Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Ромен-ролландизм"418 разных толков и здесь в литераторских и художественных кружках пустил глубокие корни. Коммунистами по всей форме числятся многие молодые поэты. Даже гордость немецкой сцены -- трагик Александр Моисси419 -- считает себя коммунистом. Вероятно, коммунистка и слышанная мною в одном кабаре молодая артистка, декламировавшая с совершенно не немецким темпераментом и задрапированная с совершенно не немецким вкусом. Она декламировала довольно сильное стихотворение одного из таких кабаретных коммунистических поэтов -- Вальтера Меринга420 и произвела сильный эффект. После я узнал, что она дочь Отто Поля, моего парижского приятеля (он теперь представитель Австрии в Москве по делам военнопленных и тоже склоняется к коммунизму)... Но крупного в художественном смысле, по-видимому, новое течение здесь ничего не дало. Leopold Franck421 -- чистая риторика. Впрочем, говорят, бывший вождь советской республики в Мюнхене, Толлер422 -- подлинный поэт. Я его не читал. В России, кроме Александра Блока423, все-таки никто ничего путного под большевистским зодиаком не произвел.
Ну, всего хорошего. Авось свидимся. Крепко жму руку.
Ю.Ц.
ПИСЬМО С. Д. ЩУПАКУ
5 февраля 1921 г.
Дорогой Самуил Давыдович!
Выпустили мы, наконец, No 1 "Вестника", третьего дня выслали Вам первые экземпляры, а вчера должно было быть отправлено из экспедиции 100 экз. Как находите газету? Для России мы дали еще приложение: бернский манифест и выработанные в Инсбруке проекты резолюций.
Для заграницы их печатать не стоило. Надеемся, что пара сотен экземпляров скоро уже будет в России. Приступаем ко второму номеру. Для него имеем уже очень много русских материалов: речь Дана (очень хорошая) на съезде Советов и внесенные нашими резолюции по основным вопросам. Постараюсь до выхода номера этот материал Вам прислать.
В начале января Ф[едор] Ильич, после пребывания на съезде, все еще не получил окончательного решения своего дела об обратном переводе в Москву. Н. Н. Суханов вдруг вышел из партии (не переходя к коммунистам). Последнее его "левение" началось в связи с моим выступлением в Галле: он вдруг открыл, что это мы раскалываем массовые партии, удерживая их от вхождения в III Интернационал, куда следовало бы всем войти, чтобы "извнутри" его реформировать. Коммунистический Бунд424 покончил свое сушествование: он принял ультиматум КРП -- распуститься, как Бунд, и войти в РКП на положении "еврейской секции". Освободили наших печатников, затем ростовцев (Локерман, Васильев и др.) и южан, осужденных на концентрационные лагеря (Астров, Кучин и др.), но Бэр и прочие, осужденные по тому же делу, успели быть высланными в Грузию. Грузинское правительство протестовало против превращения Грузии в место российской ссылки. Наши тюрьмы все же не пустуют: в Киеве опять арестовали решительно всех (Балабанова, Семковского, Давидзона, Кушина и др.).
Скоморовский писал из Константинополя, что едет в Кишинев к матери и предлагает свои услуги для партийной работы здесь, в Берлине. Я должен был ответить, что, к несчастью, у нас оплачиваемой партийной работы нет, а здесь приискать заработок не легко. Не знаю, как он поступит. Сюда приехала еще одна харьковская меньшевичка (Якобсон), дельная девица, которая будет полезна. Рабинович обещает распространять газету в Либаве.
С пресловутой "лондонской" группой придется, видно, еще считаться. Она приобрела и связи, и влияние в Labour Party и едва ли так сдастся. От Байкалова я получил письмо, в котором он излагает все выступления группы, в число которых, кроме приветствия парижскому совещанию, входит инсценировка "делегации уральских рабочих" на съезде тред-юнионов. Кроме того, они разослали переписку Гендерсона425 -- Красина426 в такие газеты, как "Руль"427, чтобы сообщить, что эта переписка явилась результатом их меморандума Labour Party о преследованиях меньшевиков. Par dessus le marche428 они выпускают в Лондоне бюллетень "Воли России" (по-английски). В письме своем Байкалов признает, что они во многом с нами расходятся, но необходима "свобода мнений", а потом, кто его знает, законен ли нынешний состав ЦК, не выбиравшийся три года! Ответил ему сообщением нашего заявления с объяснением, что членами партии будут отныне признаваться только те, кто выйдет из состава группы, и с предупреждением, что англичане будут осведомлены о характере этой группы.
Мы предложили Павлу Борисовичу ехать с нами в Вену в качестве делегата. Не знаю, как он отнесется к этому предложению. Боюсь, что при его нервности он, если поедет, останется неудовлетворенным, так как, помимо всего прочего, нам в Вене придется очень и очень подчеркивать, что вынужденное обстоятельствами объединение с Реноделем не есть компромисс с их социал-патриотизмом.
Я тоже, как и Вы, боюсь затеянной Бернштейном истории с немецкими деньгами429. Вероятно, у него ничего веского нет и, вероятно, и вообще-то большевики, как партия, в этом деле чисты (что пара-другая прохвостов в их среде брала деньги из темных источников -- возможно), так что от этой кампании они только выиграют. Пока же правая сволочь получит возможность а 1а Родичев430 и Набоков подмешивать немецкие деньги ко всей, а не только большевистской революции. В довершение скандала Бершнтейн дал по этому поводу интервью в "Руле". Это уже такая бес-тактность, такая пощечина всем нам, что промолчать будет нельзя, и мы во втором номере скажем свое мнение.
Знаете ли, что министром иностранных дел в Армянской Советской России состоит Александр Бекзадьян?431 Не знаю уж, напялил ли он коммунистический мундир (он был сначала оборонцем, а потом до недавнего времени в Тифлисе был в нашей оппозиционной группе), но для министра иностранных дел окраинного государства он одним качеством обладает: охотник до "блефов" (по крайней мере, в покере).
С моей визой, видно, дело не делается.
Был вчера у меня Бренер. Он, как видно, большой путаник, Привет.
Ю.Ц.
ИЗ ПИСЬМА П. Б. АКСЕЛЬРОДУ
20 февраля 1921 г.
Дорогой Павел Борисович!
Сегодня выезжаю в Вену. Как у меня водится, перед самым отъездом простудился, изрядно кашляю и говорю ужасно хриплым голосом, так что с беспокойством думаю о предстоящих ораторских упражнениях. Правда, сейчас я не один: со мною будут Абрамович и Далин, хорошо говорящие по-немецки, так что я могу и помолчать. [...]
Я не верю, чтобы программа интернациональной борьбы за пересмотр Версальского мира могла, действительно, объединить все партии II Интернационала, кроме Дашинского432 и Ко. Начать хотя бы с бельгийцев, которые голосовали за Версальский мир и которые теперь сидят в правительстве, вырабатывавшем вместе с другими союзниками последний ультиматум Германии. Не думаю, что и чехословаки, все время участвующие в правительстве, согласились на отмену Версальского мира, который наделил их отечество множеством награбленных чужих (венгерских, немецких) территорий. [...]
Наш "Вестник", по-видимому, вызвал к себе интерес! Отовсюду русские обращаются за газетой. В "окраинных" государствах предъявляется большой спрос -- в Грузии, Латвии и т. д. Направили в Россию несколько сот экземпляров, и есть надежда, что они скоро дойдут.
Далин привез "приказ" от ЦК, чтобы я кончал свой "отпуск" и возвращался, ибо при отсутствии Федора Ильича (он теперь переведен в Петербург) ЦК не под силу справиться с работой. Не знаю, как решить, займемся этим сейчас после Вены. Щупак все подает надежду, что я получу визу во Францию. А с Вашей неужели все замерло?
Крепко жму руку.
Ю.Ц.
Р. S. Комнату в Берлине я оставляю за собой.
ИЗ ПИСЬМА С. Д. ЩУПАКУ
5 марта 1921 г.
Дорогой Самуил Давыдович!
О русских событиях мы своих сведений не имеем, знаем только, что латышский "Sozial Demokrat" печатал свои сведения, сводящиеся к тому, что события были скромнее, чем о том ходит молва, что в Петербурге были демонстрации, а в Москве стреляли холостыми зарядами, чтобы разогнать толпу. У нас то же впечатление, что было не больше, т. е. в Москве небольшая забастовка, сопровождавшаяся, может быть, попыткой демонстрации, а в Питере -- забастовка всего Васильевского Острова с более или менее серьезными осложнениями433 ("Sozial Demokrat" пишет, что, во всяком случае, рабочие поколотили Зорина434). Участие кронштадтских матросов (активное) сомнительно, но очевидно, что и в Питере, и в Москве попытки рабочих брататься с Красной армией были. Все это вместе, по нашему мнению, далеко от "начала конца", и я бы в Ревель не спешил, ибо думаю, что пройдет время, пока выражающийся в этих событиях новый процесс будет иметь свое продолжение. В сущности, подобные движения никогда не прекращались при большевиках. В 1920 г. большие волнения были в Туле, в Самаре и кое-какие в Питере, не говоря о юге. Сейчас они возникают после нескольких месяцев мира на внешних фронтах, когда атмосфера осадного положения разрядилась, а потому рабочие действуют смелее. Большое значение имеет, что вот уже два месяца большевистские лидеры грызутся между собой на глазах у публики, взаимно себя дискредитируют и разоблачают в неслыханной степени, а это должно развивать в массах бунтарские аппетиты, а главное, парализовать энергию рядовых рабочих-коммунистов, которые обыкновенно гораздо лучше срывали всякое движение протеста, чем это могло делать начальство. Вот эта-то обстановка и придает новое значение возобновившемуся движению. Весьма вероятно, что наш ЦК арестовали.