– Сейчас в деревне очень редко умирают дети, – сказал Уилл, догадавшись, о чем я думаю. – Очень редко. Конечно, они болеют, и несчастья случаются. Но никто не умирает на вашей земле от голода, Сара. Мы управляем поместьем так, что всем достается доля богатства, и всех можно прокормить.
Мы повернули лошадей на тропинку, которая вела к вершинам Гряды. Я уже могла проехать по ней с уверенностью, она была мне знакома.
– Это нужно будет поменять, – ровным голосом произнесла я. – Когда я достигну совершеннолетия, я все поменяю.
Уилл улыбнулся мне и придержал поводья, чтобы я выехала вперед на узкой тропинке.
– Может быть, вы прежде сами изменитесь, – сказал он. – Может быть, поймете, что жить на земле, где люди не голодают и отвечают за свою работу, приятнее, чем получать чуть больше денег. Эту землю хорошо обрабатывают, Сара, не забывайте. Но не за счет тех, кто на ней работает.
– У меня нет времени на нахлебников, – сказала я.
Я была рада, что меня не слышит леди Клара – голос у меня был грубым и хриплым.
– В новом столетии мир будет иным, – сказала я. – За морем есть обширные рынки, можно заработать и потерять огромное состояние. Каждой ферме в стране придется состязаться с соседями. Если уступить работникам, будете сражаться с одной рукой, привязанной за спиной.
Я отъехала в сторону, чтобы он поравнялся со мной, и увидела, как по его лицу прошла волна гнева.
– Я знаю, вас учат говорить, как говорят сквайры, – сказал он, следя за своим голосом. – Но всем вам придется понять, что богатство страны – прежде всего в ее людях. Вы не сможете ничего произвести, если ваши работники будут умирать с голоду. Не сможете делать машины и инструменты, если рабочие не умеют читать и писать. Вы очень недолго будете получать какую-то прибыль, заставляя всех трудиться изо всех сил и мало им платя. Но кто будет покупать ваши товары, если у рабочих не будет денег?
– Будем продавать за границу, – сказала я.
Мы выехали на вершину Гряды, и я указала туда, где лежало ломтем чистейшей синевы море, отливавшее фиолетовым у горизонта.
– Будем торговать с другими странами по всему миру.
Уилл покачал головой.
– Вы и там будете делать то же, что здесь, – сказал он. – Вы и ваши новые друзья. Покупать будете дешево, а продавать дорого. Заставлять работать сверх меры и платить скудно. Когда они взбунтуются, вы приведете армию и скажете, что это для их же блага. Откажетесь давать им образование, а потом скажете, что им нельзя доверять, потому что они невежественны. Будете держать их впроголодь, в невежестве и грязи, а потом жаловаться, что от них не так пахнет или они не могут правильно говорить. Сделаете с ними то же, что всегда творили с рабочими людьми в этой стране!
Он замолчал. Я ничего не ответила.
– Это не сработает, – тихо произнес он. – Вы не сможете так вечно продолжать. Вас выкинут из колоний – да, и вас, и ваш дешевый виски и дрянной хлопок. Рабочие люди в этой стране будут бороться за свои права. Голосовать, решать, кто ими правит. Будут появляться такие поместья, как Широкий Дол, они укажут народу дорогу вперед. Такие же деревни, где будут пытаться делиться богатством.
– Это мое богатство, – упрямо сказала я. – А не просто богатство.
– Ваша земля? – спросил он.
Я кивнула.
– Ваши люди? – спросил он.
Я замялась, не зная, что ответить.
– Ваше небо? Дождь? Птицы? Ветер? Ваше солнце?
Я отвернулась от него во внезапном раздражении.
– Не получается, – сказал он. – Ваши представления о собственности нелепы, Сара. И вам бы следовало это знать. Вы жили на самом краю общества, на границе собственности. Вы знаете, что там мир полон вещей, которые никому не принадлежат.
– Именно потому, что я там была, я и зову эту землю своей, – желчно сказала я. – Ты этого не знаешь, потому что никогда не был беден. Ты всегда спал на мягком и хорошо ел, всю свою жизнь, Уилл Тайяк. Не рассказывай мне о тяготах.
– Я забыл, – злобно ответил он. – Нас всех надо наказать за ваши несчастья.
Он повернул лошадь и поехал по вершинам Гряды, а день был такой славный и солнечный, что я разозлилась на себя за то, что вновь вызвала старое чувство, что я ограблена и обижена, даже сейчас, когда мне надо было бы радоваться.
Уилл оставил все, как есть, он был слишком добр, чтобы обращаться ко мне с речами, когда я была такой: уязвленной, злой и запутавшейся. Вместо этого он потребовал возмутительной форы в гонке, заявив без всяких на то оснований, что Бо вот-вот потеряет подкову, а потому пойдет медленнее. На деле он рванул с места как ураган, и мне пришлось низко склониться к шее Моря и поднять его в самый быстрый галоп, чтобы догнать Бо, пока он не домчался до тернового куста, который служил нам вехой при спуске с Гряды.
Мы прискакали туда голова к голове, и с криком остановились – Море был лишь на морду впереди.
– Кажется, он начинает набирать резвость, – сказала я, задыхаясь.
Волосы у меня растрепались, шляпка съехала набок.
– Упражняется, – улыбаясь, ответил Уилл. – Я раньше не участвовал в гонках.
– Видел бы ты Снега, – сказала я, потеряв на мгновение осторожность, – Видел бы Снега! Он арабский жеребец, совершенно изумительной белой масти, и Роберт с ним может все. Снег считает и вытаскивает из банки цветные флажки. Может вставать на дыбы и танцевать на задних ногах. Роберт учит его носить поноску, как собаку!
– Роберт? – спросил Уилл, старательно небрежным голосом.
– Друг, который у меня был, – тупо ответила я.
Что-то в моем голосе подсказало Уиллу, что больше я ничего не расскажу, и он просто улыбнулся.
– Хотел бы я на него посмотреть, – сказал он. – Люблю хороших лошадей. Но никогда не видел такого, как Море. Откуда он у вас, Сара? Вы его еще жеребенком взяли?
Я опасливо помедлила с ответом.
Однако день был слишком теплым, и жаворонки пели так заманчиво. Внизу виднелась деревушка, уютная, словно игрушечная на зеленом ковре. Лоскутное шитье полей, зеленых и желтых от разных посевов, свидетельствовало о богатстве моего поместья. Плотные купы темной зелени указывали парк вокруг моего дома, Дол-Холла.
Я улыбнулась.
– Я его выиграла! – сказала я.
Уилл слушал, а я рассказывала ему, как впервые увидела Море и как про него говорили, что на него невозможно сесть. Как я убедила хозяина позволить мне на нем прокатиться (он торговал лошадьми, сказала я о Роберте), как стали принимать ставки, и хозяин выиграл в этом пари сотни гиней. Уилл смеялся от всей души, представляя, как я подоткнула юбки служанки и села верхом на Море. Но потом он замолчал, когда я рассказала, как Море встал на дыбы и забился и как в конце концов сбросил меня.