Читать интересную книгу Хозяин Фалконхерста - Кайл Онстотт

Все, к чему он так стремился, должно было вот-вот превратиться в его достояние. Значение этого шага было столь велико, что он никак не мог унять дрожь. Ему предстояло заменить Хаммонда Максвелла в роли хозяина Фалконхерста; это казалось совершенно нереальным, невозможным делом, он не мог поверить, что такое может произойти. Он, негр, вступал в брак с белой женщиной! Это было такое же чудо, как остановка солнца на небе или мгновенное превращение его коричневой кожи в белую.

Волновался не он один. Рука Криса Холбрука, сжимавшая черную книжицу, по которой он произносил слова гражданской брачной церемонии, тоже дрожала. Немногочисленные приглашенные, среди которых был всего один белый — Хоббс, чувствовали себя не в своей тарелке и смущенно ерзали на жестких стульях. Из всех негров только Брут бывал раньше в Большом доме, но и он, даже не смущаясь поблекшего великолепия, взирал на происходящее с разинутым от изумления ртом. Преподобный Дэниел Джордан, Большой Ренди и Сэмпсон, а также их жены и подавно угодили в чуждый им мир, где им казалось святотатством даже дышать. Все понимали, какое важное событие происходит у них на глазах.

После завершения церемонии капитан Холбрук оказался единственным, в ком сохранился здравый смысл: он взял бразды правления в свои руки и повел супругов и гостей в столовую. Несмотря на аппетитные яства (бедная Маргарита сотворила чудо, если учесть, какими скудными продуктами она располагала) и на неумелые, зато ревностные действия Поллукса, Онана и Валентина, трапеза не удалась. Чернокожие, испуганные кружевной скатертью, фарфором и серебром на ней, а также резным кувшином в центре стола, не столько ели, сколько таращили глаза. Драмжеру кусок не лез в горло, Софи только размазывала еду по тарелке. Зато капитан с Хоббсом отдали должное угощению. Только когда появился свадебный пирог, увенчанный двумя куколками из кукурузных початков, одна из которых изображала невесту, другая — жениха, лед немного растаял и гости изобразили подобие веселья. Главную роль сыграл в этом огромный графин с кукурузной водкой, которую Поллукс разливал в бокалы для вина. Пирог оценили все; когда Поллукс вторично обнес гостей водкой, черные лица расплылись в улыбке, что приободрило даже Софи. Когда подъедались последние крошки от пирога, снаружи донеслись звуки музыки: впервые после гибели Аполлона перед верандой Большого дома собрались чернокожие музыканты и певцы из Нового поселка. Новобрачные и гости встали из-за стола и с удовольствием послушали пение, за которым последовали поздравления и пожелания счастья. Драмжер и Софи выступили вперед и произнесли благодарственные слова. Приветствия адресовались также капитану Холбруку и Хоббсу, не говоря уже о Бруте, Большом Ренди и Сэмпсоне. Свадебный день в Фалконхерсте завершился произнесенной преподобным Джорданом молитвой. За сим последовало длительное прощание. Гости из Нового поселка отправились по домам, чтобы приступить к настоящему веселью. На аллее постепенно стихли их голоса.

Хоббс вернулся на свою кушетку в кабинете, Холбрук — в комнату, где он ночевал накануне и где его уже дожидалась Памела. Драмжер, чувствуя неожиданное смущение в присутствии Софи, проводил ее наверх.

— Эту ночь я проведу здесь, — сказал он гораздо более нежным и почтительным тоном, чем когда-либо прежде. — Это не значит, что так будет каждую ночь. Иногда я буду уходить, чтобы позабавиться с цветными женщинами. Мне трудно это объяснить, Софи, но, наверное, в них есть что-то такое, чего нет в белых. Не я один такой! Белые мужчины тоже их любят. Возьми капитана Холбрука и Памелу: он говорит, что ему ни с кем не было так хорошо, как с ней. Не твоя вина, Софи, что мне не всегда хочется с тобой спать. Так-то ты мне нравишься… Я буду тебя уважать и не стану больше водить сюда цветных женщин. И слугам не разрешу блудить. Мы больше не племенной завод. Фалконхерст станет достойным местом.

Дверь спальни затворилась.

Это стало символом завершения одной фазы в жизни Драмжера и начала другой. Он уже не был прежним ветреным мальчишкой, довольным жизнью, в которой не было серьезных обязанностей, а все заботы сводились к тому, как бы раздобыть партнершу на вечер. Он предупреждал Софи, что не сможет окончательно отбросить прежние пристрастия, однако теперь они отошли на задний план, в область удовлетворения чисто плотской потребности. Движущей силой была теперь его роль владельца Фалконхерста и страстное желание восстановить хозяйство.

Драмжер во всем добивался совершенства. Он принуждал Софи дрессировать домашних слуг, но не получал удовлетворения от результатов их труда, так как наблюдала за ними халатная Софи. Со слугами он был крут до безжалостности, оставляя далеко позади суровую Лукрецию Борджиа. Невзирая на предстоящее в послеобеденное время свидание, он мог надрать Дульси или Мадильде уши, если находил в их работе изъян. Он требовал, чтобы все в доме сверкало чистотой.

Служанки одевались в темно-серый ситец, большой рулон которого обнаружила в чулане Софи. Ситец стоил теперь дороже, чем до войны камчатная ткань, поэтому фалконхерстские служанки были одеты лучше, чем белые жительницы Бенсона. Тоскливость их монашеских одеяний преодолевалась благодаря ярчайшим чепцам, на которые пошли старые платья Августы и Софи. Сперва не из чего было скроить ливреи для слуг мужского пола, поэтому им были выданы обноски Аполлона и Хаммонда, причем Драмжер настоял, чтобы эта одежда подвергалась регулярной стирке и утюжке. Всем слугам предписывалось ежедневно принимать ванну: мужчины делали это ранним утром, женщины после обеда; местом омовения служил участок речки между старым невольничьим поселком и новым домом.

Фалконхерст постепенно поднимался из запустения, в какое погрузился за военные годы. Старый Мерк с помощью проворного Джуда бился над садом, пока не привел его в прежний упорядоченный вид; в огороде снова поспевали овощи для кухни. В поле властвовал Брут: он поставил работников за плуги и бороны, одолел сорняки и провел пахоту. Раздобыть семена хлопка было почти неосуществимой задачей, но в богатых закромах американской армии нашлись и они: капитан Холбрук привез на плантацию посевной материал лучшего сорта. Холбрук вообще был основным поставщиком всего, что исчезло за время войны: белой муки, сахара, черного сукна для одежды слуг, кофе, заморских вин, даже краски для колонн. За считанные месяцы Фалконхерст возродился, тогда как большинство южных усадеб превратилось в руины, плантации покрывались бурьяном, работники разбежались, а белые господа стеснялись заплат на ситцевых платьях и домотканых штанах.

Золотые монеты, припрятанные в свое время Драмжером, теперь работали на него. Работники получали наличные каждую неделю и постепенно облагораживали Новый поселок. У Драмжера не было недостатка ни в чем — ни в деньгах, ни в рабочей силе, ни в лошадях, ни в домашней прислуге; он опирался на поддержку армии — недаром в Фалконхерсте расположился капитан Холбрук.

Благосостояние придавало Драмжеру еще больше веса. Его безупречный костюм, сверкающие башмаки, осанка и живость ума возносили его над остальными чернокожими. Союз с Крисом Холбруком благотворно влиял на его манеры и речь. Новое он перенимал стремительно. Он прислушивался к произношению Холбрука, подражал его движениям, старался есть, ходить, сидеть, обращаться к людям точно так же, как хорошо воспитанный капитан. В свободные минуты он тренировал свою грамотность, понимая, что обладает лишь зачатками знаний. Холбрук снабдил его книгами, и Драмжер засел за чтение. Сначала дело шло со скрипом, потом ученик разогнался. Письмо оказалось более сложной премудростью, но в конце концов у Драмжера выработался приличный почерк, хотя он так и не избавился от орфографических ошибок.

По мере того как у Софи увеличивался живот, Драмжер все больше избегал ее спальни, твердя, что так будет лучше для ее состояния. Это позволяло ему назначать свидания Дульси, Мадильде или какой-нибудь негритянке из Нового поселка. Местом встреч стала пустая невольничья хижина по соседству с жилищем Жемчужины, обставленная мебелью с чердака Большого дома. Заманить в это гнездышко Памелу было несколько труднее, поскольку днем она не отходила от Софи, а ночи проводила с Крисом, но Драмжер все же переспал несколько раз и с ней, пользуясь обычным для Большого дома послеобеденным отдыхом.

Впрочем, эти проказы утратили для него былую сладость, и он уже тревожился, не пошел ли на убыль его любовный пыл. Его подружки, правда, неизменно просили еще, чем подкрепляли его уверенность в своих возможностях. Где им было знать, что, даже изображая приступы блаженства, мысленно он находился в поле, где шла уборка хлопка.

Успехи Драмжера не могли не вызвать враждебного отношения у белых жителей Бенсона и окрестностей. Блеск побеленных колонн, тучные хлопковые плантации, подстриженные лужайки у Большого дома представляли собой слишком резкий контраст с царящей вокруг разрухой. От враждебности один шаг до зависти, а от зависти — до ненависти, которую стал вызывать не только «задающийся фалконхерстский ниггер, смеющий называть себя мистером Максвеллом», но и белая, вышедшая за него замуж. Софи больше не решалась появляться в Бенсоне в лакированной коляске — слишком злые высказывания раздавались в ее адрес. Сам Драмжер тоже редко отваживался на самостоятельные выезды, предпочитая совершать поездки в компании капитана Холбрука и кавалерийского эскорта. После покушения на Холбрука братья Джонстоны старались держаться подальше, но до Фалконхерста доходили сведения об их проделках. Они рыскали по окрестностям, сколачивая новое тайное общество под названием Ку-Клукс-Клан, одно упоминание о котором нагоняло ужас не только на черных, но и на многих белых. К счастью, Бенсон эта зараза до поры до времени обходила стороной.