— В том-то и дело, что популярный, ни какой оригинальности, — осталась при своё мнении толстушка.
— Зато твоё — сама оригинальность, — с намёком на иронию заметила её подруга.
— Ты не поверишь, но эта блестящая идея пришла мне в голову когда я смотрела в потолок, — ирония осталась незамеченной.
— У тебя на потолке бантики? — удивилась приятельница.
— Нет конечно, просто я увидела волны…
— А бантики тогда откуда?
— Ну волны же надо как-то закрепить…
— Не знаю, — протянула в задумчивости консервативная дама, — может быть парочки бы хватило…
— Парочка просто не видна, я пробовала… Ещё полчаса и сама всё увидишь.
— А не провести ли нам это время в ресторане. Там отличные пирожные. Ты что вчера не пробовала?
— Вчера мне было не до пирожных.
— Зита, неужели ты была свидетелем скандала?
— С самого начала, — похвасталась подруга.
— Что же ты молчишь? Я уже столько версий услышала, что просто не понимаю какая из них заслуживает доверия.
— Конечно же моя. Я стояла рядом с бедной Монитой, когда этот нахал ей шепнул на ушко, что в этом нижнем белье она будет неотразима.
— Как же тебе удалось услышать, если он шептал?
— Это только так выглядело, что шептал, а на самом деле все слышали.
— Бедная Монита. А что её муж? Он тоже слышал? Говорят он был рядом.
— Ну да. Конечно же он услышал.
— Не будь его рядом Монита могла бы просто не обратить внимание.
— Но ведь столько свидетелей! Ещё и муж рядом. Она попыталась возмутится. Говорит — я вас впервые вижу…
— Ну конечно. Что ещё можно сказать в подобном случае.
— Она могла говорить всё, что угодно, всё равно ни кто не слушал. Мужчины уже между собой стали разбираться. Дело чуть до дуэли не дошло.
— Монита просто обязана была вмешаться и не допустить кровопролития.
— А что она могла сделать?
— Ну я не знаю. Из-за меня мужчины никогда не дрались…
— Она рыдала. Рыдала довольно громко. Мы все её утешали, но в нашу сторону даже не смотрели…
— Мне сказали, что Монита просила чтобы ей дали яду…
— Насчёт яда я не слышала, но она говорила, что после такого позора жить не сможет.
— Бедняжка, — вздохнула сочувственно дама с вышитым подолом, — надо бы её навестить. Пережить такой позор… Она должна знать, что вся эта мерзость нашей дружбе не помеха.
— Можно сказать ей это прямо здесь.
— Как! Она здесь? Сейчас?
— Ну да, я с ней уже здоровалась.
— Не может быть. А как же позор? Я думала, что ей нужна поддержка… — Дама была возмущена.
— Так ещё вчера со всем разобрались.
— Мне говорили, что офицер извинился, но я этому просто не смогла поверить.
— И тем не менее. Перед тобой живой свидетель.
— Конечно же я тебе верю, но сама посуди…
— Это был заговор и молодого человека использовали как орудие, — сообщила Зита скороговоркой, опасаясь остаться без пирожных.
Её подруга притихла, осмысливая услышанное.
Зита, воспользовавшись передышкой, подхватила её под локоток и потащила прочь от зеркал туда где их ждали более приятные радости.
Алька зевнула и, не поворачивая головы. сказала:
— Мне кажется слово заговор надо заменить. У дам оно ассоциируется с сильным полом.
— Мне что, пойти к ним и сказать — ах, простите, вы не правильно поняли, — Катания не понимала Алькиного энтузиазма. Курицы, они курицы и есть. Им хоть так сплетню расскажи, хоть этак, они всё равно её по-своему переиначат.
— Ни в коем случае. Пусть девочки-официантки между собой поговорят, но так, что бы их услышали… Главное, чтобы имя этой Валис упомянули. Если у дам вопросы возникнут — пусть ответят, но так, будто не хотят чтобы начальство об их болтливости прознало.
— Как начальство скажет, так и сделаем, — глава безопасности вылезла из-за своего стола и, шоркая тапочками, отправилась выполнять указание.
— Она на тебя сердится, — сообщила Мелина.
— Не слепая, сама вижу.
— Ей объяснить надо. Она же не солдат чтобы приказы без раздумья исполнять.
— Да я уже ей объясняла, — с тоской вздохнула Алька. — Ну не верит она в силу печатного слова. Тьфу ты, я хотела сказать, что она не верит в силу не печатного слова… — Альку смутило словосочетание. — Опять я не то говорю. Она не верит, что сплетни влияют на общественное мнение. Она вообще сплетням не верит…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ничего удивительного, учитывая её жизненный опыт, — рассудительно заметила Мелина.
— Я ей сказала, что за месяц сделаю так, что у их дома начнут цветы возлагать…
— Зачем? — удивилась Мелина.
— Вот и она спросила — зачем.
— И что ты ей ответила?
— Что это у нас, у иномирных, традиция такая — на могилы героев цветы носить.
— А она что?
— А она сказала, что их дом не могила и что у неё свои цветы есть.
— Правильно сказала.
— Что правильно? Она главного не поняла, что я из её мамы за месяц героя сделаю.
— Маму это всё равно не вернёт…
— Зато справедливость восстановит, — Алька сказала это без особого энтузиазма. Она уже поняла: не нужна Катании справедливость, и бабушкам её тоже не нужна. Им только одно надо: дождаться чтобы проклятие сработало.
— Что о северном обозе говорят? — поменяла тему разговора Мелина.
— Как всегда. Ничего нового.
— Может самим какую-нибудь сплетню запустить, а то все только о „Шанель“ и говорят.
— Вот и хорошо. Пусть говорят.
— Ты же сама говорила, что нельзя забывать о главном.
— Я и сейчас так говорю. Просто „Шанель“ надо стать на ноги, укрепить репутацию и расширить сферу влияния. На это нужно время которого у нас очень мало. Так что пусть говорят.
— Ну совсем малипусенькую, только чтобы проверить как сработает, — заныла Мелина. — Так хочется тётушке под ноги розы кинуть, шипами кверху.
— Понимаю и разделяю твоё нетерпение, — по-отечески нежно улыбнулась Алька. — Тут хорошо подумать надо. Основная линия — она корыстная и злобная, а ты, белая и пушистая, невинная жертва.
— Полегче с пушистостью. Я всё-таки будущая глава пилонства.
— Вот и я о том же. Тут нужна тонкая работа. На жалость давить нельзя. Жалость с уважением не рифмуется, — рассуждала Алька. — Сочувствие — вот наша цель.
— И тётушку мордой в грязь, — напомнила невинная жертва со злорадным предвкушением.
— Само собой, — согласилась Алька, — только есть одна маленькая проблема: как сделать из твоей тётки коварного злодея. Я лично с ней не знакома, но по твоим рассказам она просто меркантильная сучка и на роль коварного злодея не тянет.
— Она ещё и воровка, — напомнила Мелина.
— Это хорошо, что воровка, — задумчиво протянула Алька, — доказать мы ничего не можем, но нам ведь это и не надо. Просто надо сделать так, чтобы все знали о том, кто она на самом деле!
Алька в восторге от идеи даже по столу хлопнула так, что ладоням жарко стало.
— А кто она на самом деле? — заинтересовалась Мелина.
— Никто! Понимаешь, никто. Она ведёт себя как богатая пилонша, а на самом деле она нищая самозванка.
— Она жена моего дяди. У нас её все слушаются и уважают…
— Потому, что уважают твоего дядю. Который, если разобраться, всего лишь управляющий.
— Дядю жалко…
— Птичку тоже жалко…
— При чём здесь птичка? — не поняла Мелина.
— Не обращай внимание. Это наше, иномирное. Просто к слову пришлось. План такой, — Алька резко поменяла тон на деловой. — Мы её заманиваем сюда. Обслуживаем по высшему разряду. Она тратит деньги немеренно. Ей все завидуют, а параллельно мы вводим доброжелательную публику в курс дела.
— Какого дела? — не поняла Мелина.
— Того, что она тратит не свои деньги, что сама по себе она никто и звать её никак. Поверь мне, зависть отличное топливо для призрения. Хорошо было бы ещё её и с любовником рассорить, но с этим прийдётся обождать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А вдруг, пока мы будем ждать…
— Так, отставить панику. План есть. Будем действовать по плану.
— Главное, чтобы твой план сработал, — тяжело вздохнула богатая наследница.