— и тогда тонкий аромат ее волос и кожи наполнял его желанием прижать девушку к себе намного крепче. Ему хотелось, чтобы, испугавшись какого-нибудь препятствия, Алана схватилась за него, ища защиты, и он мог бы поцеловать ее в макушку, успокаивая.
Модификация седла была нужна ему даже больше, чем ей.
Поцелуй он Алану сейчас — она снова пригнулась бы к шее лошади, избегая его прикосновений. А так Алана просто привыкала, что мужчина рядом, и больше не пыталась убежать. Даору нравилось, как постепенно девочка начинала тянуться к нему, сама того не понимая, как вспыхивала смущением — уже не страхом. Сейчас же, пока Алана не расслабилась, еще сокращать дистанцию было бы жестоко, как метко охарактеризовала это сама Алана. Впервые за свою долгую жизнь и Даор рассуждал так. Обычно его удовольствие играло для него не просто основную, но единственную роль, сейчас же он позволил бы Алане ехать с Теа, если бы не боялся за нее.
Плечи сводило от желания прижать ее к себе.
Что эта девочка делала с ним? Как ей удавалось? И снова Даор повертел в уме слово «любовь» — слишком куцее для описания происходящего с ним. Было еще одно, что он никак не мог отнести к себе, то, от чего когда-то предостерегал его дед. Оно касалось судьбоносной связи эр-лливи.
.
Черный герцог был даже рад, что нужно следить за сетью и просчитывать вероятные перемещения пар-оольцев, которые с момента, как вынуждены были укрыться от дождя и высушить одежду, почти не использовали заговоров. Благодаря верному расчету Даора, отряд преодолел первое кольцо, не привлекая к себе внимания, затем второе и третье. А теперь, когда улучшающие зрение заговоры тоже почти истощились, герцоги следовали за Даором как привязанные, надеясь, что он проведет их сквозь холодную лесную мглу без происшествий. Это было почти нереально и тем интересно: впереди ждала сплошная полоса врагов, и протащить сквозь нее больше двадцати всадников стало бы настоящей победой в тактической игре. Впрочем, уже сейчас Даор понимал, что вряд ли достигнет успеха. В перспективе проигрыша даже была своя прелесть: он мог дождаться, пока отряд пересечет границу Черных земель, и очистить эту самую границу от вредного зверья одним-двумя хорошими ударами, уже не скрываясь.
И хорошо было бы заставить и Роберта показать, на что тот способен.
* * *
— Алана, — негромкий голос вырвал Алану из болезненного забытья.
Лошади снова свернули в неплотный хвойный бор и перешли на шаг. Хоть недолго всадники могли отдохнуть, и это были драгоценные и короткие мгновения.
Алане казалось, что болят не только ноги, но все тело, что внутренние органы содрогаются от этого интенсивного бега, что она вот-вот выплюнет и легкие, и желудок. И если поясница глухо ныла, то боль в бедрах и ягодицах сводила с ума. Чтобы использовать прием, который показала ей Теа, необходимо было высоко приподняться над седлом, что в этой непрекращающейся гонке совершенно не представлялось возможным. Даже голова на казавшейся каменной шее болела так, будто ее сжали обручем. Виски пульсировали.
Она пообещала себе не жаловаться. Нужно было продержаться не так уж долго, совсем чуть-чуть. Каждый преодоленный ручей, каждое заросшее цепким кустарником ответвление, каждый склон приближали ее к привалу и отдыху. Нет, она не могла пожаловаться.
Даор дал ей столько свободы, сколько позволяло это более чем двусмысленное положение: если держать руки по центру седла, получалось совсем не касаться мужчины. Когда Алана оборачивалась, чтобы на повороте найти глазами сидевшую перед одним из желтых воинов Гвиану, она видела так плотно прижатые друг к другу тела, что никакого намека на воздух между ними не оставалось — и, если честно, это казалось естественным и единственно возможным. Однако черному герцогу как-то удавалось удерживаться на расстоянии, за что Алана была благодарна.
А еще от него исходило тепло. Даже не касаясь, Даор Карион как-то согревал ее. На одном из резких поворотов, когда конь перемахнул через оплетенный плющом камень, Алана все-таки потеряла равновесие и, пытаясь его восстановить, отвела назад локоть — и ощутила мягкое соприкосновение с тонкой рубашкой, которую, похоже, не прикрывал ни камзол, ни плащ. Алана только тогда рассмотрела предплечья герцога: их покрывали только широкие шелковые рукава с узкими манжетами. Массивный, подбитый мехом плащ, должно быть, бился где-то за его спиной, вряд ли согревая своего обладателя.
«Ему не холодно. И температура его тела точно больше человеческой». Алане хотелось спросить Даора, так ли это, специально ли он не накинул на рубашку хотя бы дублета, чтобы греть ее, или же ему просто не нужна была лишняя обуза, и действительно ли его кожа такая горячая, или это какой-то заговор. Но все эти вопросы казались интимными, неуместными, пересекающими все возможные и невозможные грани.
Иногда измученной Алане приходила мысль попросить черного герцога сомкнуть руки и позволить ей опереться на него, лишь бы больше не нужно было держаться. Но она кусала губы и молчала, а сам Даор разговора не начинал.
До этого момента.
— Да?
Глаза слезились от боли.
Алана попыталась обернуться, но деревянная спина не послушалась, взорвавшись судорогой. Тем не менее, она успела увидеть лицо мужчины совсем рядом, и как стал обеспокоенным его взгляд. Внезапно ощущение близости Даора, на удивление пропавшее последний час, снова накатило на нее волной.
— Почему ты плачешь?
— От ветра, — соврала Алана.
— Алана, — в его голосе звучал мягкий упрек.
— Я очень устала, — призналась Алана. — Но все в порядке, правда.
— Зря раньше не сказала, — ласково пожурил ее Даор, обнимая и накрывая спину собой. И тут же напряженные мышцы чуть расслабились, и Алана, наплевав на все приличия, позволила себе откинуться назад. — Отдохни немного. Как только попросишь меня отодвинуться, я сделаю это.
— Вам не холодно? — все-таки спросила Алана, отчаянно ища хоть какую-то тему, лишь бы не висела напряженная тишина.
— Мне не бывает холодно, — не удивил ее черный герцог. — Там, откуда демоны родом, воздух морозный и тяжелый.
— Там, откуда демоны родом… — тихо повторила Алана. — Вряд ли вы о Ледяной земле… Вы родились не здесь?
— Здесь, — низкий мелодичный голос гипнотизировал. — Этот мир был родным миром моей матери, и мой отец правил Черными землями до того, как оставил все мне. Однако устойчивость к холоду — память крови об одном далеком мире, из которого демоны однажды выросли, как