нелеп: авторы словно специально подчеркивают, что им важно показать набор реалистически-натуралистических сценок из жизни обитателей поселка, а на что эти сценки нанизаны, не так уж важно. Столкновение низменного бытовизма с фантастическим фарсом производит отталкивающее впечатление — может, именно за счет топорности, с какой эта контаминация произведена. Повесть (и фильм) начинается с того, что хромой вожак бомжей — отсидевший экс-коммунист Митя по прозвищу Президент — будит среди ночи весь поселок (несколько десятков человек) и сообщает им радостное известие: только что-де прилетали инопланетяне и обещали всех нас забрать в небеса обетованные. Сигналом к их повторному визиту будет выпадение голубого снега.
В конце такой снег, ясно, выпадет — и бомжи улетят в счастливое инобытие: тот самый старый паровоз, что покоится в центре поселка, взмоет в небеса сразу после того, как поселок сровняют с землей танки, присланные сюда властями для освобождения территории под постройку совместного предприятия с американцами — фабрики по производству презервативов.
В общем, типичное использование известного с античных пор приема «бог из машины», хотя какого-либо иного способа закончить фильм на оптимистической ноте, пожалуй, действительно нельзя было измыслить. А без подобной ноты картина размазывала бы зрителя по стенке еще успешнее, чем «Дорогая Елена Сергеевна»; только тут и катарсису (еще один античный термин) неоткуда было бы взяться. В общем, с точки зрения успешного решения поставленной перед собой творческой задачи Рязанов все сделал максимально правильно. Другой вопрос: так ли уж необходимо было загонять себя в рамки именно такой задачи? Грубо говоря, стоила ли овчинка выделки?
Во всяком случае, Эльдар Александрович ни о чем, связанном с этой постановкой, не жалел — время и общественные настроения более чем благоволили появлению такой картины. Хотя в самых близких к Рязанову кругах «Небесами обетованными» многие были озадачены. Так, Василий Катанян записал в дневнике 30 марта 1991 года:
«Говорили с Зоей Фоминой.
— Зоя, как ты думаешь, почему сегодня никто не говорит Элику о недостатках в его фильмах? Ну, я молчу, чтобы его не огорчать, да и в готовом фильме уже ничего не исправить. А когда я давал советы по сценарию, он не прислушивался. Я и перестал.
— Думаю, что дело не только в этом. Раньше, в молодые годы, когда мы работали вместе, мы были на равных и всё друг другу говорили. Я ему говорила все. А теперь он знаменитость, и окружающие смотрят на него снизу вверх. И не решаются. Кроме того, я тоже не хочу его огорчать, ведь столько сил он тратит, он показывает уже готовый фильм, когда изменить уже ничего нельзя. Раньше ведь я смотрела и пробы актеров, и материал, и он очень прислушивался. Ты же помнишь. А теперь сам знаешь».
Огорчил Рязанова отказом сниматься в «Небесах…» один из самых давних его соратников — Юрий Яковлев, прямо сказавший, что ему «не понравился сценарий»:
«Я прочел его и спросил Эльдара: „Неужели тебе интересно снимать эту чернуху?“
„А тебе надо, чтоб я снимал сопли и слюни?“ — ответил он».
На это Яковлев ничего не сказал, хотя мог бы язвительно поинтересоваться в духе самого Рязанова: мол, позволь, стало быть, «Гусарская баллада» и «Ирония судьбы» — это были сопли и слюни?
Юрия Васильевича тем более можно понять, что ему была предложена самая жалкая роль в сценарии — сладострастного старичка Феди, живущего по чужим дачам и собирающегося жениться на юной шлюхе Жанне, учащейся ПТУ.
В итоге сыграть Федю совершенно не побрезговал Олег Басилашвили. Возможно, актер воспринял эту роль как уникальный эксперимент — настолько ничтожного человечка он явно нигде больше не изображал. Пожалуй, единственный момент в «Небесах…», где на Басилашвили можно смотреть без слез, — это когда он исполняет романс Андрея Петрова на стихи Эльдара Рязанова «Молитва» (кстати, верующим автор слов себя не считал, но к религии относился с почтением):
Господи, ни охнуть, ни вздохнуть,
дни летят в метельной круговерти.
Жизнь — тропинка от рожденья к смерти,
смутный, скрытный, одинокий путь.
Господи, ни охнуть, ни вздохнуть!
Снег. И мы беседуем вдвоем,
как нам одолеть большую зиму.
Одолеть ее необходимо,
чтобы вновь весной услышать гром.
Господи, спасибо, что живем!
Мы выходим вместе в снегопад.
И четыре оттиска за нами,
отпечатанные башмаками,
неотвязно следуя, следят.
Господи, как я метели рад!
Где же мои первые следы?
Занесло начальную дорогу,
заметет остаток понемногу
милостью отзывчивой судьбы.
Господи, спасибо за подмогу!
Лучшего друга Феди — помянутого Президента — должен был сыграть Георгий Бурков, но незадолго до начала съемок актер неожиданно скончался после пустяковой, казалось бы, перенесенной операции на ноге. Президентом «Заката коммунизма» стал Валентин Гафт.
Роль Фединой сестры Фимы — бывшей художницы и наиболее богемной жительницы бомжового поселка — как никогда развязно исполнила Лия Ахеджакова. Ее по контрасту робкую подругу с именем и фамилией «девушки без адреса» — Катю Иванову — изобразила другая всегдашняя любимица режиссера Ольга Волкова.
Отвратительную Жанну сыграла Наталья Щукина — Ляля из «Дорогой Елены Сергеевны». В одного из дружков Жанны перевоплотился еще один участник предыдущего рязановского фильма Федор Дунаевский.
Колоритной парой стал дуэт перманентно пьяного бузотера Степана (Вячеслав Невинный) и тишайшего еврея со скрипкой Соломона (Роман Карцев), вечно становящегося жертвой внезапных приступов антисемитизма, которым подвержен его друг.
«Обычно, когда актеру хотят дать роль в кино, звонят ассистенты режиссера, — рассказывал Карцев. — А Рязанов мне сам позвонил: „Вот, Роман, я вас приглашаю“. Разница! Речь шла о „Небесах обетованных“. И я был ошарашен таким вниманием к эстрадному артисту. Ответил, что согласен, не читая сценария, хотя всегда все сценарии читаю. Просто Эльдару Александровичу доверяю полностью. Так мы и познакомились — по телефону. <…>
Снимался я у Рязанова в фильмах „Небеса обетованные“, „Предсказание“ и „Старые клячи“. Для меня кино — хобби, а не самоцель, мне там все интересно: как свет ставят, про что на площадке разговаривают. А вот Рязанов на съемках занимается только делом. Ничего постороннего, никаких побасенок, анекдотов — все подчинено работе. Мне нравится, что актер для него соавтор, что можно импровизировать. Я в „Небесах обетованных“ придумал крылатую фразу. Там есть эпизод, когда Вячеслав Невинный — он антисемита играл — выгоняет меня из моей каморки и кричит: „Еврейская морда!“ А я ему в ответ: „Вот так всегда. Чуть что, кричат: ‘Бей жидов, спасай Россию!’ Жидов перебили, а Россию так и не спасли“. И Рязанов эту фразу взял