Хохотали мы с Сергеем Александровичем над этой телеграммой целое утро.
Еще бы, такой вызывающий тон не в моем духе, и если бы Дункан хоть немного знала меня, то, конечно, поняла бы, что это отпугивание, и только. Но к счастью, она меня никогда не видела и ничего о моем существовании не знала. Поэтому телеграмма, по рассказам, вызвала целую бурю и уничтожающий ответ: «Получила телеграмму, должно быть, твоей прислуги Бениславской. Пишет, чтобы писем и телеграмм на Богословский больше не посылать. Разве переменил адрес? Прошу объяснить телеграммой. Очень люблю. Изадора».
Сергей Александрович сначала смеялся и был доволен, что моя телеграмма произвела такой эффект и вывела окончательно из себя Дункан настолько, что она ругаться стала. Он верно рассчитал, что это последняя телеграмма от нее.
Но потом вдруг испугался, что она по приезде в Москву ворвется к нам на Никитскую, устроит скандал и оскорбит меня.
— Вы ее не знаете, она на все пойдет, — повторял он».
Бениславская страстно желала быть с Есениным, ее воспоминания написаны любящей рукой и поэтому в достаточной степени предвзяты.
Судя по воспоминаниям друга поэта Сергея Коненкова, широкоизвестное стихотворение «Не жалею, не зову, не плачу.» было навеяно расставанием с Айседорой Дункан и общим разочарованием в жизни.
С. Коненков: «В голодном двадцать первом году в Москву приехала знаменитая танцовщица Айседора Дункан. Приехала, чтобы основать в Советской России школу пластического танца. На вечеринке у художника Якулова Дункан встретилась с Есениным. Вскоре они поженились.
Под школу-студию отвели дом балерины Балашовой на Пречистенке. Дункан поселилась в одной из раззолоченных комнат этого богатого особняка. Есенин проводил меня туда.
Меня глубоко интересовало искусство Айседоры Дункан, и я часто приезжал в студию на Пречистенку во время занятий. Несколько раз я принимался за работу. «Танцующая Айседора Дункан» — это целая сюита скульптурных портретов прославленной балерины.
В первых числах мая 1922 года Дункан увезла Есенина в Европу, а затем и в Америку. Вернулся он в августе 1923-го.
Появившись у нас на Пресне, сразу же спросил:
— Ну, каков я?
Дядя Григорий без промедления влепил:
— Сергей Александрович, я тебе скажу откровенно — забурел.
И в самом деле, за эти полтора года Есенин раздобрел, стал краситься и пудриться, и одежда на нем была буржуйская.
Но очень скоро заграничный лоск с него сошел, и он стал прежним Сережей Есениным — загадочным другом, российским поэтом.
Стояли последние жаркие дни недолгого московского лета. Большой шумной компанией отправились купаться. На Москве-реке, в Филях, был у меня заветный утес, с которого любо-дорого прыгнуть в воду. Повеселились вволю. По дороге к дому Есенин, вдруг погрустневший, стал читать неизвестные мне стихи:
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком.
Тяжелая тоска послышалась мне в его голосе. Я перебил его:
— Что ты? Не рано ли?
А он засмеялся.
— Ничего, — говорит, — не рано.
И опять Есенин пропал из моего поля зрения. На этот раз — навсегда».
Благодаря воспоминаниям писателя H.H. Никитина известна картина последней встречи Дункан и Есенина: «На берега Невы приехал А. Я. Таиров с Камерным театром. Он позвонил мне из гостиницы «Англетер» и сказал, что ждет меня к обеду, на котором будет и Айседора Дункан. Мне очень захотелось пойти. Я никогда в жизни ее не видел. Но у меня сидел Есенин, и я сказал Таирову об этом.
— Хочешь прийти с ним? Ради бога, не надо. Не зови его, будет скандал. Изадора и он совсем порвали друг с другом.
Между прочим, все близкие Дункан, и Есенин тоже, всегда называли ее Изадорой. Это было ее настоящее имя.
Есенин, сидевший рядом с телефоном, очевидно, слышал весь мой разговор с Таировым и стал меня упрашивать взять его с собой. Я протестовал. Но в конце концов все вышло так, как он хотел.
В номере Таирова Есенин не подошел к Айседоре Дункан. Этому способствовало еще то, что кроме Таирова, А. Е. Коонен и Дункан за обеденным столом сидели некоторые актеры и актрисы Камерного театра. Среди них и затерялся Есенин.
Я смотрел на Дункан. Передо мной сидела пожилая женщина, как я понял впоследствии — образ осени. На Изадоре было темное, как будто вишневого цвета, тяжелое бархатное платье. Легкий длинный шарф окутывал ее шею. Никаких драгоценностей. И в то же время мне она представлялась похожей на королеву Гертруду из «Гамлета». Есенин рядом с ней выглядел мальчиком. Но вот что случилось. Не дождавшись конца обеда, Есенин таинственно и внезапно исчез. Словно привидение. Даже я вначале не заметил его отсутствия. Неужели он приезжал лишь затем, чтобы хоть полчаса подышать одним воздухом с Изадорой?»
Это была их последняя встреча в жизни.
Узнав о гибели любимого, Айседора телеграфировала в парижские газеты: «Известие о трагической смерти Есенина причинило мне глубочайшую боль. У него была молодость, красота, гений.
Он уничтожил своё юное прекрасное тело, но дух его вечно будет жить в душе русского народа и в душе всех, кто любит поэтов. Между нами никогда не было никаких ссор, и мы никогда не были разведены. Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием».
Невыносимая боль утраты, усталость от борьбы с невзгодами, всё обрушивающимися на неё, повлекли за собой признание Дункан, во многом оказавшееся пророческим: «Я была потрясена смертью Сергея, но я оплакивала его и рыдала о нем столько долгих часов, что, кажется, истощила свои человеческие способности к страданию. Я сама прохожу через период столь продолжительных бедствий, что меня часто соблазняет мысль последовать его примеру».
Айседора Дункан погибла в Ницце 14 сентября 1927 г. Вот как описал её трагическую смерть Матвей Ройзман: «Осенью 1927 года, обмотав шею длинным пурпурным шарфом с вытканными на нем солнечной птицей и лазоревыми цветами, она села в свой небольшой гоночный автомобиль и поехала. Закинутый за спину шарф сперва, трепеща, летел за ней, потом, при торможении, порхнул вниз, попал в колесо, намотался на него и с силой выдернул за шею Айседору Дункан из мчавшейся машины на мостовую, потащив ее, задушенную, за собой.»
Трагично, эффектно, мгновенно, как и подобает актрисе, ушла из жизни почти следом за своим Дарлингом Айседора Дункан.
Так закончилась сказочная история любви Поэта и Танцовщицы, за целый век не потерявшая своей притягательной силы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});