Впрочем, тыл был весьма условный: пули и снаряды свистели так же, как и там, где окопалась основная часть того, что раньше называлось дивизией. Укрывшись за метровой высоты кустом боярышника, он наблюдал за происходящим боем, иногда посматривая назад, где быстро удалялась сильно поредевшая толпа беженцев.
Первый удар на себя приняла рота под командой того самого молоденького лейтенанта. И, несмотря на большие потери, они не побежали, а выдержали удар. Но танки упрямо двигались вперед, прикрывая немецкую пехоту. Вот еще один железный зверь поперхнулся, зашипел и остановился. Советские пулеметы сердито лаяли на врага, изрыгая свинцовые ругательства. Но силы были слишком неравными. Погиб и сам лейтенант, и большинство из его солдат. Оставшиеся в живых отошли назад и уперлись в одиночные окопы своих товарищей.
Когда удачным выстрелом из ПТР был подбит и третий танк, остальные машины остановились, немецкая пехота оказалась в замешательстве, батальонный комиссар, вытащив из кобуры пистолет, встал во весь рост и крикнул:
– Коммунисты, за мной! За Родину!
Влекомый общим порывом, и Линицкий подался вперед. Не ожидавшие такой дерзости от, казалось бы, обескровленных русских, немцы начали отступать, едва ли не на ходу цепляясь за борта и влезая в развернувшиеся машины. Танки тоже повернули назад.
Впрочем, до Сталинграда Леониду Линицкому пришлось принять участие еще в нескольких боях. И ему везло – пули свистели мимо, лишь однажды слегка зацепив плечо.
Остатки дивизии во главе с подполковником Пашининым наконец добрались до Сталинграда. Знамя дивизии осталось целым и невредимым. Саму дивизию сразу же включили в состав 62-й армии. Леонида Линицкого, которого уже считали погибшим, отправили в тыл, в Куйбышев, где уже находилась Екатерина Федоровна. Когда сообщили Судоплатову о том, что Линицкий участвовал в оборонительных боях и вернулся в Сталинград, тот был очень зол. Это была совершенная глупость – контрразведчику, готовому к заброске во вражеский тыл, подвергать себя опасности быть убитым.
– Слишком много времени и средств потратили на ваше обучение, товарищ Линицкий, чтобы с такой легкостью вы обращались со своей жизнью, – распинал по телефону Линицкого из Москвы Судоплатов.
– Виноват, Павел Анатольевич, – извинялся Линицкий.
– Конечно виноваты. И об этом будет доложено товарищу Берии. А пока возвращайтесь в Куйбышев и ждите дальнейших приказаний.
– Слушаюсь!
7.
Возвращение в Куйбышев было двояким. С одной стороны, новая встреча с женой. С другой стороны, недовольство руководства проваленной операцией по забрасыванию за линию фронта. И хотя вина самого Линицкого была здесь минимальной, но факт, что практически год подготовки пошел насмарку, говорил уже сам за себя.
Приказано было ждать до особого распоряжения! А сколько ждать? То никому не ведомо.
Впрочем, время ожидания скрасило рождение 19 сентября 1942 года третьего ребенка, девочки, которую решили назвать Горданой. Если родившихся в Югославии обоих детей назвали русскими именами, то Гордана – результат небольшой ностальгии по Югославии, где прожили они несколько десятков лет, где встретились и полюбили друг друга.
Самого Линицкого в роддом не пустили, боялись инфекции. С женой общались только с помощью записок. Волнение и скука овладели Леонидом Леонидовичем. Чтобы хоть как-то развеяться, он сел писать открытку дочери Галочке, которая вместе с братом и бабушкой, Марией Николаевной, по-прежнему жила в Кемерове.
«Детишек поздравляю с сестренкой, а М.Н. с новой внучкой. Вчера в 23 ч. 30 м. у Катюши родилась девочка, которую решили назвать Горданой. Это тебе, Галочка, живая кукла, вместо безвременно погибшего пупса “Юрика”. Свою дочку я еще не видел, т. к. в роддом никого не пускают. Катюша пишет, что чудная – толстенькая, кругленькая и с черными волосиками по всей головке. О глазках ничего не пишет, по-видимому, не успела рассмотреть, т. к. ее после рождения еще не видела. На ручке у нее номерок и фамилия на кусочке клеенки.
Целуем Вас всех крепко. Линицкие Леонид, Катюша и Гордана».
Мария Николаевна, разумеется, рождению третьей внучки обрадовалась, но жизнь в Кемерово была трудной, не хватало денег. Работать она не могла, а дети были слишком малы, чтобы их приняли на какую-нибудь, даже самую легкую работу. Приходилось продавать вещи. И Линицкий писал теще, что пытается вытребовать из Москвы свои вещи: можно будет продать его валенки и ботинки. С другой стороны, при первой возможности он обязательно вышлет ей и детям деньги телеграфом.
Время шло, а по поводу Леонида Линицкого не было никакой команды. Наконец, из Москвы пришло решение: в связи с невозможностью в данный момент использовать майора Линицкого Леонида Леонидовича в контрразведывательной деятельности, предписать ему направиться в город Саратов в один из военных госпиталей и работать по основной специальности – врач.
Это был удар ниже пояса. Линицкий был сам не свой. Снова Родина не видит в нем необходимости. Екатерина Федоровна долго не могла его успокоить. Да ей и самой было обидно. Она ведь тоже вполне заслуженно считала себя частью системы.
В Саратове был создан комитет помощи по обслуживанию больных и раненых. К июлю 1942 года количество коек в 4 раза превысило первоначальные планы и составляло 48 тысяч коек.
После победы под Москвой часть госпиталей ушла ближе к фронту, а 77 госпиталей остались в Саратовской области. 31 госпиталь располагался в Саратове, а 46 в районах области. В саратовских госпиталях и до войны работали высококвалифицированные медики, профессора, опытные невропатологи и нейрохирурги. А с началом войны многих первоклассных медиков из Москвы, Ленинграда и других оккупированных городов и вовсе эвакуировали сюда. Поступали не только раненые, но и больные, и обмороженные, много было раненных в голову, шею, позвоночник. При создании госпиталей первой очереди был создан нейрохирургический госпиталь № 1676 и неврологическое отделение в госпитале № 360, в которых лечили раненых с тяжелой формой контузии в голову. С легкой формой контузии и ранением в голову лечили в общехирургических госпиталях. Там же лечили раненых с повреждением конечностей, а для протезирования ампутированных конечностей был создан госпиталь на 600 коек.
С августа 1942 года началась героическая оборона Сталинграда, и Саратовская область стала прифронтовой полосой, а Саратов превратился в огромный госпиталь. В этот период в основном выполнялась лечебная и сортировочно-эвакуационная работа. Госпитали были переполнены на 30–40 %. Количество раненых на одного врача доходило до 100–150 человек.
Для госпиталей нужно было подобрать необходимое число врачей, медицинских сестер, санитаров, сотрудников всех служб. Их нужно было подготовить и обучить в условиях военного времени. Госпиталям в период формирования нужно было 1237 врачей, а на начало июля 1942 года было только 1043 человека. Медиков не хватало в связи с тем, что часть госпиталей во втором полугодии 1942 года уходила на запад вслед за