Читать интересную книгу Ужас глубин - Карен Трэвисс

— Черт, Сэм! — Хоффман пощупал пульс на шее, затем заметил на его спине большое выходное отверстие. — Черт! Прости. Черт возьми, прости меня.

Глядя на неподвижное тело, Хоффман заставил себя собраться. Он двинулся дальше, считая убитых, пытаясь вспомнить, кого он видел живым, а кого — нет. Затем решил идти в точку сбора. Пад уже был там с пятью песангами и кучкой артиллеристов. У Карлайла были жутко обожжены руки, но он был жив.

— Мы победили, сэр, — сказал Пад. — Я связался со штабом бригады. Они знают, что город наш. Мы все-таки Непобедимые.

— Да, — пробормотал Хоффман. Где-то затрещал автомат. — Точно.

Ноги отказывались идти. Он кое-как добрался до оперативного центра и хотел было присесть, но все стулья вынесли, и он, привалившись к стене, сполз на пол и закрыл глаза. Сколько он ни плевался, во рту оставался неистребимый вкус дыма. Возможно, в конце концов, все это окажется напрасной затеей. Но Кузнецкие Врата не достались сволочам-инди.

Однако вряд ли это сильно утешит Шераю Бирн.

— Сэр! Хоффман, сэр! — Над ним стоял Бай Так и тряс его за плечо. — У вас радио? Слушайте!

Песанг приложил наушник к уху Хоффмана. Говорила пилот вертолета, бодрая женщина с позывными «ВВ», — это был один из новых «Воронов».

— «ВВ Один-Семь» вызывает Кузнецкие Врата, как слышите меня?

Хоффман не в силах был произнести ни слова. Вместо него ответил Бай Так:

— Кузнецкие Врата вызывают «ВВ Один-Семь», это стрелок Так. Лейтенант Хоффман ранен, но он говорит: где вы, мать вашу, шлялись, госпожа?

Пилот ответила по-прежнему веселым, приятным голосом:

— Кузнецкие Врата, это «ВВ Один-Семь» — к вам с обеих сторон направляется целая куча всякого транспорта КОГ, расчетное время прибытия — один час, но раненых готовьте для вертолета через десять минут.

Хоффман не ощутил эйфории. Он не зарыдал от счастья, не бросился на шею Баю Таку, не произнес подходящей заключительной реплики, чтобы подвести черту под этим кошмаром, как делали герои фильмов. В реальной жизни все было совсем не так. Его душила ярость, не находившая выхода. Было невыносимо думать о том, что теперь двое детей вырастут, никогда в жизни не увидев отца. Хоффман не мог представить себе ничего хуже этого.

Бай Так протянул руку и снял что-то со стены у него над головой. Это была одна из бесчисленных акварелей Сандера с видом Анвегада. Он осторожно свернул ее в трубку и сунул в пустую кобуру на поясе Хоффмана.

— Вот, сэр, — сказал Бай. — Это для вашей миссис Хоффман. Чтобы она знала, что вы сделали в Кузнецких Вратах.

Поместье Фениксов, восточная баррикада, Хасинто, спустя две недели после снятия осады Анвегада

Адам Феникс с трудом выбрался из такси, полный решимости ради Маркуса держаться прямо и выглядеть бодрым.

Трудно объяснить маленькому ребенку, что хромота и костыли — это не страшно. Первое впечатление будет самым главным. Адам хотел, чтобы Маркус понял одно: его отец сдержал свое обещание и вернулся домой. Возможно, это воспоминание останется с мальчиком навсегда, и оно должно быть позитивным.

Дверь открыла Элейн — как обычно, она не доверяла это экономке — и какое-то время просто стояла молча. Возвращение домой всегда было нелегким моментом. Им столько нужно было рассказать друг другу, излить душу, но Адам всякий раз не знал, что ему делать — то ли сжать ее в объятиях, то ли разрыдаться у нее на плече, или броситься к Маркусу, или… черт, ему хотелось сделать все это одновременно. Но отец никогда не подавал ему примера, как вести себя в такой ситуации, — ничего из перечисленного он не делал. Облегчение словно парализовало его — да, он действительно дома, ему это не снится, и на следующий день, проснувшись, он тоже окажется дома. Адам просто осторожно поднялся по ступенькам и, обняв Элейн, спрятал лицо в ее волосах.

— Когда в новостях сказали, что солдаты Двадцать шестого окружены в Кузнецких Вратах, — наконец заговорила она, — я думала, что ты там. Удивилась, узнав, что ты ранен.

— Я в порядке, — ответил он. — Там был взвод Коннот. Бедняги.

— Папа! Папа!

Маркус бежал к нему по выложенному плитками полу вестибюля. Адам наклонился и раскрыл объятия, чтобы подхватить сына на руки, — на этот раз, черт возьми, он не будет вести себя как его собственный отец. Он будет любить, баловать ребенка, выражать свои чувства к сыну, обнимать его, выполнять все свои обещания. Но Маркус внезапно остановился и дальше пошел медленно и важно, словно вдруг вспомнил, что надо вести себя прилично, как подобает главному мужчине в доме. Он взглянул Адаму в глаза — в этот момент лица их находились на одном уровне — с таким выражением, словно ждал подобного поведения и от него.

— Я скучал по тебе, Маркус, — произнес Адам, выпрямляясь. Момент был упущен, и он удовольствовался тем, что взъерошил сыну волосы. — Очень скучал.

— А что у тебя с ногой? — спросил Маркус. — А ты на войне всех спас?

Адам потерял больше половины своей роты. Вопрос этот причинил ему такую боль, какой он уже давно не испытывал.

— Нет, я спас не всех, — сказал он. — Но я собираюсь все изменить и сделать так, чтобы в будущем можно было спасти всех.

Маркус недоверчиво посмотрел ему в лицо, наклонив голову набок, — а может, он просто ничего не понял. Элейн взяла за руки его и Адама.

— Не будем стоять на пороге, — заговорила она. — Пойдемте посидим на кухне, как все нормальные люди. Маркус, принеси рисунок, который ты сделал в школе, покажи папе.

Маркус с уверенным и благовоспитанным видом отправился к себе наверх. Элейн сжала руку мужа:

— У него все в порядке, дорогой. Он очень вырос, с тех пор как пошел в школу. Но он просто помешан на том, чтобы знать, где я и что со мной все в порядке. Теперь, когда ты вернулся, это пройдет. — У нее было такое выражение, как будто она все-таки собирается заговорить о том, о чем обещала молчать. — Я знаю, что сейчас не время расспрашивать, но… ты надолго вернулся?

Адам уже принял решение. Он не хотел, чтобы его мотивы истолковали неправильно. С него довольно войны — но это отвращение побуждало его не просто сидеть дома, пока сражаются другие — те, у кого нет такой возможности. Ненависть к войне порождала у него стремление изменить положение вещей.

«Я не хочу, чтобы меня считали трусом. И больше всего не хочу, чтобы так считал Маркус. Я сделаю это и ради него тоже — будь я проклят, если он когда-нибудь станет солдатом и его убьют на фронте».

— Я не вернусь на войну, — ответил Адам. Он заранее сочинил объяснение для Элейн, чтобы она не подумала, будто он испугался. — Я намерен пойти на работу в Научно-исследовательский отдел. Займусь разработкой нового оружия. Я не хочу, чтобы сегодня, в наше время, людей превращали в пушечное мясо, не хочу, чтобы стреляли из пушек столетней давности и морили друг друга голодом в осажденных городах. Необходимо создать средства устрашения. У нас будет новое оружие. Если политики окажутся настолько глупы, чтобы продолжать эту войну, они вынуждены будут рисковать при этом и своей жизнью, а не только жизнями мужчин и женщин, которых они отправляют на фронт. И я создам такое оружие. Я заставлю этих отвратительных демагогов дважды подумать, прежде чем начать войну.

Адам был намерен достичь своей цели так же твердо, как собирался сдержать клятву верности, данную жене в день свадьбы. Он дал обет, и он его выполнит. Он слышал, как бьется его сердце. Элейн посмотрела на него глазами полными слез и улыбнулась.

— Ты сделаешь это, — сказала она. — Обязательно, черт возьми, сделаешь, доктор Феникс.

— Майор Феникс, — поправил он. — Меня повысили. Но это не заставит меня изменить решение. — Он вытащил из кармана газетную страницу и показал жене. Сообщения обо всех новых повышениях в звании печатали в газетах. — Видишь? Второй параграф.

Элейн взяла газету:

— Боже мой, сколько народу из вашего полка! Надо было оставить немного почестей и другим беднягам, Адам. О, смотри — Елена Штрауд, капитан. Она будет генералом, уж поверь мне.

Адам забрал газету и улыбнулся. Пусть Елена получит столько золотых звездочек и нашивок, сколько ей хочется.

В этой же газете сообщалось, что лейтенант Виктор Хоффман, 26 КТП, получил звание капитана и награжден медалью Правителя за участие в обороне базы Кузнецкие Врата. Адам подумал: какая жалкая награда досталась этому бедняге. Интересно, как он воспринял ее и встретятся ли они когда-нибудь, чтобы поговорить об этом…

ГЛАВА 20

Я оказал вам услугу. Я знал, что вам самому это не по силам. Вы в КОГ отказались от естественных представлений о правосудии и заменили их гуманными правилами обращения с людьми, которые не признают никаких правил. Что такое две лишние казни бродяг для Горасной? Заслуженная кара. А что они для вас? Проблема, которую вы не в состоянии решить.