Читать интересную книгу Зеленый фронт (СИ) - Агишев Руслан

… Форма желудка …, емкостью около 5 литров. На передней поверхности тела желудка, прилегающего к брюшной стенке, сосредоточен толстый слой вещества. Толщина слоя примерно 9 миллиметров. Мелкие волокна пронизывают желудочную стенку через небольшие отверстия — проколы… На мышечной оболочке желудка волокна тесно сплетаются, образуя плотное образование…».

[машинописный листок № 2] [1-ый, 2-ой абзацы размыты]

«С высокой долей вероятности можно утверждать, что обнаруженное при вскрытии вещество носит растительную природу. Образец имеет простое строение. По-видимому, не умеет укореняться. Состоит из трех часто встречающихся элементов — коробочки или спорангии, в которой развиваются спороподобные семена, стопы (спорофора) и ножки.

Наиболее близким аналогом является Спорофит моховидный…

При обработке химически активными реагентами проявляется аномальные качества — быстрый рост и значительная теплоотдача. Одним из катализаторов происходящих процессов может быть слабый раствор щелочи, под действием которой вещество начинает бурно развиваться (расти — делиться). Все это сопровождается выделением тепла».

***

Солнце медленно, словно нехотя, поднималось над деревьями небольшого леса. Ощутимо подмораживала. Толстой коркой стянуло грязные лужи в окопе.

— Хорошо, все-таки в природе устроено, — бормотал себе под нос пожилой боец, скручивая папироску толстыми пальцами. — Вот грязь была непросветная. Хоть топор на шею вешай и иди топиться, ни почем по этим дорогам не пройти. А тут снежком припорошило да морозцем ударило и все… Амба! — от избытка чувств он даже слегка притопнул по ледяной корке. — Знамо дело природа…

Потом его мысли плавно перешли на давно минувшие дела его молодости. Яко Сидорович, солдат со стажем, смотрел куда-то в поле остекленевшим взглядом. Сейчас он виделни припорошенное снегом поле, ни верхушки застывших деревьев… Его мысли были далеко-далеко — там, где он был еще молод и полно радостных надежд и устремлений.

— Хм, — крякнул он, опершись на край окопа. — Вот так…

В мыслях он уже далеко на Востоке. Стоит, согнувшись буквально в три погибели, и даже не помышляет взглянуть поверх окопа. Тогда перед лицом сотен узкоглазых невысоких солдатиков, которые с упорством обреченных раз за разом штурмовали их укрепления, он чувствовал, как сердце бешено стучало в его груди, отдаваясь в груди. Яков, Яшка, Рыжий, как его тогда только не звали, судорожно держал в рукав винтовку с примкнутым штыком и со страхом выглядывал из-за бруствера… Прошла минута, длинной в вечность, и он уже, с безумным криком, выпрыгивает из окопа и спотыкаясь несется вниз, чтобы воткнуть трехгранное острие в теплую плоть врага.

Со стороны он был статуей, лишь внешне похожей на человека. В шинели, ушастой жесткой шапке со сверкающей звездой, Яков закаменел.

… Вот он снимает потрепанную шинель и бросает ее на стул, чтобы, как ему казалось, больше никогда ее снова не одевать. Ломанной кучей плотное сукно сваливается на дерево и застывает на нем. Но, промелькнула еще минута… и Яков, небритый, с зверскими усталыми глазами, обреченно смотрит на желтоватую волну газа, волной накатывающейся на его окоп. Словно в замедленном кинофильме он ясно различал, как смертоносная граница медленно движется к нему. Метр за метром она вышагивала вперед… Раз! Он дико кричит! Его скрюченные пальцы сдирают противогаз и начинают тереть пышущие болью глаза. Он кричит… А-а-а-а-а-а! Рот кривится, зубы кусают в кровь губы от нестерпимой боли…

— Уф! — фыркнул пришедший в себя наблюдатель. — Черт побрал бы это все!

Вновь вспыхнула старая цигарка, своим крошечным огоньком разгоняя усталость и опять погружая бойца в беспокойную дрему… Одна война сменилась другой! Рука, еще недавно державшая винтовку, так же крепко ухватила саблю… С перевязанной окровавленными бинтами головой Яков стоял на огромной пузатой бочке и кидал в толпу разномастно одетых крестьян яростные слова… Он вещал о правде забитого всеми человека, о справедливости для каждого. Его глаза горели яростным ничем неутоленным огнем, который казалось рвался наружу…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Рука в так мыслям сильнее и сильнее сжимала отполированный приклад, а на лице мышцы рвали судороги.

… Его скидывают на землю здоровенные волосатые руки и обутые в добротные кожаные сапоги ноги начинают его месить. Тело словно детская кукла метается по пыльной земле. Под радостный гогот мужиков, угрожающие крики баб, Якова тащили к сараю, вокруг которого уже давно были навалены кучи хвороста…

— О! — шапка чуть не слетала с его головы от мощного взрыва. — Атака, — выплюнув изо рта грязный снег, прошептал он.

Его глаза обшаривали те жалкие пол километра, которые отделяли две земляные нитки укреплений, но поле было пустым.

— Шальной что-ли? — облизнул пересохшие губы солдат. — Чего это они зашевелились? — вновь раздался взрыв, но в этот раз снаряд попал где-то в стороне.

Почти на против него на той стороне что-то происходило. К взрывам снарядам присоединились хлопки карабинов, через секунду к ним подключился басовитый рев пулемета.

— Не уж-то кто из наших прорывается…, - достаточно громко пробормотал он, прикладывая ко лбу ладонь. — Давай, давай братки, вы уж постарайтесь… Немного здесь, а мы уж поможем огоньком.

Вдруг позади него раздался шорох и следом прозвучал хорошо знакомый голос политрука:

— Что же вы такое говорите боец Ковальчук? Какие на той стороне могут быть наши, советские люди?! Разве вы не ознакомились с приказов Верховного главнокомандующего товарища Сталина о том, что все сдавшиеся в плен являются предателями? Странно, очень странно, боец Ковальчук слышать такое именно от вас. Вы, прошедший Гражданскую войну, воевавший с белофиннами, мне всегда казались политически грамотным и сознательным бойцом и тут такое…

Канонада тем временем не только ни утихала, а даже наоборот зазвучала с новой силой. Винтовочные выстрелы временами сливались в непрерывную трель, которая практически не смолкала.

— Что там такое твориться братва? — откуда-то со стороны артиллеристов появился здоровенный матрос, с расстегнутой не смотря на мороз тужуркой и сверкающей оттуда тельняшкой. — Что за кипеж? Немчура совсем охренела? Полундра, братцы! — заорал он неожиданно, напугав кучковавшихся около наблюдательно пункта бойцов. — Ползет кто-то! Вон! Да бошку свою поверни на пол кабельтова влево! Во! Тащит… Раненный кажись! Помочь треба, братки! Держи амуницию, — винтовка влетела в руки Якова, а следом за ней порхнула шинель и небольшой вещмешок.

Морячок, а это бы несомненно он, остался в черном бушлате, из под которого рвалась его неизменная тельняшка. Оскалившись во всю ширь своими металлическими зубами, он засунул за пояс пару немецких колотушек и змеей юркнул наверх.

Прошло времени всего ничего, а из-за бруствера уже послышался его голос.

— Эй, сухопутные, принимай гостей! — с высокого бруствера мягко спустился коренастый мужчина и сразу же приготовился принимать второго.

Раненного они с моряком спустили уже вдвоем. Укутанный в плащ-палатку, тот молча скрипел зубами и время от времени стонал.

Едва все присели вниз окопа, чтобы, как выразился Яков немца зазря не беспокоить, как политрук вновь заявил о себе. Невысокий, чернявый с вечно слезящимися глазами, он строгим голосом спросил:

— Предъявите ваши документы!

Судя по его фигуре — рука на кобуре, грозно сверкающие глаза, выпяченная вперед грудь — он был уверен, что это самые что ни на есть настоящие дезертиры.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Где ваши документы? — он буквально навис над бойцом, который в это время сидел на корточках возле раненного. — Дезертиры? Что, не понравилось у немцев? Или, наоборот, понравилось?!

Все молча следили за ними… Что удивительно в это самое время боец, на которого политрук направил все свое внимание, был совершенно спокоен. Казалось, его не трогали ни вопрошающие взгляды остальных, ни натиск политрука, ни свит пролетавшего свинца. Он был совершено невозмутим и это просто добило доморощенного комиссара.