Сняв комнату в гостинице, Казанова прежде всего сел писать письма. Одно из них было адресовано другу покойного Брагадина, почтенному патрицию Дандоло, которого Авантюрист просил собрать для него нужные рекомендации и отослать их венецианскому посланнику, дабы тот в случае надобности отрекомендовал его при дворе. Было известно, что испанский король, прежде чем принять чужестранца, справлялся о нем у посланника. Понимая, что без письма посланник вряд ли его примет, Казанова тем не менее отправился в венецианское посольство, представился секретарю, синьору Гаспару Содерини, и изложил ему свое дело. Секретарь был с ним любезен, попросил изложить все то же самое на бумаге и пообещал лично доглядеть, чтобы записка его попала в руки к посланнику. Казанова цветистым стилем составил прошение и отдал его Содерини.
Через день к нему явился красивый молодой человек, представившийся венецианским графом Мануцци. Слушая его, Казанова сообразил, что перед ним сын того самого Мануцци, который, будучи осведомителем инквизиции, некогда выманил у него колдовские книги, ставшие главным орудием в руках обвинения. Нынешний юный Мануцци был сердечным другом посланника Мочениго, известного своими противоестественными наклонностями. Видимо, за близость к Мочениго юный Мануцци и был удостоен графского титула; отец его был простым огранщиком. Однако зла на него Авантюрист не держал, поэтому они дружески обнялись, и посланец сообщил, что Мочениго настроен к Казанове весьма благосклонно, но до получения рекомендательного письма может встретиться с ним исключительно как частное лицо. Мануцци пригласил Казанову прибыть после обеда в указанную кофейню выпить чашечку кофе, намекнув, что попозже к ним присоединится посланник. В Мадриде Мочениго часто появлялся в обществе своего возлюбленного, но несмотря на это пользовался любовью и уважением испанцев. Хотя, как замечает Казанова, наверняка уважение бы несколько поубавилось, ежели бы стало известно, что в этой парочке роль мужа чаще всего исполнял Мануцци. Осведомленность в подробностях скрытой от посторонних глаз жизни юного графа впоследствии сыграла роковую роль в судьбе Казановы.
В ожидании рекомендаций Соблазнитель принялся приобщаться к увеселениям испанской столицы. Он побывал в театре, на корриде, у жриц продажной любви. Но более всего ему понравились публичные балы и танец фанданго, исполняемый несколькими парами под звуки гитары и ритмический перестук кастаньет. На каждом балу непременно наступало время для фанданго, и он с завистью смотрел на выстраивавшихся друг напротив друга танцоров и танцовщиц. Движения были чувственными и возбуждающими, и он был уверен, что после танца ни одна из танцовщиц не смогла бы отказать своему партнеру в любви, ежели бы он захотел от нее таковой. Несмотря на свои сорок два года он решил непременно научиться танцевать фанданго и преуспел в сем искусстве как благодаря умелому учителю, так и собственному старанию.
На мадридских балах Казанову познакомили с довольно необычной местной традицией: кавалер, желавший танцевать, должен был приходить со своей дамой, так как найти свободную было невозможно: женщины без сопровождения мужчин на бал не допускались. Казанова обратился за помощью к Мануцци. Молодой венецианец сказал, что тот, кто, подобно Казанове, не имеет в городе знакомых красавиц, может постучаться в любой дом, где есть девушка, и попросить дозволения у родных пригласить ее потанцевать. А так как все девушки бредят танцами, то родные, желая избежать девичьих слез и криков, следующих за отказом, обычно давали согласие, особенно когда кавалер был вовсе не знакомым, а значит, бал не станет предлогом для свидания с тайным любовником. После бала кавалер был обязан доставить девушку домой. Вместе с девицей обычно отправляли слугу проследить, чтобы кавалер, сговорившись с красавицей, не умыкнул ее на время для более пикантных удовольствий.
Казанова последовал совету Мануцци. Так, он познакомился с доньей Игнацией, дочерью испанского сапожника, занимавшегося исключительно починкой обуви и почитавшего за унижение снимать мерку с ноги клиента и производить примерку. Набожная донья Игнация долго сопротивлялась ухаживаниям Соблазнителя, боясь адского пламени и прочих мук, уготованных грешникам. Но опытному искусителю удалось сломить сопротивление красавицы, и не только ее. Отец доньи Игнации, очарованный манерами и обхождением Казановы, согласился на их любовь, полагая, что иностранец, сознавая, какую честь ему оказывают, женится на его дочери. Он дал понять, что решение сие далось ему с большим трудом, ибо ни один чужеземец по благородству и родовитости не может сравниться с испанцем. Соблазнитель всегда с легкостью давал любые обещания, а когда наступало время, с еще большей легкостью не исполнял их: не судьба… Так же поступил он и с доньей Игнацией, которая в конце концов вышла замуж за настоящего сапожника, самолично снимавшего мерку с ног клиентов. Отец ее скрепя сердце вынужден был согласиться с ремеслом зятя.
Донья Игнация утешала Соблазнителя все время его пребывания в Мадриде. Однако молва, точнее, одно из изданий «Мемуаров», приписывает Казанове еще одно мадридское приключение, совершеннейше в духе мадридских тайн и сочинения господина Потоцкого[70].
Напротив гостиницы, где остановился Казанова, стоял дом. Улочка, разделявшая два здания, была столь узка, что из окон одного дома было прекрасно видно, что делается у соседей. Через несколько дней, после того как Казанова поселился у себя в номере, он заметил, что каждое утро в окне напротив появлялась очаровательнейшая девушка, черноволосая, с алыми губками и огромными влажными глазами. Некоторое время она смотрела на улицу, а потом исчезала. Весь день в доме не было заметно никаких признаков жизни. Казанова махал красавице рукой, улыбался, закатывал глаза, но она делала вид, что не замечает его призывов (он был уверен, что она именно «делает вид»). Однажды вечером, размышляя о загадочной красавице, Соблазнитель вышел на улицу и принялся расхаживать напротив дома, где жила возбуждавшая его чувства девица. Неожиданно ставень на окне красавицы приотворился, показалась изящная белая рука и к ногам венецианца упали ключ и записка. Ключ был от узкой потайной двери загадочного дома, а в записке говорилось, как этим ключом воспользоваться.
Ровно в полночь, как и было указано, Казанова проник в темный дом. Женщина, плотно закутанная в плащ, взяла его за руку и осторожно повела по лестнице. Войдя в комнату, Долорес (так звали красавицу) сбросила плащ и приказала упавшему к ее ногам Казанове дать клятву, что он действительно ее любит. Целуя подол ее платья, пытаясь дотянуться до тонкой прелестной ручки, венецианец поклялся. Сейчас он вообще был готов пообещать все, что угодно, лишь бы Долорес согласилась подарить ему свою любовь. Глаза Соблазнителя постепенно привыкали к густому полумраку, и когда девушка приподняла полог кровати, он отчетливо различил на смятых простынях полуобнаженный труп молодого человека. Любовный фарс начинал оборачиваться драмой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});