То, что я женщина, никогда и ни в чем не мешало мне. И будь я мужчиной, я так же посвятила бы себя делу, которому отдала всю свою жизнь. Деловая, творческая, общественная активность нисколько не умаляет женственность и обаяние деловой женщины. Но и мужчина, как бы он ни был раздражен, разговаривая с женщиной, особенно подчиненной ему по службе, ни на минуту не должен забывать, что перед ним женщина.
В перспективе мне надо работать над воспоминаниями. Кроме того, хотела бы написать очерк о развитии научных библиотек у нас в стране, о деятельности в этом направлении Ю.М.Соколова, В.Я.Брюсова и др. У меня собран по научным библиотекам довольно большой материал, начиная с 1918 года. Я работала над диссертацией на эту тему. Кандидатские экзамены сдала еще в 1946 году. Но у меня никогда не было 2-3-х месяцев, чтобы можно было отойти от дел в Библиотеке и засесть за диссертацию. Есть у меня мечта написать подробную историю ИФЛА, чтобы познакомить советских библиотекарей с развитием и деятельностью организации, которой в 1977 году исполнилось 50 лет. Я просмотрела все тома "Annual" ИФЛА с 1927 по 1976 год, почти все журналы "Libri" и другие издания ИФЛА и все, что надо, законспектировала. Осталось только сесть и начать писать. Но это самое сложное. О своих планах в связи с этим я писала в 1978 году И.Видеру, директору Баварской государственной библиотеки в Мюнхене:
Я, к сожалению, мало работаю над историей ИФЛА. Почти весь 1977 год мой муж болел, и я много времени уделяла ежу. Надеюсь, что после санатория, в который мы сейчас собираемся поехать, оно у меня появится. Мне совестно, что я не пишу свои воспоминания, так тесно связанные с организацией и руководством Библиотекой иностранной литературы. Боюсь, что на две такие работы времени у меня не хватит. Нужно определиться и, главное, начать. Жаль, что жизнь так коротка и, как я теперь понимаю, много времени потеряно. Не помню, говорила ли я Вам в Брюсселе о том, что мы, пожилые библиотекари, не имеем права терять время и должны добиться, чтобы обязательно была издана книга "Who is who in Libraryship". Я говорила об этом с членами исполбюро Штумфоль, Вайнстром, Зауэром, Морхардтом и другими. Но дело с места не сдвинулось. Конечно, не мы будем авторами, но инициатива должна исходить от нас. Все профессии знают своих начинателей. А мы до сих пор не знаем. Я это особенно почувствовала, когда писала статью "Предыстория ИФЛА". Так много крупных библиотекарей забыто. Пожалуйста, поговорите об этом с Зауэром. Очень важно, чтобы это издание было включено в издательский план ИФЛА. Об остальном позаботиться Вайнстром, а мы поможем консультациями.
Я продолжала общение со своими зарубежными коллегами. Несколько раз ездила на сессии ИФЛА, в том числе на юбилейную сессию, посвященную 50-летию ИФЛА. Министерство культуры СССР ничего не смогло сделать против этого и было вынуждено включить меня в советскую делегацию, в которую вошли заместитель министра культуры СССР Серов (руководитель делегации), директор Ленинской библиотеки Н.М.Сикорский, директор ВГБИЛ Л.А.Гвишиани-Косыгина, летчик-космонавт АТ.Николаев, директора двух московских библиотек и я. Я была изолирована от советской делегации, особенно в присутствии Л.А.Гвишиани-Косыгиной. Было впечатление, что в делегации незримо присутствует ее отец — второй человек в государстве. Подобострастие сквозило повсюду. В отношении меня подчеркивалось — "она не с нами". Было противно все это видеть.
Дважды по приглашению Министерства культуры ГДР посещала эту страну. Весною 1976 года три национальные библиотеки ГДР — Немецкая государственная библиотека в Берлине, Саксонская библиотека в Дрездене и Немецкая национальная библиотека в Лейпциге — пригласили нас с Василием Николаевичем побывать у них и попутешествовать по стране. Нас замечательно принимали, за нами была закреплена персональная машина, и мы объездили все достопримечательные места ГДР. Контакт с руководством и библиотекарями этих трех крупнейших немецких библиотек был, несмотря ни на что, полный. Как отмечала в то время директор Немецкой государственной библиотеки в Берлине Ф.Краузе: "Эта поездка, которую организовали три директора названных библиотек, превратилась для Маргариты Ивановны и ее мужа, который был в Германии впервые, в триумфальное пребывание. Повсюду она убеждалась в том, как мы уважали ее и как ценен для нас был ее богатый опыт в области библиотековедения, как важны ее советы политического и профессионального плана для нашей совместной работы".
В Москве у нас в гостях, на городской квартире или на даче, по-прежнему бывали мои зарубежные коллеги, в основном директора крупнейших библиотек мира, бывшие и действующие руководители ИФЛА. На таких встречах всегда царила атмосфера профессиональной близости. Мне бывало приятно, что мои зарубежные коллеги чувствовали себя у меня в гостях раскованно, что им весело у меня. Я забывала, что я пенсионер, и чувствовала себя, как в старые времена, и была им очень благодарна. Обычно мы обедали у меня. Моя невестка Наташа пекла свой знаменитый пирог с капустой по старому русскому рецепту. Все бывали в восторге. Никогда такого не ели. Однажды, когда у нас в гостях были лорд Френсис с женой Кити, им так понравился приготовленный Наташей московский борщ, что они трижды просили добавки. И к тому же, с удовольствием съели мясо, нашпигованное салом и чесноком.
Моя дружба с академиком Ж.Кэном[94] не прекращалась до его смерти в 1974 году. Не могу без улыбки вспоминать трагикомическое событие, случившееся с нами. Однажды я повезла супругов Кэн на министерской "Чайке" на экскурсию в Суздаль. В то время им было уже под 90 каждому. Ехали мы ночью, и они в скором времени крепко уснули в машине. По дороге, в Реутове, нас остановила милиция и, ничего не выясняя, в сопровождении милицейского мотоциклиста отправила нас обратно в Москву, очевидно, как французских шпионов, ехавших через закрытую зону. Ночь и утро прошли в хлопотах на уровне заместителя председателя КГБ. Днем, взяв с собой в сопровождение офицера госбезопасности, прекрасно владевшего французским языком, мы двинулись опять в Суздаль. Устав от всех передряг, супруги Кэн и я спокойно дремали. Но когда мы опять проезжали Реутово, они вдруг встрепенулись и начали спрашивать: "Где, где, где ракеты?" Сейчас это выглядит смешно, но тогда мне было не до шуток.
Мы с Василием Николаевичем и на пенсии придерживались установленного еще в 1920-х годах правила — ежегодно отдыхать где-то на курорте. Теперь прибавилась и необходимость лечения в санаториях. Ездили лечиться, в основном, в подмосковные санатории. Часто, особенно зимой, бывали в любимом "Суханово". В 1974 году совершили поездку по Пушкинским местам в Псковщине. Пожалели, что не сделали этого раньше. Продолжили свои поездки по Волге, Волго-Балту, Оке и Каме. Навестили родные места. Василий Николаевич с Адрианом побывали в Нежине и Киеве. А я вместе с Е.М.Цветаевой побывала в родном для нас обеих городе Гродно. У родителей Евгении Михайловны под Гродно было имение, куда мы ездили и нашли, еще сохранившийся, их помещичий дом и даже стариков-крестьян, которые помнили ее родителей. Я уже писала, что нашла в Гродно дом, который принадлежал моим бабушке и дедушке, где жила когда-то наша большая семья. Я также ездила с Василием Николаевичем в Саратов, в город моего детства и юности. Конечно, пошли посмотреть, что сталось с домами, где я жила с родителями. С волнением посетила наши бывшие квартиры, хотелось вспомнить и пережить еще раз детство и юность. К сожалению, они были так исковерканы реконструкциями и ремонтами, что узнать их было трудно. А в наших квартирах теперь были убогие коммуналки с общими кухнями и туалетами. От уютных садиков за домами вообще ничего не осталось. На месте лютеранского кладбища, где была похоронена мама, стояли жилые дома… Побывала в университете, в консерватории, в саратовских музеях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});