Читать интересную книгу Батый - Алексей Карпов

При этом Батый, по-видимому, понимал значение мировых религий — во всяком случае, в деле управления отдельными частями своей державы. Равновесие между христианами и мусульманами в Улусе Джучи поддерживалось за счёт того, что тем и другим покровительствовали два ближайших к Батыю родича — его старший сын Сартак и брат Берке. Отчасти мы уже говорили об этом. О том, что Берке был мусульманином, хорошо знали во всём исламском мире; по некоторым сведениям, мусульманином был и его брат Беркечар. Рассказывали, что кормилицей Берке была мусульманка, которую к нему якобы приставил ещё отец; ислам он принял при жизни Батыя, по одной версии, в Ходженте, по другой — в Бухаре от знаменитого шейха Сейф ад-Дина Бахарзи. «Некоторые заслуживающие доверия люди» рассказывали ал-Джузджани, что Берке «дважды или более облачался в почётные одежды, присланные ему от халифа, ещё при жизни брата его Бату. Всё войско его состояло из 30 тысяч мусульман, и в войске его была установлена пятничная молитва». «Ислам его был прекрасный», — сообщают о Берке арабские хронисты. Известно, что одним из проявлений его ревности в вере стало истребление христиан в Самарканде во время вспыхнувших в городе волнений между христианами и мусульманами — но это случилось уже после смерти Батыя. По словам Джузджани, Бату относился к Берке «с большим уважением и утвердил за ним командование армией, свиту и уделы». Впрочем, мы уже знаем, что доверие Батыя к брату-мусульманину имело вполне определённые границы, и как только Батыю показалось, что пристрастие брата к его мусульманским подданным приносит ему убыток, он тут же поменял улус Берке, переселив того за Волгу.

Не менее известны были христианские предпочтения Сартака. «Он был совершенным христианином», — писал о нём его современник, армянский хронист Вардан Великий; по словам сирийца-христианина Абу-л-Фараджа (Бар-Гебрея), Сартак якобы был даже рукоположен в сан диакона. Он воспитывался христианами несторианского толка, которых вообще было много среди монголов. Христианами ошибочно считали то Гуюка, то Менгу-хана, то Хулагу; послы Илджидай-нойона, прибывшие в конце 1248-го — начале 1249 года к находившемуся на Кипре французскому королю Людовику Святому, заверяли его, будто Гуюк принял христианство с восемнадцатью царевичами и многими вельможами, что сам Илджидай крестился уже много лет назад и что теперь он намеревается идти на Багдад «отомстить за обиду, нанесённую хорезмийцами Господу Иисусу Христу»17. И хотя всё это было по большей части ложью, в Европе того времени накопилось достаточно свидетельств о широком распространении христианской веры в среде монгольской знати. Собственно, слухами о христианстве Батыева сына Сартака объяснял своё посольство к монголам Гильом Рубрук. Однако пребывание в ставке Сартака в июле — августе 1253 года заставило его взглянуть на положение дел более реалистично. «Что касается до Сартака, то я не знаю, верует ли он во Христа или нет, — писал Рубрук. — Знаю только, что христианином он не хочет называться, а скорее, как мне кажется, осмеивает христиан»18. Сартак вёл совершенно тот же образ жизни, что и остальные царевичи; так, Рубрук упоминает шесть его жён, от которых он, естественно, не собирался отказываться. Но, общаясь по большей части с христианами, Сартак, по-видимому, проникся их учением. Это оказалось на руку Батыю, который умело использовал религиозные предпочтения как сына, так и брата. Действуя когда надо через одного, а когда надо — через другого, он мог с наибольшей выгодой для себя достигать желаемого в общении со своими мусульманскими и христианскими подданными. Впрочем, такое «разделение ролей» имело и оборотную сторону. Противопоставляя брата и сына друг другу, Батый сделал их смертельными врагами. Впоследствии, после смерти Батыя, это приведёт к трагической развязке: борьба за власть над Улусом Джучи, осложнённая ненавистью двух главных её участников на религиозной почве, завершится насильственной смертью Сартака, а затем и его преемника (и, вероятно, также приверженца христианства) Улагчи.

Можно, пожалуй, отметить ещё одну черту характера Батыя. Будучи вообще человеком злопамятным и мстительным, он не проявлял этих своих качеств по отношению к родичам тех, кто считался врагами монголов, — во всяком случае, если они не казались опасными соперниками ему самому. Мы уже говорили о том, что он благоволил сыновьям убитого им ростовского князя Василька Константиновича. Проявил Батый милость и к сыну бывшего эмира Ходжента Тимура-Мелика, одного из главных врагов монголов, долго и успешно воевавшего против них вместе с султаном Джелал ад-Дином. Тимуру-Мелику удалось ускользнуть от татар, а его сын позднее явился к Батыю, и тот разрешил ему вернуться в Ходжент и даже соизволил «вручить земли и движимое имущество отца»19. Ходжент относился к улусу потомков Чагатая. Здесь, вдали от собственных владений, Батый мог быть особенно щедрым.

Да и вообще, легко быть щедрым и милостивым, добившись всей полноты власти и расправившись со своими главными врагами и конкурентами! В последние годы жизни Батый обладал могуществом, сравнимым разве что с могуществом великого хана Менгу. Но ведь и тот был обязан ему властью! Мы уже упоминали титул «ханский отец», который присвоил Батыю Киракос Гандзакеци. Едва ли это был официальный титул правителя Улуса Джучи. Но в глазах современников Батый действительно представлялся старшим во всей Монгольской империи, возвышаясь над всеми, в том числе и над самим великим ханом, который тоже признавал его старейшинство. Примечательно, что в последние годы жизни Бату современники-хронисты стали именовать его ханом — хотя, как мы знаем, этим титулом он не владел и даже на него не претендовал20. Остальных Чингисидов Батый превосходил не только возрастом и авторитетом, но и сосредоточенными в его руках богатствами и многочисленностью войска. «Бату… наиболее богат и могуществен после императора», — писал Плано Карпини ещё в 1247 году21. После же смерти Гуюка экономическая и военная мощь правителя Улуса Джучи возросла многократно.

Вот что пишет, например, Киракос Гандзакеци: «Великий военачальник Батый, находившийся на севере, обосновался на жительство на берегу Каспийского моря и великой реки Атиль, равной которой не найдётся на земле, ибо из-за равнинной местности она растекается подобно морю. Там в великой и обширной долине Кипчакской и расположился он вместе с огромным, неисчислимым войском, ибо обитали они в шатрах, а когда снимались с места, шатры перевозили на повозках, впрягая в повозки множество волов и лошадей. Он (Батый. — А. К.) очень усилился, возвеличился над всеми и покорил всю вселенную, обложил данью все страны. И даже его сородичи почитали его больше всех остальных, и тот, кто царствовал над ними (коего они величают ханом), садился на престол по его приказу». И ещё в другом месте: Батый «властвовал над всеми, так что без его воли даже хан не вступал на престол»22. «Великим властелином севера», «главнейшим и величайшим из ханов» называют Батыя и другие армянские и грузинские хронисты. Он был «в великой чести и в почёте, — пишет о Бату Рашид ад-Дин. — На курултаях никто не противился его словам; напротив, все царевичи повиновались и подчинялись ему»23.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});