173
Из письма Ариадны Эфрон от 1 января 1959 г.: «Дорогой мой Боренька! <…> Все время думаю о тебе, о вас двоих, и то, что было подсказано чутьем, теперь превратилось в убеждение. <…> Произошла великая переоценка ценностей, величайшее испытание чувств на прочность, слов на действие. И это — наш праздник, тех, кто по-настоящему с тобой. <…> Сейчас все раскрыто, все обнажено, отметено все лишнее, осталось правдивое, верное, насущное, как воздух. И какое, о Господи, счастье, что встала рядом с тобой на суд веков — навечно — эта женщина, жена (Ольга!). Встала противовесом всех низостей, предательств, выспренностей и пустословий. <…> Приезжайте сюда. Вам предлагают дружбу, кров, дрова, дивный простор и помощь в переезде и устройстве здешней немудреной жизни друзья К. Г., мои и ваши Елена Михайловна и Николай Давидович. У них прелестная дача в Тарусе, есть телефон, а главное — люди милые, умные, настоящие. К. Г. сейчас в Ялте, он болен. Только что получил в грубой форме отказ „Нового мира“ печатать его уже объявленный в журнале автобиографический роман (последняя часть „Дальних лет“), и после этого состояние его ухудшилось. Приезжайте к встрече старого Нового года (к 13 января 59 г.), мы бы его чудесно, сказочно встретили все вместе. Все уладится и устроится, только приезжайте. Мне хочется, чтобы ты познакомился с чудесными людьми, с чисто Ольгиной простотой и радушием предлагающим вам передышку под их кровом и крылом. Вы сможете быть самими собой без оглядки на все и вся. Целую тебя крепко, дорогой мой, люблю тебя и всегда с тобой. Твоя Аля». Об истории с отказом Пастернака уехать в Тарусу Ивинская пишет в своей книге, но в нашей беседе выяснилось много важных, ранее не известных читателям подробностей.
174
Комментируя эти сентенции Суркова, Митя говорил: «Разве отличаются речи советских лгунов и демагогов от геббельсовской пропаганды? Советская еще более изощренна».
175
«Как это похоже на выдумки Евгения Борисовича о том, что „Пастернак не любил Ивинскую, но не мог ей отказать в ее прихотях“», — указывал Митя, читая выдержки из сочиненной Евгением Борисовичем биографии Пастернака.
176
В книге Ивинской на с. 393 описан эпизод ее допроса на Лубянке в 1950 г.: «Прокурор Тикунов, „человек без шеи“, заявляет мне: „Ловко вы замаскировались. Но нам-то известно, что роман не Пастернак писал, а вы. Вот что Пастернак сам пишет (читает из письма Бориса Леонидовича): „Это все ты Лелюша! Никто не знает, что это все ты, ты водила моей рукой, стояла за моей спиной — всем, всем я обязан тебе““. По этому поводу Вадим, сам проведший пять лет в концлагере, говорил мне: „Этот пещерный уровень следователей, с которым сталкивался и я, сохранился со сталинских времен“».
177
Полный разрыв Лидии Чуковской с Ольгой произошел в 1949 г., когда стало известно, что Ивинская ждет ребенка от Б. Пастернака.
178
Пастернак переживал, считая, что бросил Ольгу на растерзание властям. В письме от 3 марта 1959 г. из Тбилиси он пишет Ольге: «Если ты жива, не арестована и в Москве (курсив мой. — В. М.), я надеюсь, как обычно (о счастье), позвонить тебе по телефону, <…> надеюсь увидеть тебя в Измалкове, как бывало».
179
В книге «Борис Пастернак и власть» приведена секретная записка Руденко в ЦК КПСС, док. 47, где говорится: «Направляю копию допроса Пастернака Б. Л. На допросе Пастернак вел себя трусливо. Мне кажется, что он сделал необходимые выводы из предупреждения об уголовной ответственности. Генпрокурор СССР Р. Руденко».
«Маму также вызвали в прокуратуру и заставили подписать отказ от встреч с иностранцами. Примечательно, что ни Зинаиду, ни Евгения подобной чести КГБ не удостоил. Видимо, в их благонадежности там никогда не сомневались», — обратил мое внимание Митя.
180
Митя отмечал: «Официальные пастернаковеды нигде не приводят настоящий текст стихотворения „Нобелевская премия“. Но в книге Маслениковой „Портрет Б. Пастернака“, за которую на нее набросилось окружение Большой дачи, есть запись ее разговора с Пастернаком 11 февраля 1959 г.».
Масленикова записала монолог Пастернака: «Борис Леонидович тихо и медленно говорит: „На днях я ходил гулять и вернулся в страшно тяжелом настроении. Мне показалось, что вокруг меня непроходимый дремучий лес и выхода мне из него нет“. Б. Л. достает тетрадку из ящика. „В разгар этих событий мой друг сказала мне, что она больше так не может, что надо быть вместе. А я жизнь ломать не могу и не буду. Это была не размолвка, нет, все осталось по-старому, но тень размолвки. Это нашло отражение в стихах. Но с таким концом нельзя было давать читать, я написал другой, хуже. А вам сейчас напишу настоящий“. Б. Л. зачеркивает последнее четверостишье и вписывает два других».
На с. 182 книги Маслениковой приведена фотокопия листка со стихотворением, где зачеркнуто четвертое четверостишье — «Силу подлости и злобы / Одолеет дух добра». Рукой Пастернака вписаны истинные четвертое и пятое четверостишья: «Друга сердца нет со мной. <…> / Чтобы слезы мне утерла / Правая моя рука».
181
В книге «Борис Пастернак и власть» приведен текст «совсекретной» записки КГБ в ЦК КПСС от 18 февраля 1959 г: «Не считаясь с возмущением советской общественности, Пастернак не желал отказаться от Нобелевской премии, а сделанные им заявления в печати носили двурушнический характер. Как это установлено в ходе контроля за корреспонденцией Пастернака, он пытался отправить за границу ряд писем, в которых подтверждал свое удовлетворение присуждением ему Нобелевской премии и уполномочил получить ее свою знакомую, графиню де Пруайяр, проживающую во Франции. <…> В письме от 3 янв. 59 г. некоему Мак Грегору Пастернак пишет: „Петля неясности, которая все больше затягивается вокруг моей шеи, имеет целью силой поставить меня в материальном отношении на колени, но этого никогда не будет. Я переступил порог нового года с самоубийственным настроением и гневом“. В последнее время озлобленность Пастернака усилилась. <…> В результате наблюдения за Пастернаком установлено, что ряд лиц из его близкого окружения не разделяет точки зрения советской общественности и своим сочувствием подогревает озлобленность Пастернака. К числу таких лиц относится сожительница Пастернака Ивинская О. В. <…> В настоящее время выказывает антисоветские настроения. Пастернак находится под ее большим влиянием. <…> Отрицательно также влияют на Пастернака писатель Всеволод Иванов и его жена, Эфрон А. С. — дочь поэтессы М. Цветаевой. По последним данным, Пастернак проявляет беспокойство в связи с ожидаемым приездом английской делегации. <…> 18 февраля 1959 г. Председатель КГБ Шелепин». Записка КГБ была направлена главному идеологу КПСС М. Суслову.
«Примечательно, что среди лиц, по наблюдениям КГБ, дурно влияющих на Пастернака, нет ни родственников, ни завсегдатаев Большой дачи: Зинаиды Нейгауз, Бориса Ливанова, Евгения Борисовича Пастернака, Асмуса, Нейгауза и пр.», — отметил Митя. В воспоминаниях Галины Нейгауз, жены Станислава Нейгауза, о тех нобелевских днях, есть такая запись: «Пастернак растерянно спросил Зинаиду Николаевну и Леню, поедут ли они с ним, если его насильно вышлют. З.Н. отказалась, а Леня промолчал. Мне было физически больно за Б. Л. На кухне он мне с грустью сказал: „Вот видите, Зина и Леня отказались уехать! А там мне сказали, что со мной хоть на край света!“ Я с ехидством заметила: „Но на Запад, а не на Север“. — „Вы несправедливы, но с вашей стороны это естественно. А на Севере она уже была и стойко все вынесла“. Речь шла об Ольге Ивинской».
182
Тексты писем Ивинская опубликовала в своей книге.
183
После ареста О. Ивинской и Ирины советская пропаганда развернула кампанию клеветы на Ольгу в передачах по радио, которое вещало из Москвы. По решению ЦК КПСС появилась серия злобных статей в красной прессе зарубежных компартий, получавших финансовые вливания от КПСС. В 1963 г. Рената опубликовала в защиту Ольги свою переписку с Пастернаком. На русском языке эта переписка вышла в Париже в журнале «Грани» в 1965 г., № 58. О Р. Швейцер подробно написано в Приложениях, глава «Пастернак и Рената Швейцер».
184
В очередной книжке со «скромным» названием «Жизнь Бориса Пастернака» утверждается (на с. 493), что «в январе 1959 г. Пастернаком написаны последние стихи». Видимо, эти авторы «Нобелевскую премию» еще признают за стихи, а стихотворение «Перед красой земли…», которое написал Пастернак в апреле 1960 г., уже считают простой публицистикой. К тому же и солнечное стихотворение «Единственные дни», родившееся в марте 1959 г., также, по мнению написавших «Жизнь Пастернака», должно остаться за бортом творчества поэта.