Читать интересную книгу Нищета. Часть вторая - Луиза Мишель

— Очевидно, — заметил он, — странное поведение собак объясняется тем, что дом был покинут.

Представители правосудия удалились, вполне успокоенные. После их ухода Лезорн, оглядевшись, увидел в углу дубинку, к набалдашнику которой прилипла прядь белокурых волос… Решительно, ему повезло! Но ветер не всегда дует в одну и ту же сторону.

LXV. Аббат Филиппи

Поместив в безопасное место привезенные им огромные ценности, аббат Филиппи попытался заново сплести сеть интриг, сотканную в свое время Девис-Ротом. Однако он не проявлял столь фанатического рвения в борьбе с врагами церкви, и ему не удалось справиться с трудной задачей. Если Филиппи не дорожил жизнью других людей, то Девис-Рот не дорожил и своей собственной жизнью, а это большая разница… Все же дело иезуита не пришло в совершенный упадок.

Исчезновение Девис-Рота не удивило аббата. Однако его весьма обеспокоили газетные сообщения о том, что старый граф Моннуар нашел своего правнука. Среди ценностей, полученных от иезуита, имелось много таких, которые, несомненно, принадлежали графу. Поэтому Филиппи счел необходимым выяснить на месте, как обстоят дела. Для этого он обзавелся документами на имя учителя Микаэли (они достались ему тем же манером, как Девис-Роту — богатства Моннуара) и поехал на несколько месяцев в Париж. Правда, если б у Микаэли были там знакомые, воскресение учителя из мертвых показалось бы им весьма подозрительным… Но до Рима далеко, и друзья не всегда бывают там, где они нужны.

Филиппи рассчитывал, что правнук графа посещает школу или же берет уроки на дому; поэтому профессия учителя была весьма удобна, чтобы завязать знакомство. Адрес графа он знал. Ничто не препятствовало намерениям аббата.

Тот, чье имя он носил, пользовался репутацией либерала; поэтому Филиппи обратился сначала в светские школы. Но приближались каникулы, преподаватели в эту пору меняются редко, и аббату не удалось найти места. Да он в нем и не нуждался: подвизаясь в роли иностранца, лишенного средств к существованию, легко было достать нужные рекомендательные письма. Одновременно аббат старался разузнать, как живут два старика и мальчик.

Оказалось, что граф, находившийся в плену у предрассудков (сын гильотинированного пока еще не переубедил его), не стал возбуждать обвинения против Девис-Рота. Хотя имелись неопровержимые доказательства преступности иезуита, Моннуар предал огласке лишь те факты, без которых Малыша не признали бы его правнуком, а все прочее оставил в тайне.

«Старик поступает великодушно, — подумал аббат. — Однако, кто знает, что таится за этой снисходительностью?»

Филиппи выяснил также, что Малыш, ставший Анри де Моннуаром, ходит в ближайшую школу. Его прадед потерял все свое богатство, и если б не бывший тряпичник, который открыл под своим настоящим именем Гийома небольшую книжную лавку, мальчуган не смог бы получить даже начального образования.

Лавка дядюшки Гийома была, разумеется, «красного оттенка», как он сам выражался. По этому поводу он даже не подумал советоваться с графом: ведь старый чудак был выходцем из минувшего столетия. Между ними, впрочем, царило полное согласие во всем, что касалось Малыша; частенько они беседовали и на другие темы, например, о причинах и следствиях нищеты. Неосведомленность графа в этих вопросах была поразительна; он ничего не понимал в политике, что весьма мешало его эволюции. Все же он мало-помалу становился социалистом. В сущности, граф познал законы общественной жизни точно так же, как г-н Журден[67] говорил прозой: не подозревая об этом.

Дядюшка Гийом посещал по вечерам различные политические собрания, в особенности те, что происходили около Пантеона. Он немало изумился, когда понял, что всю жизнь обдумывал в одиночку лишь отдельные социальные преобразования, в то время как человечество уже готовилось расстаться с самой идеей власти, как ребенок — с помочами. К большому удивлению сына гильотинированного, ораторы по всем правилам логики излагали истины, зачатки которых бедняга постиг когда-то своим умом.

Итак, оба старика и мальчик значительно подвинулись вперед в умственном развитии…

Малыш уже привык к своему счастью, но дядюшка Гийом подумывал, что впереди предстоит еще немало черных дней, ибо судьба не слишком-то щедра на радости и заставляет с лихвою расплачиваться за них.

Собрав все необходимые сведения, аббат отправился однажды вечером в книжную лавку дядюшки Гийома. Она занимала небольшое помещение; там любили собираться студенты и рабочие, чтобы побеседовать со стариком. Они неплохо проводили здесь время, и можно было считать, что, истратив только одно су, они получали взамен на целых полтора франка, ибо здесь вещи называли своими именами, людей оценивали по достоинству, а события — по сути. Эта книжная лавка называлась «Карманьола», так значилось на вывеске.

Впрочем, граф Моннуар здесь не бывал. Все-таки он слишком поздно начал изучать социальные науки и еще не настолько преуспел в них, чтобы признать виновность Девис-Рота. Но Малыш ежедневно после занятий в школе заходил в лавку часа на полтора-два. Он с серьезным видом читал газеты, точно ему уже исполнилось двадцать лет, и был в курсе всех событий. Затем он шел к прадеду. Дядюшка Гийом в одиннадцать часов вечера запирал лавку, присоединялся к ним, и часто их беседа длилась до поздней ночи.

Филиппи решил прежде всего познакомиться с бывшим тряпичником и, захватив рекомендации, явился в «Карманьолу». Низко кланяясь (такое заискивание не понравилось старику), аббат осведомился, не может ли владелец книжного магазина указать ему школу, где нужны преподаватели.

— К сожалению, — ответил дядюшка Гийом, — мне известна лишь одна такая школа, но там платят еще меньше, чем в других, хотя учителя и вообще получают очень мало.

Лже-Микаэли вынул рекомендации. Одна из них начиналась словами: «Удостоверяю, что гражданин Микаэли, итальянский учитель-социалист, бывший гарибальдиец[68]…»

Лицо и манеры посетителя не внушали ни малейшей симпатии, однако дядюшка Гийом смягчился, подумав, что этот иностранец — изгнанник, которому не на что жить и очень трудно найти себе работу на чужбине из-за своих революционных убеждений.

— Погодите-ка! — сказал он. — Вечером я поищу для вас несколько частных уроков. Один урок, во всяком случае, я достану, а там посмотрим!

— Вы спасете мне жизнь! — с чувством промолвил аббат.

— Подождите благодарить, пока не узнаете, сколько будете получать. Вероятно, немного, но вам дадут комнату со столом, а тем временем вы подыщете и другие уроки. Устраивает это вас?

— На большее я не смел и надеяться.

— Утром или вечером, — продолжал дядюшка Гийом, — надо заниматься с мальчиком, а остальное время у вас будет свободно, так как он ходит в школу.

— А почему не учить его дома?

— Потому что я не хочу, чтобы он воспитывался в одиночку, как сын какого-нибудь скряги. Он должен общаться со сверстниками. Но лишний урок ему не повредит, да и вам от этого будет польза.

Аббат стал горячо выражать свою признательность. Если б не его двойная личина — человека, гонимого за убеждения, и несчастного бедняка, — то бывшего тряпичника покоробило бы от столь преувеличенных проявлений благодарности. «Как эти итальянцы экспансивны!» — подумал он. — «Уничтожить бы этот вертеп!» размышлял аббат при виде большого количества посетителей, заходивших в книжную лавку после работы или занятий, чтобы встретиться друг с другом либо купить газету.

У старика была особая манера торговать: он всегда прекрасно понимал, с кем имеет дело, и ему доставляло удовольствие предлагать нужную газету или книгу прежде, чем покупатель успевал ее назвать. Когда он угадывал, оба весело смеялись. От глаз Филиппи ничто не укрылось. «Да, его на кривой не объедешь!» — соображал аббат.

Новый учитель не возбудил у Малыша симпатии, но перспектива научиться говорить по-итальянски, а в особенности — слова дядюшки Гийома, что г-н Микаэли — обездоленный иностранец, изменили отношение ребенка к новому квартиранту. Мальчик тоже не понравился аббату. «Если и третий член этой семейки такой же, — решил он, — то придется быть настороже!» Третий, правда, не походил на первых двух, но аббату, как читатель увидит дальше, и в самом деле пришлось держать ухо востро…

Попав в эту семью, Филиппи думал лишь об одном: как бы узнать, почему граф не сообщает властям, что его богатства похищены Девис-Ротом? Может быть, старик об этом не знал? Но тогда почему он ничего не предпринимает для розысков вора? Какой ему смысл укрывать похитителя? Особенно удивляло аббата, что Моннуар даже не заговаривал на эту тему, как, впрочем, и остальные двое. Неужели он, Филиппи, теряет время даром? Ежедневно лже-Микаэли давал Малышу урок итальянского языка и тот делал большие успехи; преподаватель же испытывал сильное желание свернуть ученику шею.