Читать интересную книгу Дело Томмазо Кампанелла - Глеб Соколов

– Везде, где бы я ни был, я начинаю приставать к незнакомым людям…

– Так, стоп! В этом месте должен пойти занавес, – воскликнул настоящий Господин Радио, и самодеятельные актеры прекратили игру.

– Глашатай, на сцену! – продолжал давать указания настоящий Господин Радио.

На хориновской сцене тут же появился толстый Глашатай с бородкой-клинышком и в мушкетерском костюме.

– Сейчас мы поведаем вам, что произошло, когда хори-новцы оказались в аэропорту Москвы, – объявил он.

Тем временем самодеятельные артисты принялись занимать места согласно новой мизансцене: все хористы и Совиньи ушли за портьеру, а внук старухи Юнниковой и сценический Господин Радио подошли к краю сцены и остались стоять там.

– Пожалуйста, подержите мою сумку, – попросил Господина Радио внук старухи Юнниковой. – Мне нужно отлучиться на минутку: вымыть руки…

– Пожалуйста-пожалуйста!.. Конечно!.. Я с удовольствием подержу вашу сумку, – рассыпался в любезностях сценический Господин Радио и взял сумку из рук внука старухи Юнниковой, а между тем сидевшие в зале зрители заметили, что внимание сценического Господина Радио явно привлек краешек паспорта, торчавший из ее карманчика. Внук старухи Юнниковой тем временем ушел со сцены куда-то за тяжелую портьеру. Господин Радио вынул из чужой сумки чужой паспорт, поставил сумку на пол, а сам раскрыл паспорт на первой странице.

Через мгновение раздались шум и крики, и, обернувшись, сценический Господин Радио увидел, как внук старухи Юнниковой спешит в его сторону из туалета. Быстрым шагом его преследовал Совиньи. Едва ли задумываясь о последствиях, сценический Господин Радио сунул паспорт, который он до этого держал в руках, в карман своего пиджака, чтобы внук Юнниковой не увидел, что он вытащил его паспорт из сумки. Внук старухи Юнниковой подскочил к Господину Радио, схватил у него сумку и рванулся к макету самолета, видимо, надеясь где-нибудь за ним скрыться от гиганта, но сценический Совиньи успел задержать его, грубо схватив за руку.

– Милиция!.. Я спешу за милицией!.. – громко воскликнул сценический Господин Радио и поторопился уйти куда-то за сцену.

Неожиданно сзади, из темноты зала, раздался голос:

– Ах вот как!.. А я-то все ломал голову, кто же позвал милицию! Теперь мне ясно, кто!.. – оттуда, где должны были по идее располагаться дальние ряды, к сцене направлялся огромный человек. Все были так увлечены спектаклем, что никто не видел, как он вошел в зал. Впрочем, в царившем в «Хорине» полусумраке и не такое могло остаться незамеченным.

Актер, изображавший Совиньи, перестал играть и повернулся в сторону Господина Радио, но увидел только, как настоящий Господин Радио исчезает в лабиринте музейных стендов, что вел к выходу из хориновского подвальчика.

Между тем огромный человек, покинув свое место в темноте, уже поднялся на сцену.

– Я и есть Совиньи! Настоящий Совиньи, – заявил он со сцены. – Тот самый, которого из-за вашего театра чуть было не упекли в кутузку!.. И я вашему театру этого не забуду!.. Вы мне за это дорого заплатите!..

Тем временем Журнал «Театр», увидев и услышав все это, незаметно ушел из зрительного зала в каморку и, установив радиосвязь с Томмазо Кампанелла, описал ему в красках тягостные подробности происшедшего, при том, что и без тол любые события, происходившие в самодеятельном театр «Хорин», благодаря радиомостам тут же становились известны во всех деталях тем участникам театра, которых не было в зале или на сцене.

– О, я знал, я знал все это. В моей жизни был такой случай! воскликнул Томмазо Кампанелла, прослушав все до конца.

– Чем же он закончился? – поинтересовался Журнал «Театр»

– Тогда, как это и должно было быть, делу не суждено бы ло дойти до крайней точки. Случились некоторые обстоятельства, которые просто прервали мой конфликт с ужасны» человеком. Так что он ничем не закончился. Он просто оборвался, когда самая ужасная нота только начала звучать. Она так и не успела развиться в полную силу. Трагедия начиналась, но трагедия не случилась. Я начал читать эту мрачную историю, но, волею судеб, не прочел ее в тот раз до конца И вот, похоже, она вновь входит в мою жизнь. Чувствую, как все прежнее – и мысли, и чувства – оживают во мне. О, как бы я не хотел, чтобы они оживали! Как бы я не хотел, чтобь вновь зазвучала эта нота! Чтобы она развилась в полную силу! Тогда придется совершить поступок!

– Поступок? Какой поступок?! Что совершить? – по тому что ответит Томмазо Кампанелла, Журнал «Театр» пытался найти какой-то выход и для них, для тех, кто сейчас находился в «Хорине» в мрачном обществе Совиньи.

– Не знаю… Не знаю… Но трусить и извиваться ужом – это самое последнее здесь дело. Какой-то решительный поступок здесь необходим. Это я вам как революционер в хориновски: настроениях говорю! – ответил Томмазо Кампанелла. – Революционер в настроениях сделал бы здесь поступок!..

Глава XXX

Мумия головного мозга

Когда Господин Радио улизнул из зала самого необыкновенного в мире самодеятельного театра, испугавшись появле ния человека, с которым он уже однажды, совсем недавно, сталкивался во время путешествия во чреве рыбины из Риги в Москву, он поначалу не заметил, что следом за ним из хориновских дверей выскочил и курсант. Однако когда тот через несколько минут догнал его на улице, Господин Радио не выказал никакого удивления или неодобрения. Курсант-хориновец пока не мог предположить, куда держит путь самопровозглашенный режиссер самодеятельного театра, и лишь молча следовал за ним. Наконец курсант-хориновец первым нарушил молчание:

– Я, Господин Радио, хочу вам сейчас честно признаться в одной вещи. Хоть я и сделал сегодня вечером один ужасно смелый шаг, решив самовольно сбежать из казармы, я вовсе не такой смельчак и отчаянный парень, каким мог вам показаться. Меня не покидает непреходящее чувство ужаса от того, что я вот так вот взял и переступил через запрет, через который, я знаю, ни один из моих товарищей-курсантов переступить не осмелится. К тому же… Хотя почему «к тому же»?! Это как раз здесь самое главное: я теперь уверен, что напрасно натворил все это, не надо было мне оставлять самовольно казарму. А надо было изо всех сил готовиться к завтрашнему экзамену. Я об этом как-то все не решался сказать. Мучался, таил в себе, напряжение внутри меня нарастало. Не давал этому проклятому напряжению прорваться из моей головы наружу. Но я уже был на грани истерики. Причем добрался я до этой грани чрезвычайно быстро. Ведь тот момент, когда я смело сбежал из казармы, и тот, когда я выскочил следом за вами из дверей «Хорина», отделяет совсем немного времени.

– Зачем же вы увязались за мной? – раздраженно спросил Господин Радио.

– Я же говорю: я чувствовал, что меня все сильнее и сильнее охватывала истерика. Тут еще этот человек появился. Я понял, что вечер сейчас покатится совсем не в ту сторону, в какую я ожидал и рассчитывал. А у меня уже возникла мысль, что подлинной революцией в моей жизни было бы совсем не бегство из казармы и не провал завтрашнего экзамена, который, безусловно, только и может произойти в результате сегодняшних событий. Я вдруг осознал, но не так, чтобы наверняка, я еще не уверен в этом, так вот, я подумал, что невероятные и праздничные настроения дал бы мне скорее какой-нибудь неожиданно хороший для меня результат экзамена, а не ваша непонятная хориновская революция в настроениях. Ведь если я сдам экзамен на отлично, то тут-то у меня и возникнет необыкновенное, радостное настроение. Тут вся моя жизнь засияет яркими красками. Это-то и будет революцией в моих настроениях. А теперь? Что я имею теперь? Сегодняшняя ночь для меня – это какой-то мрачный морок, хориновская революция в настроениях никак не дает мне никакого прекрасного настроения. Наоборот, я все больше начинаю задумываться о том, что будет завтра, как мне завтра аукнется мое сегодняшнее безрассудное поведение.

– Хориновская революция в настроениях только начинается. Она действительно еще не достигла своего разгара. А уж тем более результата, – проговорил Господин Радио теперь уже достаточно спокойно. Казалось, слова, сказанные курсантом-хориновцем, его ничуть не рассердили.

– Вы считаете, что она только начинается?! – полным неверия голосом спросил курсант-хориновец. И тут же сам себе ответил:

– Не-ет, вы так не считаете!.. Вы, так же как и я, считаете, что хориновской революции в настроениях из-за этого ужасного человека настает конец. Или вот-вот может настать конец. Я знаю, что вы это поняли. А еще я знаю, что вы… Как бы это сказать поточнее?.. Вы точно бы отправились в эмиграцию, как отправляется в эмиграцию революционер, которому в его отечестве грозит смертельная опасность. Ведь в самом деле, не могли же вы уйти в нашем маленьком зале в подполье. Где там в таком зальчике было спрятаться?! Он бы вас там легко нашел. Да и чего бы вы добились, спрятавшись?! Спрятавшись, вы бы уже не могли вести никакой революционной работы. Ведь верно?