Треугольник. Почти как мой, только все грани синеватые, растрескавшиеся. Я пытался заставить себя прикоснуться к нему ещё раз… не смог. Постепенно на меня накатывал такой ужас, которого я никогда ещё не испытывал.
Треугольник… белый песок и череп… Много ли здесь таких? Сколько их осталось здесь, непонятно где, лишённых даже возможности быть погребёнными по обычаю?
Треугольник покачивался перед моими глазами. Видно было, как сильно его обглодало время. Все три стороны покрыты множеством раковин, деревянная — казалась трухлявой. Я оглянулся. Никого. Солнце, почти в зените, безразличный ко мне кровавый океан.
Ещё раз посмотрел на череп… и, коротко размахнувшись, швырнул цепочку вместе с талисманом в воду. Едва он коснулся вязкой поверхности океана, как вспыхнул, ярче любого солнца, и обратился в прах. Цепочка — я успел это разглядеть, прежде чем перед глазами запрыгали чёрные пятна — распалась на несколько фрагментов и затонула. Прежнему владельцу этот талисман не принёс удачи.
Мой треугольник, незаметно потяжелевший, не таил в себе, казалось, ничего опасного. И всё же я здесь, и передо мной останки кого-то, кто также носил подобный талисман… Кто отправил его? Или он отправился сам? Чьего внимания он добивался, вспомнил ли о нём там хоть кто-нибудь? Или оба они здесь, по ту сторону жизни?
Я не мог заставить себя продолжать раскопки. Боялся отыскать второй череп.
…Мы продолжали смотреть друг в другу в глаза. Он — насмешливо, зная, что у него всё в прошлом. Я — с испугом, потому что боялся настоящего.
Я не знаю никаких формул, что полагается говорить при погребении. Так, слышал краем уха, но не оставлять же это здесь просто так!
Из песка выступали и другие кости. Видимо, и здесь обитают падальщики, что растащили их в разные стороны. А может, унесло водой — кто знает.
…Я вернул череп в ямку, засыпал песком и встал. Не знаю, имеет ли всё это смысл, но если даже покойнику всё равно, то мне… мне — нет. Когда удалось немного унять дрожь, я произнёс то немногое, что помнил. Звуки чужого языка неохотно срывались с губ.
— Daivenadd olyen, daivenadd mirangile, haitann aves Sheitonna…
«Пусть наш краток, жизнь человека коротка, и возвращаемся мы к Истоку…»
Слабый ветерок прикоснулся к разгорячённому лицу.
— …unzial olyen, Hannatt olyenned, stiencol askha…
«Пусть простят тебе то, что не успели; пусть память останется доброй…»
Дальше я не знал ни слова. Сложив пальцы левой руки жестом, отчасти похожим на тот, что видел лишь два-три раза, я начертил в воздухе знак Моста — символ освобождения духа от того, что связывает его с миром живых.
Порыв ветра ударил мне в лицо; вынуждая отступить назад, прикрыть глаза.
Когда я открыл их вновь, вместо «могилы» было небольшое углубление в земле. Я отчего-то знал — костей там больше нет.
Ужас и таившееся за его спиной отчаяние как-то незаметно отступили. Сил мне это не прибавило, но и не отняло — и неизвестно, что важнее.
Пора продолжить путь.
Венллен, Лето 74, 435 Д., ночь
— Ты собирался отдыхать? — услышал Д. неожиданно.
Он резко обернулся и встретился взглядом с Кинисс. Рептилия спокойно сидела на небольшом пеньке, у самого забора.
— Понятно, — он выглядел гораздо лучше. По крайней мере, выражение, свойственное побитым собакам, исчезло из его глаз. И всё равно он не смог забросить то, что считал самым важным в своей жизни. — Поймала, ничего не скажешь. Сразу арестуешь, или сначала выслушаешь?
— Не валяй дурака, — Кинисс была настроена на удивление добродушно. — Ты уже час ходишь вокруг дома. Вновь хочешь нанести визит?
— А что ты предлагаешь?
— Оставить всё, как есть. Ты уже пытался поговорить с ней. По-моему, лучше не пытаться ещё раз.
Д. уселся рядом, на влажные ещё камни. Прохожие шли мимо, не обращая на них внимания. «Дымкой» владела не только Кинисс.
— Она не выходила из дома, — продолжала Кинисс. — А вот её домом кто-то интересовался.
— Ты видела?!
— Нет, — она оглянулась, словно услышав чей-то голос. — Но я чувствую что-то. Что-то, ускользающее от меня… но несомненное. Кто-то внимательно следит за этим домом. Так же, как и мы. Ходим снаружи, потому что не можем войти внутрь; а если и войдём, то никого не отыщем.
— Неужели это…
Кинисс приложила палец к губам.
— Мне это не интересно. Совершенно не интересно, понимаешь? — она внимательно смотрела в глаза Д. и тот, спустя секунду, понял. Во всяком случае, так показалось.
— Мне тоже, — Д. приподнялся. — Может быть, пойдём отсюда?
— Я пока останусь, — заявила Кинисс. — Здесь гораздо спокойнее, если ты меня понимаешь.
— Что-то выдаёт… все наши планы, — произнёс Д. медленно. — Я уже почти понял — что, но твёрдо не уверен. Если моя догадка окажется верной, поможешь решить одну небольшую проблему?
— Какую именно?
Д. наклонился и шепнул.
Рептилия с сомнением смотрела на него.
— Забавляться с сознанием, тем более со своим собственным… Ну да ладно. Не хочу знать, что ты там затеял. Хуже всё равно уже не будет.
— Что тебе грозит? — спросил Д. прямо. Глаза Кинисс из золотистых стали почти чёрными, медленно обрели прежний оттенок.
— Тебе лучше не знать, — ответила она. — Всё это слишком печально, для нас обоих. Когда ты намерен приступить к своему… плану?
— Как только выберемся отсюда.
— Договорились, — Кинисс поудобнее устроилась на пеньке.
Д. некоторое время смотрел на неё, после чего извлёк из кармана солидных размеров фляжку. — Из Хоунанта. Не желаешь?
Рептилия отрицательно покачала головой.
Клеммен
Линию раздела я заметил не сразу. Брёл себе и брёл… ещё два раза останавливался, чтобы пропустить крабов, торопящихся к морю; и один раз — наблюдал, как другое такое же страшилище выбирается на сушу и неторопливо, вращаясь вокруг своей оси, уходит вглубь. Поймать бы одного такого…
Да, но куда его потом девать? Нет, не до трофеев: вначале нужно выяснить, как вернуться домой. Отыскать помощь. Для начала — воду и еду.
Разумеется, я поглядывал время от времени наверх — но там ничего и никого не показывалось.
И тут я заметил линию раздела.
Она была вдалеке — наверное, в километре от меня. Стекая по каменной стене, ложилась поверх песка, исчезала в море. Выделяющаяся, тёмно-серая полоса. За ней песок был существенно темнее — не снежно-белый (приходилось порой идти, глядя вверх, чтобы перестали болеть и слезиться глаза), а серый.
Наконец-то! За линией раздела я различал какие-то тёмные силуэты… не то постройки, не то что-то ещё. Раз постройки — значит, люди. В этот момент я не думал, что разумные обитатели не обязательно должны быть дружелюбными. Обязаны быть! Если в подобном месте враждебно встречать всех, кто проходит мимо — долго не протянуть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});