— Все, что смогу.
— Я совершенно пуст. Я не знаю, кто наши друзья, не знаю своей работы, не знаю даже, кто ты. Это стерто начисто, и мне придется все воссоздавать. Джудит поможет, насколько это в ее силах, но основная ежедневная и даже ежечасная работа достанется тебе.
— Я готова.
— Тогда мы начнем все заново. И с самого начала. Сегодня мы обедаем в одном из наших любимых ресторанов — тебе придется рассказать мне, что это за ресторан,— и пьем их лучшее вино, а может быть, возьмем бутылочку-другую шампанского. Затем вернемся домой. Мы будем как самые настоящие молодожены, Силия. Хорошо?
— Конечно,— мягко ответила она.
— А завтра начнется настоящая работа. Будем приучать меня к реальному миру.
— Все вернется, Тед. Не беспокойся. Я помогу тебе всем, чем смогу. Я люблю тебя, Тед. Что бы там с тобой ни случилось, я по-прежнему люблю тебя.
Хилгард кивнул и взял ее руки в свои. Неуверенно, с чувством вины и замиранием сердца одновременно, он заставил себя произнести слова, которые стали теперь единственным его спасением, единственной опорой на неизведанном берегу нового континента.
— И я люблю тебя, Силия,— сказал он незнакомке, которая была его женой.
Не такие, как все
© Перевод А. Орлова
Лучшего дня ранним летом в Сараево и не пожелаешь: воздух искрится, крепкий ветер с гор насыщен пряными ароматами, белоснежные фасады особняков сияют в лучах утреннего солнца. Очарованный красотой города, Рейхенбах бодро шагал по булыжной мостовой в сторону набережной. До десяти часов тридцати минут оставалось совсем немного.
На набережной стояла толпа горожан-боснийцев, молчаливая и угрюмая. На каждом фонарном столбе и на каждом балконе развевались черно-желтые знамена империи Габсбургов. Очень скоро эрцгерцог Франц-Фердинанд, племянник и наследник царствующего императора, проедет здесь в открытом автомобиле со своей супругой. Нехорошо, опасно ему появляться здесь среди недовольных граждан.
Толпа вяло зашевелилась и заворчала. Как жаркое в духовке, подумал Рейхенбах. Ждут своего будущего монарха — безрадостно, по обязанности. И кипят при этом революционными страстями.
Рейхенбах внимательно высматривал темноволосых юношей с горящими глазами убийц, но поблизости таких не было. Заскучав, он отвлекся на великолепный вид: подножия холмов, густо поросших кипарисами, старые деревянные дома и турецкие мечети в окружении стройных минаретов. Вновь глянул на реку и народ, рассеянно...
«Кто эта женщина?»
В десяти метрах слева, прямо у фасада Австро-Венгерского банка. Он заметил ее только сейчас.
Каштановые волосы, высокий рост, поразительная внешность и сила духа, взгляд, светящий подобно маяку над толпой простолюдинов. О, она того же сорта, что и он! Нет никаких сомнений. Рейхенбах пришел сюда в одиночку, не сомневаясь, что подходящий спутник обязательно найдется. Так и вышло.
Он подошел поближе.
Узнав своего, женщина встретила Рейхенбаха кивком и улыбкой.
— Только что прибыли? — спросил он по-немецки.
— Три дня назад,— ответила незнакомка по-сербски.
— Как же я вас раньше мог не заметить? — Рейхенбах без заминки перешел на другой язык.
— Не туда смотрели. Я вас сразу увидела. С утра здесь?
— Да, пятнадцать минут уже.
— И как, нравится?
— Очень. Такое живописное место! Прямо средневековая фантазия. Время тут не движется.
— Время нигде не движется.— С озорным блеском в глазах она перешла на английский.
Улыбнувшись, Рейхенбах ответил на том же языке:
— Понимаю. Кажется, и вы меня понимаете. Прелестная архитектура, красивая река, народные костюмы... С такого дивного места начнется такая ужасная война.
— Да, ирония судьбы. Путешествуя, мы гоняемся за этой иронией, n’est се pas? [24]
— Vraiment [25].
Они уже стояли вплотную друг к другу. Рейхенбах чувствовал, как между ними пульсирует почти осязаемый поток энергии.
— Выпьем чего-нибудь вместе... потом?
— Само собой. Меня зовут Ильзабет.
— Рейхенбах.
Ему страшно хотелось спросить, в каком времени живет Ильзабет. Но нельзя, разумеется. Табу.
— Смотри,— сказала Ильзабет,— Эрцгерцог и герцогиня.
Автомобиль медленно катился мимо. Надутый и краснолицый Франц-Фердинанд в дурацком опереточном мундире вяло помахивал рукой, встречая мутные взгляды из толпы. Некрасивая толстая София в роскошном платье натужно улыбалась рядом. Они были похожи друг на друга: мясистые, краснолицые, неловкие и сильно нервничающие. Того и гляди, прижмутся друг к другу...
— Сейчас начнется,— сказал Рейхенбах.
— Прелюдия.— Ильзабет кивнула и взяла его под руку.
Высокий молодой человек с нездоровым цветом лица появился на мостовой словно ниоткуда. Выпученные глаза, прыгающий кадык — явный террорист. Брошенный им предмет упал позади автомобиля эрцгерцога; мгновение спустя раздался взрыв. Следующий автомобиль остановился в клубах дыма, покореженный; адъютанта выбросило на булыжники.
Кортеж остановился. Царственная пара не пострадала. Эрцгерцог и его супруга вытянулись в струнку, будто от способности держать спину сейчас зависела их жизнь. Сидевший рядом чиновник внятно произнес:
— Бомба взорвалась, ваше высочество.
На что Франц-Фердинанд ответил негромко, с отвращением:
— Следовало ожидать чего-то подобного... Ступайте, помогите раненым.
Пальцы Ильзабет стиснули руку Рейхенбаха. Эксцентрическая комедия продолжалась.
Перескочив через парапет, бомбист прыгнул в неглубокую реку. Его не составило труда задержать; пока полиция била его саблями плашмя, толпа бессмысленно суетилась, а эрцгерцог и София сидели неподвижно. В конце концов разбитый автомобиль оттащили в сторону, а кортеж уехал.
— Конец первого акта, — рассмеялась Ильзабет.
— И сорок минут до начала второго. Самое время выпить.
— Тут недалеко уличное кафе.
Под широким бирюзовым навесом они и выпили: Рейхенбах — рюмку сливовицы, Ильзабет — кружку темного пива. Невозмутимые граждане за соседними столиками больше говорили об охоте и рыбалке, чем о неудавшемся покушении. Как бы невзначай, Рейхенбах жадно разглядывал Ильзабет.
В ее зеленых глазах светился острый трезвый ум; все в ней было сама элегантность и хладнокровие. Ильзабет так походила на самого Рейхенбаха, что ему сделалось не по себе,— новое, неожиданное чувство. Он очень боялся потерять ее внезапно, сказав какую-нибудь глупость. Одновременно в глубине его души с каждой минутой крепла уверенность, что такого не случится. Они предназначены друг для друга.
Рейхенбаху хотелось верить, что они с Ильзабет современники. Настоящие современники, и останутся вместе по возвращении домой, в родное время. Только об этом нельзя говорить. Совсем.
— Куда ты собираешься после Сараево? — спросил он.
— Посмотреть, как горит Рим. А ты?
— Хочу выпить с Шекспиром в таверне «Морская дева».
— Здорово придумано. Мне вот не пришло в голову...
Рейхенбах осторожно вздохнул.
— Мы можем вместе,— предложил он после некоторого колебания.
Ильзабет никак не выразила несогласия.
— Послушаем, как Нерон выступает на собственном концерте, а потом к Шекспиру,— продолжал Рейхенбах.
— Отличная мысль,— согласилась Ильзабет с явным удовольствием.
— Prosit! — Рейхенбах поднял бокал.
— Zdravlije!
Они чокнулись.
Несколько минут Ильзабет и Рейхенбах непринужденно беседовали. Присматриваясь к ее жестам, прислушиваясь к речи, Рейхенбах пытался определить, живут ли они в одном и том же времени. Тщетно; опытный игрок, Ильзабет не дала ему ни малейшей подсказки.
— Время подошло,— сказал он наконец.— Финал представления.
Ильзабет кивнула. Рейхенбах расплатился, оставив несколько монет на столике, и они вернулись на набережную. Пройдя по Латинскому мосту, повернули на улицу Франца-Иосифа; вскоре показался императорский кортеж, возвращавшийся с приема в городской ратуше.
Маршрут, кажется, кого-то не устраивал: адъютанты шумно спорили с шоферами. Кончилось тем, что автомобиль эрцгерцога остановился. Судя по скрежету передач, водитель попытался дать задний ход; в это время из кафе появился тощий молодой человек. Три метра от автомобиля, десять метров от Ильзабет и Рейхенбаха. Выглядит как сомнамбула, растерянный и ошеломленный, словно его поразила близость наследника престола. Гаврило Принцип, мысленно кивнул Рейхенбах. Второй и настоящий убийца. Рейхенбаху стало неинтересно.
Пока Таврило целился, он наблюдал за Ильзабет. Его куда больше интересовала реакция спутницы, чем судьба двух заурядных людей в нелепых костюмах.