— Было хорошо, — похвалил я так небрежно, как только смог. Прочистив горло, я поднял гитару. — Давай попробуем еще раз. Я подыграю.
Она не стала спорить, на этот раз запев гораздо медленнее, пока я пытался подобрать правильные аккорды, соответствующие заданному ею ритму. Мы повторяли это множество раз, пока не почувствовали, что все хорошо.
— Еще раз, — сказал я, как только мы закончили нашу четвертую попытку. Это прозвучало почти как мольба. Возможно, это были мои слова, но песня всегда предназначалась для ее голоса. Брэкстон, не колеблясь, запела песню, которую я создал из ее боли.
Блуждающий в одиночестве в одиноком существовании
Как долго я еще смогу скрывать то, что чувствую
Среди благочестивых овец есть волк
Он в ярости, кто-нибудь меня слышит
(Уступи мне)
Кажется, никто не понимает
Никто другой, кроме тебя
Ты — месть, которая зарождается в тишине
Я демон, которого ты ждешь, чтобы освободить
Я не могу остановить неизбежные перемены
Вы посылаете сломленного слугу; принесенный в жертву, он преклоняет колени
Глядя в мертвые глаза, я оживаю
Трахнутый и покинутый, я отброшен в сторону
(Просто уступи мне)
Не позволяй этому увянуть
Позволь моей крови разгуляться
Зажги пламя и почувствуй, как оно горит
Я слышу, как ты зовешь
(Уступи мне)
Кажется, никто этого не понимает
Никто другой, кроме тебя
Ты — месть, которая зарождается в тишине
Я демон, которого ты ждешь, чтобы освободить
Как раз в тот момент, когда Брэкстон добралась до перехода, который вел к четвертому куплету и финальному припеву, у Лорена зазвонил телефон, лежавший на столе. Никто из нас не остановился. Однако боковым зрением я увидел, как Лорен наклонился, чтобы проверить кто это.
Я никогда не думал и не понимал, как я смог настолько сблизиться со своими лучшими друзьями, что мог чувствовать их эмоции, как если бы они были моими собственными.
Мои пальцы перестали играть.
Только один человек внушал ту меру гнева и дурных предчувствий, которые, как я чувствовал, волнами исходили от Лорена.
Брэкстон ждала, что я скажу ей, почему я остановился, но мое внимание было приковано к Лорену, который брал со стола свой телефон.
— Не отвечай, — огрызнулся я.
Я никогда даже не задумывался о том, имею ли я право вставать между отцом и сыном. Лорен бросил на меня ленивый взгляд, как будто ему было скучно, но я знал, что это не так. Ему было небезразлично, что звонит его отец. И ему не понравилась моя попытка силой заставить его делать то, что, как он уже знал, было лучше всего для всех.
Я не знал, почему Орсон решил объявиться именно сейчас, но это не могло быть потому, что ему было не все равно. Однако отсутствие удивления у Лорена и исходящее от него напряжение заставили меня задуматься, не в первый ли это раз.
Насколько я помню, прошло шесть лет.
Что я пропустил?
— Он мой отец, — парировал Лорен, как будто это имело значение.
— Тогда объясни, почему последние шесть лет у тебя были только Рик и я?
— Пошел ты, Хьюстон, окей? — он схватил телефон и встал, заставив меня тоже встать.
Он не ответит на этот гребаный звонок.
Лорен, возможно, и забыл, сколько времени ему потребовалось, чтобы уверенно стоять на ногах, но я-то нет. Прошло пять лет, а он все еще ждал, что я извинюсь за то, что уговорил их подписать эту сделку, но я не смог.
Я просто… не мог.
Как бы сильно я ни сожалел о «Гениях», это даже близко не стояло с тем, как сильно я бы скучал по своему лучшему другу.
Я бы не отказался от него ни тогда, ни сейчас.
Удерживая мой взгляд, Лорен нажал зеленую кнопку.
В тот момент, когда он попытался заговорить, я преодолел два шага, которые потребовались, чтобы добраться до него, и вложил много силы в кулак, который заехал ему в живот. Лорен опустился на одно колено, и когда его телефон упал на пол рядом с ним, я быстро поднял его.
Во взгляде, который он бросил на меня, были написаны разочарование и гнев, когда он держался за живот и пристально смотрел на меня снизу-вверх. Брэкстон и Рик тоже сильно нахмурились, но мне было все равно. Мне было все равно, если они подумают, что я веду себя как ублюдок. Честно говоря, разве это новость?
— В чем, черт возьми, твоя проблема? — Лорен залаял, как только до него дошло, что я сделал.
— Орсон Джеймс — моя проблема. Он не изменился, и ты, черт возьми, это знаешь.
Мускул на челюсти Лорена дрогнул. Удар и запрет на разговор с его отцом разозлили его не так сильно, как страх, что я могу оказаться прав.
Однако это было нечто большее, чем просто возможность. Это был гребаный факт.
И меня уже сводила с ума мысль о том, что меня может не быть рядом в следующий раз, когда Орсон позвонит, а он непременно позвонит. Он так просто не сдастся, но и я тоже.
Встав, Лорен не сводил с меня пристального взгляда.
— Что, черт возьми, заставляет тебя думать, что ты чем-то отличаешься? — сплюнул он, окуная меня в мое же дерьмо. Я не мог пошевелиться. Я не мог сделать ничего, кроме как принять это, потому что Лорен был прав. Я был ничем не лучше Орсона Джеймса. — Ты все еще властный кусок дерьма. Ничего не изменилось.
Толкнув меня, когда он проходил мимо, чтобы выйти из комнаты, я почти последовал за ним… Не знаю. Лорен бросил взгляд через плечо как раз перед тем, как исчезнуть, который предостерег меня.
Рик набросился на меня, как только дверь закрылась:
— Серьезно, Морроу?
По какой-то причине мой взгляд метнулся к Брэкстон, прежде чем я быстро отвел взгляд. Может быть, стыд? Я вел себя как сумасшедший и не мог объяснить почему.
— Забудьте.
Брэкстон молча встала с дивана и медленно прошла мимо меня, прежде чем тихо покинуть комнату. У меня возникло предчувствие, что она собиралась проведать Лорена, несмотря на то, что холодно его встретила.
Опустившись в кресло, которое освободил Лорен, и ссутулившись, я откинул голову на низкую спинку и закрыл глаза. Я едва успел выдохнуть весь воздух из своих легких и развязать свой гребаный желудок, как Рик нарушил молчание.
— Завтра я встречаюсь со своим адвокатом, — тихо объявил он. Я держал глаза закрытыми, так как был слишком измучен, чтобы понять, к чему он клонит. — А потом собираюсь рассказать Брэкстон об Эмили.
Мои глаза распахнулись от этого, когда я поднял голову.
— Да ну нахрен? — я не мог точно определить причину, по которой я нахмурился, когда почувствовал огромное облегчение. Возможно, это было потому, что я знал, что Джерико нелегко было прийти к такому решению. — Что заставило тебя передумать?
Рик был в отчаянии и некоторое время смотрел в пол, прежде чем наконец ответить:
— Мне начинает казаться, что я нахожусь в яме, слишком глубокой, чтобы из нее выбраться, и я не могу не надеяться, что ошибаюсь. Даже если есть крошечная вероятность того, что Брэкстон простит меня, я должен держаться за нее обеими руками, понимаешь?
Я правда понимал.
Потому что, скорее всего, Рик стал бы не единственным, кого бросят, когда Брэкстон узнает о его жене.
— Мы разберемся с остальным, — пообещал я ему.
Посмотрев на него еще немного, я выдохнул, когда жалкое выражение в его глазах стало еще более ощутимым. У меня было подозрение, что удерживало его от того, чтобы обойти Эмили и расторгнуть свой брак.
Молча я ждал гнева и предательства, которых так и не последовало.
Я не мог заставить себя почувствовать все это, потому что я также знал, что Рик отказывается от единственного, чего он когда-либо хотел, но так и не получил. Возможно, он вырос и стал мужчиной и теперь любим миллионами, но для меня Джерико всегда будет тем печальным, одиноким ребенком, которому было отказано в единственной настоящей привязанности. Лорен и я были его первыми и единственными людьми, пока даже это не стало разрушено недоверием, обидой и жадностью.