[и подумал]: «Ведь подобно тому, как этот [Атман] разукрашен, когда тело разукрашено; прекрасно одет, когда оно прекрасно одето; наряжен, когда оно наряжено, – точно так же он слеп, когда оно слепо; хром, когда оно хромает; изувечен, когда оно изувечено. Он гибнет вслед за гибелью этого тела. Я не вижу в этом добра».
И он снова пришел [к Праджапати] с топливом в руках. <…> Тогда [Праджапати] сказал ему:
«Тот, кто, блаженствуя, движется во сне, – это Атман, – сказал он, – это бессмертный, бесстрашный, это Брахман». И Индра удалился с успокоенным сердцем. И, не дойдя до богов, он усмотрел в этом [скрытую] опасность [и подумал]: «Если даже этот [Атман] не слеп, когда тело слепо; не хром, когда оно хромает; [если] он даже не терпит недуга с его недугом; не бывает убит, когда его убивают; не одноглазый, когда у него один глаз, – то все же его словно убивают, словно преследуют, он словно сознает неприятное, он даже словно плачет. Я не вижу в этом добра». <…>
«Когда [человек] погрузился в сон, всецело успокоившись и не видя сновидений, то это Атман, – сказал он, – это бессмертный, бесстрашный, это Брахман». И [Индра] удалился с успокоенным сердцем. И, не дойдя до богов, он усмотрел в этом [скрытую] опасность [и подумал]: «Поистине, теперь этот [Атман] не знает о себе: «Я – таков», не [знает он] и об этих [других] существах. По-видимому, он подвергается уничтожению. Я не вижу в этом добра». <…>
«Поистине, смертно это тело [и] охвачено смертью. Оно – местопребывание этого бессмертного, бестелесного Атмана. Поистине, наделенный телом охвачен приятным и неприятным – ведь у того, кто наделен телом, нет избавления от приятного и неприятного. Бестелесного же, поистине, не касается ни приятное, ни неприятное.
Бестелесен ветер; облако, молния, гром бестелесны. И когда они поднимаются из пространства, то, достигнув высшего света, принимают каждый свой образ.
И так же это совершенное успокоение поднимается из этого тела и, достигнув высшего света, принимает свой образ. Он – высший пуруша, он двигается там, смеясь, играя, развлекаясь с женщинами, или колесницами, или родными, не вспоминая об этом придатке – теле. Подобно тому как упряжное животное привязано к повозке, так и это дыхание привязано к телу. <…>
«Поистине, боги, которые [пребывают] в мире Брахмана, почитают этого Атмана. Поэтому они владеют и всеми мирами, и всем желанным. Тот достигает и всех миров, и всего желанного, кто, найдя этого Атмана, познает его», – так сказал Праджапати[543].
«Чхандогья-упанишада»
Поэтому Брахман постигается знанием, подвижничеством и размышлением. Кто, зная это, почитает Брахмана этими тремя [способами], тот идет за пределы Брахмана к высшей божественности среди богов и достигает счастья – негибнущего, неизмеримого, свободного от страдания. Затем, освободившись от тех [чувств], которыми он был наполнен, охвачен и прикреплен к колеснице, он достигает соединения с Атманом[544].
«Майтри-упанишада»
Надлежит постичь и запомнить ту истину, что всякая добродетель и даже Вечное Благо, каковое есть Сам Господь, не в силах сделать человека праведным, добрым или счастливым до тех пор, покуда пребывают они вовне его души, до тех пор, покуда человек общается с тем, что вовне, посредством своих чувств и разума, а не заглядывает в себя, не пытается понять свою жизнь и уяснить, кто и что он есть.
Theologia Germanica
Воистину, Будда никогда не проповедовал спасительную истину, ибо ведал, что каждый должен осознать ее внутри себя.
«Сутраламкара»
В чем же состоит спасение? Оно вовсе не в какой-либо исторической вере, не в познании чего-то абстрактного или далекого, не в каких-то ограничениях, правилах и способах обретения добродетели, не в строгости мнений о вере и трудах, о покаянии, прощении грехов, оправдании и освящении; оно вовсе не в какой-либо истине, которую ты отыскал сам или узнал от лучших из людей, почерпнул из лучших книг. Оно лишь в жизни Бога или Христа Божественного, ускоренной и вновь рожденной в тебе, в восстановлении и совершенном слиянии исходно двойной жизни человечества.
Уильям Лоу
В данном случае Лоу опирается на рассуждения Бёме и тех «духовных реформаторов», которых было принято игнорировать либо преследовать среди ортодоксальных протестантов, лютеран, кальвинистов и англикан (здесь, что бывало крайне редко, они сумели прийти к единому мнению). Но очевидно, что новое рождение Бога в душе, о чем писали Лоу и прочие, есть, по сути, опыт, который две с лишним тысячи лет ранее один индус охарактеризовал как осознание «Я», находящегося внутри личности и в то же время стоящего выше индивидуальности.
Ведая все, не влекомый страстью к чему бы то ни было, Он, постигнув все, вышел за пределы всяческого страдания[545].
«Итивуттака»[546]
Эта мысль в известной степени напрашивается сама собой. Но большинству из нас доставляет удовольствие лениться, мы не можем постоянно хранить сосредоточенность и страстно желать при этом избавления от плодов лени и невежества. Отсюда широко распространенная вера в Спасителя, который обязательно появится в нашей жизни, особенно в миг ее угасания, и, подобно Александру, одним ударом рассечет гордиев узел, который мы сами поленились развязать. Но Бога нельзя обмануть. Природа вещей такова, что знание, объединяющее с божественной Основой и обретаемое через полный отказ от себя, недоступно, даже при условии посторонней помощи, тому, кто не достиг бескорыстия. Спасение души через веру в спасительную силу Амиды[547] или Иисуса – это не тот полный уход, описанный в упанишадах, буддистских трактатах и трудах христианских мистиков. Это событие иной категории, иного типа.
Пусть люди цитируют писания и приносят жертвы богам, пусть они выполняют ритуалы и молятся божествам, но нет освобождения без осознания собственной тождественности с Атманом, нет, даже за время жизни сотен Брахм, сложенных вместе[548].
Шанкара
Этот Атман не постигается ни толкованием, ни рассудком, ни тщательным изучением – Кого избирает этот [Атман], тем он и постигается, тому этот Атман открывает свою природу. Не отступающий от дурного поведения, беспокойный, несобранный, Мятущийся разум, поистине, не достигнет его даже с помощью познания[549].
«Катха-упанишада»
Великая Паринирвана[550] – вовсе не разрушение и не смерть, иначе она была бы [и] рождением и продолжением. К тому же, будь она разрушением, [за нею] следовали бы некие последствия, чего не происходит. При этом она – и не исчезновение