Мы находимся в очень неблагоприятных условиях для изучения окружающей нас вселенной. Облачный слой, защищая нас от жгучих лучей Гура, в то же время не дает нам проникнуть взором в заоблачные просторы. Что там делается, что там находится, мы не знаем. Даже как выглядит сам Гур, мы тоже пока не знаем.
Я твердо верю, что когда-нибудь мы проникнем и за облачный покров. Пока же я предлагаю, чтобы наша радиостанция в час ночи, сразу после того, как прозвучат эти сигналы, воспроизвела бы подобную же серию сигналов. Их могла бы спеть одна из наших певиц с высоким голосом. Посмотрим, что будет дальше. Очень вероятно, что не будет ничего.
Но ведь этот эксперимент не потребует ни затрат, ни времени. Мне кажется неразумным упускать малейший шанс наладить связь с братьями по разуму, возможно, существами более высокой цивилизации, чем мы.
Я знаю, что моя статья вызовет град насмешек, но все же предлагаю попробовать. А потом можете смеяться надо мной, сколько кому захочется”.
Статья вызвала удивление, а в научных кругах и возмущение. “И чего этот нахал лезет в области, в которых ни шиша не смыслит? Занимался бы спокойно своим делом, резал бы своих пациентов и помалкивал в тряпочку. Прямо беда с этими неспециалистами, которыми вдруг овладевает журналистский зуд”. Три наблюдателя по заказу “Утренней росы” тут же сели писать ответ. Однако авторитет врача был очень велик, и Председатель Руководства Академией Высших Знаний, который сам был его пациентом, объявил по радио, что назначает на следующий день очередное заседание “отмоченных” для обсуждения сделанного в статье предложения.
Узнав про это, врач послал Председателю срочную телеграмму с вопросом: что, собственно, тот собрался обсуждать, надо безотлагательно передать сигналы, и все тут.
Получив телеграмму, Председатель покровительственно усмехнулся:
– Горяч, горяч! Вынь ему тут же да положь. Нет, дорогой коллега, серьезные научные вопросы так, с кондачка не решаются.
Заседание академиков началось вечером восьмого дня.
Уже было известно, что в назначенное время дневные писки не повторились - новость, после которой большинство членов Руководства удовлетворенно потерло руки.
– Я же говорил, что это чепуха, не стоящая внимания, - изрек Председатель, и аккредитованные при руководстве корреспонденты тут же отправились передавать в свои редакции столь афористично выраженную мысль.
Однако совещание все же состоялось. Оно длилось долго.
“Отмеченным” никак не удавалось переспорить врача. Самые разумные доводы, самые научно обоснованные аргументы и все законы логики, вместе взятые, отскакивали от него, как от стенки. В конце концов оставалось только развести руками и перейти к голосованию. При одном воздержавшемся (это был Председатель, нуждавшийся во врачебной помощи) постановили - отвергнуть предложение врача как совершенно бессмысленное и научно несостоятельное.
Поскольку было принято такое решение, то никто даже и не стал включать радио, чтобы проверить, прозвучат ли сигналы.
А их не было. И с тех пор они никогда не повторялись.
Постепенно о загадочных сигналах забыли, и по ночам вся Облачная мирно спала. Никто больше не сидел у приемников, не смотрел с тревогой в небосклон, затянутый серыми, тяжелыми тучами. Впрочем, нет. Один человек все же частенько вставал с постели, подходил к аппарату, долго вслушивался в шорохи и гудение наушников и долго глядел отсутствующим взглядом в темный провал окна, где сердито и угрюмо бился о берег всегда пустынный океан. Это был смотритель Гопл.
Закончив сбор информации на четвертой планете, 999-й перелетел к пятой, потом к шестой и так, обследовав все одиннадцать планет, вращавшихся в системе Каппы Водолея, лег на обратный курс.
Когда после его благополучного возвращения собранная УМом информация была расшифрована и изучена, в выводах, представленных Звездному Совету, был записан и такой пункт: “На планетах к Водолея разумная жизнь, к сожалению, еще не развилась”.
Ольга ЛАРИОНОВА Пока ты работала…
– Кира Борисовна, вы остаетесь?
– Да, Верочка.
– А вы обедали?
– Да, Верочка.
– Правда?
– Правда, правда. Дом-то напротив.
– До свиданья, Кира Борисовна.
– До завтра, девочки.
На лестнице галдеж, суета. Чей-то халатик перекинут через спинку стула. Кира Борисовна открыла стенной шкаф, повесила халатик на место. Рядом, из грузового люка, поднялся “гном” с ворохом серых холстин, петушиных перьев и свитков золотистого хомориклона - заменителя человеческой кожи.
“Гном” осторожно обогнул Киру Борисовну и, чуть покачиваясь, заскользил в машинный зал. Кира Борисовна пошла следом за ним.
Машина работала над композицией “Взятие Ольгой Искоростеня”. Программа была составлена так, что вся черновая, подготовительная работа производилась ночью, когда люди покидали помещение Экспериментальной базы. Вот и сейчас гибкие манипуляторы с привычной стремительностью кроили, сшивали, клеили и плели старинную русскую обувь. Лапти всех размеров, уже отфактуренные, словно стоптанные по нелегким походным тронам, аккуратно - пятки вместе, носки врозь - стояли в пронумерованных гнездах стеллажа. А вот и сапоги, на каблуке, да с отворотами, да с вывертами всякими - любимых сокольничих да постельничих; вот и поплоше, пятнистой свиной кожи - просто люда именитого, но особо не жалованного. А вот и сапожки сафьяну зеленого, вроде и похвалиться нечем - не малы, не узки, неказисты, словом. Тяжела была на ногу грозная княгиня.
Когда-то, лет тридцать назад, - Киры Борисовны тогда здесь и в помине не было - Машина была всего-навсего кроильно-пошивочным агрегатом с историческим уклоном. В нее закладывали чертеж какого-нибудь старинного костюма, задавали размеры манекена, подбирали материю или заменитель, остальное Машина делала сама. Но когда Институт материальной культуры начал расширять свою экспериментальную базу, стало ясно, что с этой кустарщиной пора кончать.
После несчетных боев директора Мартьянова в Комитете по распределению кибернетистов институт, наконец, получил трех специалистов по киберам прикладного искусства, - как ни странно, именно то, что И было нужно. Мартьянову повезло - ребята оказались энтузиастами, и Машина встала.
Стояла она в общей сложности несколько лет, время от времени вступая в строй и выдавая в экспериментальном порядке и неограниченных количествах всевозможные набедренные повязки, плащи на поропласте, сандалии на котурнах, туфли на “гвоздиках” и прочую ископаемую чепуху. Это видели и раньше. Правда, теперь Машине требовался только набросок - моделировку и выбор материала она производила самостоятельно. Но по мере того как увеличивалось число гибких манипуляторов с различными насадками, в подвальных помещениях росло количество блоков электронного мозга Машины, устанавливалась круглосуточная связь этого мозга с библиотечным фондом Академии Наук и прочее, - Машина стала выдавать удивительные и неподобающие вещи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});