деревом, узником и птицей.
Мир вокруг генерала вновь обернулся туманом, а сам воин — пятном незримого облака. Его шаги не оставляли даже малейшего отпечатка на хрустящем снежном покрове, а плавность движений скорее напоминала взмахи крыльев птицы, решившей доказать миру, что она способна взлететь выше света звезд, чем на движения человека.
Каждый взмах его меча был подобен порыву ветра, таившему в себе миниатюрный, но свирепый ураган. Удары Синего Клинка не порождали ни эхо, ни вспышки, ни разрезы или какие-то другие внешние проявления силы; лишь порывы ветра, несущие в себе едва уловимую угрозу, которая насвистывала леденящую душу мелодию. Словно тысяча клинков на поверхности меча генерала качались танцующей под ласками ветра травой. Как если ветер и меч стали единым целым. Не в той метафоре, что использовали мудрецы путей оружия, создавая границы, очерчивающие уровень их мастерства, а в самом деле — Синий Клинок растворился в потоках ветра, создавая вокруг порывы поющей стали.
Когда грозная лапа каменного медведя взметнулась в воздух, от силы этого движения окружающая атмосфера пошла рябью. Волны истовой силы растекались вокруг, со всех сторон обрушиваясь на генерала мощью множества ударов молотом и топором. Как если бы каждый коготь медведя вдруг обернулся отдельным оружием. И все это вновь без мистерий, терны или энергии “скверны”.
Хаджар взмахнул мечом и порыв ветра окутал его бережным коконом, сминаемым каменной мощью существа. И стоя в центре, держа на весу меча всю мощь противника, Хаджар на миг увидел в отражении Синего Клинка взмах знакомых крыльев и что-то тронуло его сер…
Очередной удар медведя достиг свой цели и, пробив кокон, отбросил воина на несколько шагов назад. Россыпь кровавых капель вырвалась изо рта генерала, на миг зависая в воздухе алой радугой, но еще прежде, чем упасть на снежный настил, она застывала в воздухе ледяной искрой, после чего разлеталась в мелкую пыль, оказавшись запертой между каменным эхо и стальным ветром.
Хаджар, утерев кровь с губ, помчался по замерзшей земле с проворством листа, подхваченного свежим бризом. Его силуэт превратился в пятно, скользящее под натиском медведя с проворством и скоростью, которое, казалось, заставляло само время замирать, в попытке уловить движения генерала.
Вихри ветра, верные союзники, как и прежде кружились вокруг воина, следуя его воле, превращая движения тела во вспышки смертоносной стали. Удар за ударом, порождая очертания весеннего шторма, обрушивались на каменную шкуру медведя.
Порой они высекали искры, порой оставляли неглубокие царапины и лишь изредка касались плоти, заставляя зверя звереть одновременно от азарта и гнева. И каменные лапы, порождая молоты и топоры, вновь обрушивались на силуэт противника.
Но Хаджар был уже не бегущим человеком, а олицетворением шторма, такого же непредсказуемого и стремительного, как северная буря.
Порывы шторма ложились плащом на его плечи, окутывали одеяниями тело, стелились подошвами сапог. Казалось, генерал постепенно сливался с самой сущностью ветра. Его тело двигалось не просто на физическому уровне, а с некой первобытной силой природы.
Он не просто уклонялся от смертоносных ударов, он плыл потоками ветра вокруг них, проскальзывая сквозь прорехи в атаке медведя, как поток воздуха, кружащийся вокруг неподвижных ледниковых валунов. Его силуэт, направляемый ветром, не просто отражал атаки медведя. Он стал бурей, неумолимой и неудержимой силой, которая не только билась против медведя, но и постепенно превращала мир вокруг в царство яростной бури. Но не той, что в своем гневе выкорчевывает деревья, лишает людей крыши над головой и прижимает к земле свободных птиц. Нет, что-то совсем другое ощущалось в центре этого шторма.
Хаджар порывами ветра танцевал вокруг медведя, а его тело все больше и больше растворялась в потоках шторма. Его меч рассекал воздух, обрушиваясь ураганными ударами со всех сторон на противника. Как если бы Синий Клинок внезапно оказался не просто в руках воина, а… везде. Как если бы каждый вдох и выдох, каждый взмах, каждая доля пространства обернулась мечом. Словно сам ветер обрушивался на медведя, чем-то, обретшим форму физического удара.
Но противник не собирался отступать. С очередным безумным ревом погрузив передние лапы в землю, медведь сверкнул искрами в глазницах и лед под его когтями вздрогнул. Пласты искрящегося снега расступились в сторону и земля, спящая в холодной неге, потянулась к плоти создания.
Она впитывалась в его массивные мышцы, сливалась с израненной шкурой, закрывая места порезов и ран, а затем вспыхнула очертаниями неприступной брони. И с новым ревом медведя, вставшим на задние лапы, мир вокруг начал застывать. Как если бы тот камень, что теперь окутывал плоть медведя, постепенно начал сковывать окружающую действительность, влияя не только на физические объекты, но и на тот ветер, что стал частью генерала.
Хаджар, чувствуя, что ему не хватит сил одновременно поддерживать такое единение со стихией и одновременно с этим бороться с давлением противника, бросился в атаку. Его движения, одновременно стремительные и неумолимые, но и столь же плавные и легкие.
Воздух вокруг Хаджара, сродни камню медведя, постепенно оживал, пульсируя в такт ритму его меча. Синий Клинок, маяк из сверкающей стали, двигался стремительными молниями, танцующими вокруг генерала. Каждый выпад, каждый взмах и удар рождали взрывные порывы шторма.
Они волнами обрушивались на новую броню медведя, отсекая от неё все новые и новые части. Тысячи призрачных мечей, созданных без всякой “скверны”, резали границы арены. И даже стоявшие за пределами поля битвы Бадур и Равар выставили перед собой оружие и призвали свои силы, чтобы защитить себя и тех, кто стоял за их спинами.
И лишь Дубрава, смотря на открывшееся ей зрелище, слегка улыбалась. Так, как улыбаются уставшие люди, когда, наконец, дожидаются того, что им было обещано…
Или, быть может, так улыбаются те, кто слушал в детстве сказки, а затем всю жизнь ждал, чтобы эти сказки вдруг обернулись явью и раздули искры в затухающих углях израненной надежды.
Глава 1808
Меч генерала не просто рассекал воздух, он кружил в нем, закручивая в бешеный вихрь, следовавший по пятам за сталью клинка. И стоило им сорваться в очередной атаке, как порывы урагана обрастали звуками, окончательно срастаясь сутью со штормом.
Неумолимая буря вдруг закружилась вокруг генерала, а их еще недавно все же отдельные силуэты слились воедино. Граница между мечом и ветром размылась. Синий Клинок уже не рассекал воздух, а сам становился нитью шторма, и ветер уже не следовал за сталью, а двигался в нетерпеливом ожидании своего второго “я”. Ветер не просто подражал клинку, он являлся клинком. Его меч не