На губах её играла предвкушающая улыбка.
* * *
Зал Совета был мрачен, как никогда.
Вместо изорванных красно-золотых гобеленов по всем шести стенам развесили зеркала. Их дьявольский коридор, уводящий во тьму, множил фигуры в зале: рыдающую королеву Аутурни, привязанную к креслу, с кляпом во рту; трех виров в золотых мантиях, с трудом удерживающих короля — тоже с кляпом и с анти-магическими скобами на ногах; двух гвардейцев, ничком рухнувших у двери; шесть фигур каменных рыцарей, стоявших по углам.
Сотни свечей левитировали под потолком, как на заупокойной мессе, и потрескивали во влажном воздухе: от распахнутых окон тянуло сыростью. Там, снаружи, сквозь шум дождя слышались крики командования, свистки детективов-Смотрящих, гномья ругань и гортанные приказы магов. Разгорались тревожные фонари, собирались люди.
По всему Шолоху поняли: на острове происходит что-то не то.
Шум стремительно нарастал.
У нас тоже было громко: завидев Тишь, Сайнор зарычал, стремясь вырваться из хвата лже-теневиков. Аутурни громко всхлипнула, а виры пискнули: «Здравствуйте!».
Лишь белоснежное дерево инграсиль сохраняло безмолвие… Стоя на подиуме под стеклянным колпаком, оно печально сыпало цветами, как листьями, — будто прощаясь, чувствуя, как неизбежна беда.
Тишь зашла вместе со мной, Кадией и случайной мумией.
Глянув на дерево, она хмыкнула: «Идея!» и направилась к окну. Там Внемлющая дважды хлопнула в ладоши. Тотчас вокруг дворца, почти вплотную к зданию, вырос такой же стеклянный колпак, как у инграсиля — огромная сфера, отгородившая нас от военных и магов.
Сразу после этого Тишь безмятежно обратилась к скульптурам у стен:
— Уважаемые рыцари, сэры. Будьте добры, разбудите всех ваших братьев в городе — и вместе защищайте нас от осады. Наделайте шума побольше. Пусть горожане запомнят и этот огрех в безопасности королевства…
И я уже была готова раскрыть свою анонимность, кинувшись на рыцарей с приказом отмены, как Тишь строго добавила:
— Но никого не убивайте. И не калечьте. Пожалуйста.
Рыцари одновременно подняли мечи, кивнули и, шагнув с постаментов, отправились в коридор. Когда двери в Зал открылись перед ними, до нас донеслись звуки борьбы. Видимо, стража уже разобралась в построенных мною зеркальных лабиринтах и теперь боролась с мертвецами…
Три златоликих вира по знаку Тишь отпустили короля и тоже телепортировались. Туда же.
Только тогда Тишь улыбнулась:
— Привет, Сайнор!
Она заклинанием выдернула кляп из рта короля и открыла антимагические скобы, с лязгом упавшие на пол. Светлые волосы Сайнора растрепались. Под глазом алел глубокий порез.
— Чего ты хочешь? — процедил он.
— Ну, — Тишь усмехнулась, — Сначала я хотела спросить, каково тебе после того, как несколько беспризорных детей целую неделю развлекались с твоим королевством, как им угодно. «Признаешь ли ты, что ты идиот?» — так звучал мой основной вопрос, заготовленный заранее. Но потом я передумала.
Она по-учительски заложила руки за спину:
— Дело в том, что час назад я по душам поговорила с одним человеком. Он — жесткий, холодный рационалист, вдруг высказал поразительно трепетные идеи, которых я за ним не подозревала. Увы, «мягкость» не довела его до добра: расчувствовавшись, он наляпал ошибок. И сдох. Однако после его речи я задумалась. А вдруг это именно то, что случилось с тобой, Сайнор? Нежность… Глупость… Провал… — Тишь задумчиво покивала. — Я покрутила мысль так и эдак, и неожиданно… Я всё поняла.
В её глазу вспыхнул безумный огонёк.
— Что — всё? — нахмурился король.
Мы с Кадией тоже переглянулись: о чем она? Подруга, улучив момент, показала мне, что за спиной прячет короткий меч… Умничка! Видимо, вытащила у того полупридушенного стражника.
Тишь лукаво склонила голову набок:
— Я поняла, отчего ты совершил свою главнейшую ошибку. То есть распустил моё Ведомство, хотя очевидно: проблем в безопасности Шолоха не просто множество, а несчетное множество.
Она задумчиво нарисовала в воздухе дымный знак бесконечности. Потом прищелкнула пальцами — и знак, повернувшись, превратился в восьмерку, проплыл к лицу Сайнора, заставив короля закашляться и тотчас — замереть, скованного мимолетным заклинанием. Тишь подошла к королю, облизала свой указательный палец и слюной нарисовала на лбу Сайнора вертикальную палочку единицы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Обратный отсчет завершился.
Меж тем, на улице раздался дикий грохот. Замерцало высоченное зарево магических вспышек — башенные маги начали осаду «колпака». Цветные молнии взбегали по прозрачному стеклу, как лютая светомузыка ночи. Между ними мелькали тёмные силуэты горгулий — оживших скульптур с Лоскутной площади…
Глядя на это, я ускорилась в своём саботаже.
А именно: стала еще быстрее выплетать многоуровневое заклинание отмены, начатое пару минут назад. Если я брошу его одновременно с атакой магов извне, может, нам удастся уничтожить сферу.
Теневые блики нещадно ругались, эдакий бубнеж прямо в черепушке: ведь мои силы иссякали, суррогат тоже, — но пока еще энергия поддавалась колдовству… Хотя я уже стояла на полусогнутых, опершись затылком о стену, чтоб не упасть, и краем глаза видела, что от Кадии вновь начал «отслаиваться» облик мертвеца.
Однако Тишь этого не замечала. Она, мелко дрожа от внутреннего возбуждения, была слишком увлечена беседой. Верней, монологом.
— Сайнор. Я осознала: ты не мог поступить иначе! Ведь куда больше, чем безопасность столицы, три года назад тебя волновала я… — улыбнулась Ходящая, отходя от короля и опираясь спиной на витрину с инграсилем. — Вернее, твои чувства ко мне.
Тишь помахала Её Величеству, рыдающей в кресле, и пожала плечами:
— Плачь, плачь, Аутурни! Ведь Сайнор всегда любил меня — на самом-то деле. Однако он был королём, я — Архимастером: отношения недопустимы. Он прятал чувства ради королевства. Как и я. Долг был выше любви. Мы оба великолепно скрывали бурю сердец не только ото всех вас, но и друг от друга. Я и не догадывалась о взаимности! Даже когда ты пришел ко мне в камеру, Сайнор, — помнишь? Сколь ценна была фраза: «Ты мне дорога!»… Сколь многое она скрывала!
Тишь мечтательно закрыла глаз.
— Да… Реформа случилась потому, — продолжила она нервным полушепотом, — Что ты устал сдерживать свою любовь. Ты решил уничтожить моё Ведомство и этим освободить меня, чтобы работа не мешала нам быть вместе. Ты пожертвовал безопасностью целой страны — ради одной меня… Тогда я не поняла этой подоплёки, сочтя тебя просто недальновидным. Но я понимаю теперь. И принимаю. Еще не такие глупости люди делали ради любви. И очевидно, что любовь между такими выдающимися личностями, как я и ты, Сайнор, приводит к выдающимся ошибкам… Поэтому… — Тишь вздохнула и слабо улыбнулась.
Очередное зарево за окном осветило её лицо — абсолютное безумное, заблудшее в иллюзиях, обидах и надеждах, отданное страстям, не имеющим ничего общего с реальностью.
Меня поразила эта смесь маниакального подъёма и глубочайшего упадка, отражение чувств, пришедших из ниоткуда — и уходящих в никуда, замкнутых внутри, уничтожающих и одновременно поддерживающих ее лихорадочное «я». Неугасимый огонь, с рокотом проворачивающийся на вертеле воспаленного сознания, невероятная сила — бессмысленная в своей полной несостоятельности…
— Я прощаю тебя, мой король, — торжественно сказала Тишь.
И подняла взгляд.
Сказать, что Сайнор удивился — ничего не сказать. Искреннее, полнейшие непонимание, появившееся в его глазах, отрезвило бы кого угодно.
Стало очевидно: никогда, ни в один единый момент своей жизни Сайнор не думал о Тишь так, как ей бы того хотелось. Как она поверила в своём одиноком безумии изгнанницы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И этот непритворный шок короля — ты что вообще несёшь, ты вообще о чём говоришь? — был в тысячу тысяч раз больнее, чем ненависть, или злость, или страх, что его раскрыли. Истинное равнодушие беспощадно.
Глядя то на непонимающее лицо короля, то на лицо Тишь — стремительно темнеющее, набирающее жесткость, я сбилась с формулы, потому что очень четко поняла — здесь никто не выживет.