Хотя это и наипростейший путь, но он неверен, это Зекери подсознательно чувствовал. И чувствовал всегда. Но теперь ничего не попишешь, дело завертелось…
Он сделал пробежку и принял ледяной душ, впивавшийся сотнями острых студеных иголок в его расгоряченное тело. Проклятье, теперь ему придется целовать задницы этим чиновникам… Единственным отрадным обстоятельством было то, что его разлука с Элисон отодвигалась на неопределенное время. Во всяком случае, до Майями, когда ей надо будет принять неизбежное решение — остается она с ним или едет домой к Джейку. Если бы Зекери имел более ясное представление об их взаимоотношениях, ему бы легче было смириться с существованием этого парня. Так ли это? — спросил он себя еще раз. А, может быть, наоборот?
Он оделся и уселся во дворе за стол, ожидая завтрака и поглядывая на окно Элисон, откуда доносились приглушенные голоса.
Его богатое воображение рисовало ему, как она сейчас двигается по комнате, одеваясь. И эти мысли согревали душу Зекери.
Беседуя вполголоса, Элисон и Вуди занимались Адамом: кормили его, меняли подгузники, ожидая, когда их позовут на завтрак. И тут, среди утренней тишины, до слуха Элисон донесся голос Зекери, сидевшего во дворе под окнами.
— Доброе утро, капитан.
— Я рад, мистер Кросс, что вы встали сегодня так рано.
Элисон узнала певучий креольский говорок капитана Томасона и, став коленом на койку, открыла ставни, чтобы выглянуть из окна во двор. Она увидела, что Томасон сидит за столом напротив Зекери. Повар, раздраженный этим нарушением обычного распорядка, поставил с недовольной миной чайник кипятка перед ними.
— Есть одно обстоятельство, которое я должен уточнить у вас и мисс Шрив сегодня же утром, — глаза Томасона были непроницаемы.
Зекери вздохнул и начал размешивать ложечкой растворимый кофе.
— Чем могу быть полезен, капитан? — он осторожно потянулся за банкой консервированного молока.
— Я обсудил эти прискорбные события с моим начальником, и вчера вечером мы запросили власти в Сан-Руисе.
Сердце Зекери упало. Она надеялся дать показания Томасону прежде, чем это случится.
— К ним не поступало заявления о смерти Луизиты Чан, — капитан кивнул ему многозначительно и продолжал: — Я вижу, вы знаете об этом. Поэтому вы понимаете, почему я послал своего человека в деревню для встречи с Жорже Каюмом. Мы надеялись, что он подтвердит изложенные вами факты, в частности все, что касается ребенка.
Элисон затаила дыхание и сделала знак Вуди, чтобы та тоже слушала.
В утреннем воздухе отчетливо раздавался озабоченный голос Зекери, сам он выглядел встревоженным и изумленным.
— Каюм — старейшина, шеф деревни. Он сказал, что уладит все с властями. Что он вам сказал? — спросил Зекери подозрительно: неужели старик лгал? Неужели он нарушил свое слово?
— Жорже Каюма не было в деревне. Мой человек позвонил оттуда сегодня утром. Старейшина отправился вместе со своим сыном в паломничество к святым местам Йашчилана. А его семья не знает, какой договор у него был с мисс Шрив относительно ребенка. И они не знают, когда он вернется. Сожалею, но вынужден сообщить вам, что долг обязывает меня сегодня же утром взять младенца под свою опеку, пока мы не переговорим со старейшиной и не расследуем это дело полностью. Рассчитываю на ваше содействие.
— Но, наверняка, другие жители деревни могли бы подтвердить принятое старейшиной решение отдать нам ребенка. Все знают, что мы открыто уехали вместе с младенцем с согласия старейшины. Так в чем же, черт возьми, дело? Что происходит? — он весь кипел от негодования. То, что позволял себе Томасон, было уже слишком. Опека! Да Элисон никогда не согласится на это. Никогда. Он опять взглянул на ее окно. Оно было открыто. Она может спуститься в любую секунду. У него нет возможности подготовить ее. Он заерзал на стуле, чувствуя сильнейшую досаду.
Капитан Томасон повысил голос, говоря все так же вежливо, но строго.
— Было найдено тело мужчины со сломанным позвоночником и огнестрельной раной в области головы. Вчера в реке жителями деревни.
— Это один из убийц Луизиты. Все произошло на моих глазах…
Томасон оборвал его.
— Говорят, что этот человек — отец ребенка. Как видите, дело очень серьезное.
— Отец ребенка? — Зекери потерял дар речи.
Застыв у окна, Элисон с трудом дышала. Голоса сливались в ее голове в сплошной неясный гул. Опека! Бескровное лицо Луизиты всплыло в ее памяти. «Вы позаботитесь о нем, У него больше никого нет». Опека! Нет ни одного доказательства, что этот ребенок принадлежит ей. А что, если она тоже не сумеет убедить их? Она же дала Луизите свое честное слово.
Ее охватил страх, страх путал мысли и лишал ее разума, он заставлял немедленно действовать. Полиция. Полиция отберет у нее ребенка. Нет! Если они не найдут ребенка, они не смогут его отобрать. Значит, сначала надо было унести его куда-нибудь подальше отсюда. Куда-нибудь в надежное место. Она заставила себя отойти от окна и, все холодно, четко, разумно обдумав, составить ясный план. Ей надо выгадать время. Время, чтобы торговаться, время, чтобы умолять, упрашивать, защищать и отстаивать себя и ребенка.
Она отнесет ребенка в деревню, найдет адвоката, а позже свяжется с Зекери, и они решат, что им делать. Ей нужно время. Она двигалась по комнате с ледяным спокойствием, нашла свой рюкзак и бросила его на койку. Открыв кроваво-красный чемодан, она переложила оставшиеся банки с молочным питанием, подгузники, кошелку Луизиты, бутылочку с соской в рюкзак.
Вуди наблюдала за ней с озабоченным видом.
— Что ты делаешь, детка?
— Пока я не найду адвоката… Кого-нибудь, кто сможет убедить их оставить мне ребенка, — проговорила она, — меня они и слушать не будут…
Элисон бросала в рюкзак все, что попадало под руку, — юбку, шаль Луизиты, блузку, сандалии. Она взяла кошелек и проверила наличные деньги. Как жаль, что ее кредитная карточка осталась где-то на дне реки в Гватемале!
Вуди взяла ее за руку и заставила взглянуть ей в глаза.
— Это не мое дело, конечно, но я очень сомневаюсь, что здесь отыщется хоть один адвокат, по крайней мере, в радиусе ста миль. В Вейлер Бич, во всяком случае, его точно нет. Это место — не более, как перекресток дорог, на котором не встречаются адвокаты.
— Но они же не поверят мне, — в отчаянье сказала Элисон. — Они подумают, что я лгу. Я не могу доказать, что этот ребенок — мой; а Луизита мертва!
Ее подстегивала опасность потерять Адама.
— Если они возьмут ребенка, я уже ничего не смогу предпринять. А мне нужно время. Пожалуйста, Вуди, не мешай мне, — умоляла Элисон.