно голый. В горячке драке он совсем не обратил на это внимание.
— Помогите! — закричал безгубый. — Я Тринадцатый! Понимаете? Тринадцатый!
Пятый дотронулся рукой до мушиного хоботка, как бы давая понять, что не может говорить. Но Тринадцатый уяснил всё без слов. Он кивнул, облокотился грудью о ствол и снова принялся тараторить:
— Вы сможете меня поймать? Я попробую оттолкнуться от ветви и схватиться о вашу руку. Не пугайтесь: вы не упадёте! Я могу изменять свой вес.
Пятый кивнул. Он все еще размышлял над тем, стоит ли помогать своей копии. Вдруг его хотят обмануть, вдруг Кивир управляет мозгами двойников, вдруг… Слишком много «вдруг». Он велся на обманы как ребенок. Еще в той, в прошлой жизни, он никогда не плел интриги и предпочитал говорить в лицо все, что думает. Однако мальчику из воска нельзя сказать: «Стой! Хватит! Я не участвую в этих играх». Как вообще можно просчитывать ходы врага, если враг обладает нечеловеческой логикой?
Сжав кулаки, Пятый смотрел на Тринадцатого и пытался понять, чего стоит ожидать от двойника.
Черт! Ведь «копия» — его проекция. По другую сторону ствола от него ждал помощи он сам. Тринадцатый чувствовал то же, что и он, прожил ту же жизнь. Соответственно, и вести себя двойник будет также…
Стоп-стоп-стоп.
Пятый нахмурился. Какого черта он решил, что видит двойника? Лишь из-за того, что его посетило некое мистическое чувство, рискнет собственной жизнью… Глупо. Необходимо оперировать логикой и здравым смыслом. А они подсказывали, что спасать человекоподобную тварь — глупо.
Тринадцатый сделал несколько шагов назад по ветви, разбежался и прыгнул. Пятый на мгновение увидел, как сверкнули звезды в глубоких провалах глаз инвалида. По телу Коли пробежали мурашки. Хватило одной миллионной секунды, чтобы принять решение. Пятый лег грудью на ствол дерева и протянул руку, пытаясь схватить липкую ладонь Тринадцатого.
В прыжке двойник изменился: тело уменьшилось, превратилось в бесформенный кожаный мешок, голова сдулась, как воздушный шар. Послышался хруст костей, в ноздри ударил сладковатый запах ацетона. Пятый хотел было убрать руку, однако инвалид уже ухватился за него. Жужжащая кожа Тринадцатого задымилась на его ладони.
«Тяни его! Быстрее!» — надрывался внутренний голос.
Пятый затащил инвалида на ветвь и с отвращение отпустил руку. Казалось, у урода не было костей. Вообще! Тринадцатый лежал кожаной простыней, и ветер играл его складками.
«Скинь его. Пока еще можно».
Однако Пятый сидел, прислонившись спиной к стволу, и смотрел за превращениями своей копии. За несколько мгновений Тринадцатый вновь превратился в подобие человека. Инвалид начал лопотать слова благодарности, но Пятый его не слушал.
— Спасибо-спасибо-спасибо…
«Надо идти», — подумал Коля, затем понял, что не может говорить, и кивком показал Тринадцатому наверх.
Двойника вырвало: изо рта начали вытекать комки зеленой слизи и нити засохшей крови. Вся эта каша из желудка инвалида, попадая на поверхность ветви, тут же сворачивалась и покрывалась алой коркой. Пятый скривился от отвращения. Он разглядел, как в блевотине копошились то ли сороконожки, то ли мохнатые черви. Проклятые твари пищали и лихорадочно извивались.
Пятый не стал дожидаться Тринадцатого: подпрыгнул к новой ветви, подтянулся и без труда вскарабкался. Из-за холодного ветра его тело потеряло чувствительность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});