Читать интересную книгу Князь оборотней - Илона Волынская

— Может, тех жриц и в нашем мире уже нет! — прошептала Аякчан. — А тогда были.

Хадамаха тяжко вздохнул — трудно с этими храмовыми ведьмами-албасы! Даже смерть не позволяет исключить их из числа подозреваемых.

— Эй, вы! — Аякчан обернулась к уцелевшим людям. — А ну, вспоминайте! Когда Канда шаманом становился, какая-нибудь жрица в ваше селение прилетала?

— У нас горо… — привычно начал стражник Хуту и тут же огреб подзатыльник от дядьки Бату.

— Кому нужна наша глухомань? — вмешался дядька. — Мы вот до вас, госпожа жрица, кроме нашей местной жрицы, других-то храмовниц и не видели.

— У старушки даже голубых волос не осталось, одна седина! — отмахнулась Аякчан.

— Зато сжечь человеческое селение ее хватило, — вдруг негромко сказал Хадамаха.

Из леса выходили люди, много. Хадамаха уже видел такое после схватки Огненных албасы в Сюр-гуде. Закопченная, прогоревшая одежда, покрытые золой лица и нелепые вещи в руках — не то, что по-настоящему ценно, а что успел схватить, выскакивая из растекающегося кипятком и паром ледяного дома. Только в селении людей нет ледяных домов — кроме Кандиного. Хадамаха сильно подозревал, что и Кандиного дома тоже уже нет. Как и селения.

Люди обводили растерянными взглядами покрытую слоем пепла вырубку, и сожженную Буровую, и поднимающихся им навстречу соплеменников, таких же оборванных и обожженных. На лицах пришельцев появлялась глухая безнадежность. Они шли, голодные, измученные, несли на себе детей, они так надеялись на помощь… а тут тоже все сгорело. Какая-то женщина разразилась глухими, отчаянными рыданиями, прижимая к себе испуганных детей.

— Так, шо такое? Оттепель уже была, нет повода, шоб снова капало! — из-за покачивающихся ветвей донесся голос. Говорящего не было видно, но отец побледнел, у мамы вывалился из рук закопченный чугунок, и даже Хадамаха попятился.

— Там что, чудовище? — спросила Уот, схватила Аякчан за руку и тоже попятилась, хотя для духа Огня бояться каких-то там чудовищ — это уж слишком!

— Да, — обреченно откликнулся Хадамаха. — Там очень страшное и беспощадное чудовище.

Уцелевший подлесок раздвинулся, и на поляну вывалился медведь. На спине у него сидела молоденькая, не старше пятнадцати Дней, девушка, и за спиной у нее — пара совсем мелких ребятишек. Подлесок раздвинулся снова — и на поляну выбрался еще один медведь. На спине у него сидела еще одна молоденькая девушка — и ветхая старушонка. Девушка, такая же потрепанная и выпачканная золой, как и все погорельцы, радостно сверкала глазами и то и дело запускала пальцы в шерсть на холке медведя, зато старушонка была ни жива ни мертва, кажется, в полной уверенности, что везут ее исключительно поглодать старые косточки. Хадамаха невольно поморщился — бабуля себя сильно переоценивает, даже с учетом голодной Ночи. Кусты раздались снова… и на вырубку один за другим стали выбираться оставленные в стойбище братья Биату — все в медвежьем облике, все запряженные в наскоро сделанные волокуши, на которых сидели маленькие ребятишки и ветхие старики. Среди них обнаружился и Мапа-охранник, оставленный караулить запертых в яме Биату, — он опускал голову и старался спрятаться от взгляда Хадамахи. И словно мало было появления Биату, Хадамаха увидел братца Тасхи — слегка пришибленного (причем в полном смысле этого слова, морда тигра была здорово скособочена, будто ему основательно приложили лапой) и тоже впряженного в санки.

— Столпились, слабой медведице и не протиснуться! Никакого воспитания у нынешней таежной молодежи! — раздался из подлеска голос «страшного и беспощадного чудовища», и на вырубку вывалилась тетя Хая в медвежьем облике. Санки, в которые была запряжена «слабая медведица», оказались самыми большими, и, кроме детворы, на них поместилось спасенное от Огня имущество: одежда, торбаза, шитые ковры, котелки…

— Ну шо у меня за дети — то ж не дети, то ж поганцы! Замерзавцы, как есть замерзавцы! — Тетя Хая плюхнулась на лохматый зад и совсем человеческим движением обтерла лапой морду. — Шоб каждый приезжий… — она одарила Хадамаху взглядом, — знал, шо эти кровопийцы, даром что не комары, а медведи, себе в человечьем селении девок понаходили, а родная мама — ни сном ни духом! — Тетя Хая торжественно ударила себя лапой в грудь и с чувством добавила: — Оплешивцы, шоб им в шкурах моль завелась, тьфу-тьфу, шоб не сглазить!

Запряженные в волокуши сыночки показательно засмущались.

— Хадамаха! — прошептал отец. — Ты откуда узнал, что сынки тети Хаи себе человеческих девчонок на шли? А говорил — выдумал!

— А я и не знал! А я и выдумал! — растерянно шепнул в ответ Хадамаха.

— Как мама за них взялась, все-е рассказали, лопухи весенние! П-папоротники зеленые… — процедила тетя Хая. — Им, слышь ты, девок не отдали — нехороши мои сынки показались! — Тетя Хая одарила сидящую на спине одного из сыновей старушонку багровым медвежьим взглядом, старушка ойкнула и зажмурилась, ощущая себя обедом. — Так эти чурбаки неотесанные, пни таежные, чем с мамой посоветоваться, в братья Биату подались! Этот, старший их браток, обещал, шо денег на выкуп за невест накопят, а шаман Канда семьи уговорит! Мама вам хуже шамана? — накинулась на сыновей тетя Хая. — Мама вам плохо невест уговорила?

Сидящие на шеях медведей девчонки дружно захихикали — видать, они и были невесты.

— Убить мало этого шамана! Голову ему откусить! — «воспитав» сыновей, пробурчала тетя Хая.

— Откуси, — согласился Хадамаха, отступая в сторону.

Эльга протестующе вскрикнула и попыталась загородить отца собой. Тетя Хая одним движением высвободилась из оглоблей волокуши, подошла и обнюхала голову Канды, торчащую из-под рук дочери. Негромко фыркнула и отвернулась:

— Я еще с ума не сошла, такое в рот брать! Ну? А что тут у вас без меня делается? — оглядывая вырубку, возмутилась она. — На одну свечу оставить нельзя!

— Старший брат Биату где? И крылатый с черными перьями? — обращаясь к охраннику, напряженно спросил Хадамаха. — Тебя их сторожить оставили.

— А, сбежали! — небрежно махнула лапой тетя Хая. — Когда я остальных выпускала, эти двое как рванут… Гнаться не стали, некогда было. А этот остался… — кивая на брата Тасхи, снисходительно одобрила она.

— Вы выпустили заключенных, тетя Хая? — рявкнул Хадамаха, чувствуя себя одновременно разъяренным и беспомощным.

— Не могла ж я одна идти разбираться с целым селением, почему они не отдают за моих мальчиков своих девочек? — возмутилась тетя Хая. — Нет, на самом деле я, конечно, могла… — пошла на попятный она, поймав укоризненный взгляд Хадамахиного отца. — Но это же неправильно, если мама вмешивается в семейные дела своих сыновей. Мальчики должны сами себе невест украсть! Вместе с друзьями, конечно. А мама что, мама просто в кустиках посидит, приглядит, чтобы мальчиков не обижали. Разберется, если что не так… Только мы как пришли, с ними уже без нас разобрались! Пришлось спасать, — деловито объявила тетя Хая. — Не бросать же их в горящем селении, над которым жрица с закипевшими мозгами носится!

— Какая… жрица? — прерывающимся голосом спросила Аякчан.

— Одна в здешних местах жрица… ну пока ты еще не появилась. — Медведица окинула Аякчан неодобрительным взглядом, давая понять, что лично она, тетя Хая, прекрасно обошлась бы и без второй жрицы. — Носилась над селением и Огнем во все стороны кидалась.

— Она старая! — взвилась Аякчан — и криком, и просто так, в воздух. — Она шевельнутся не могла, не то что летать и Огонь бросать!

— И летала, и бросала! Бойкая такая летающая старушка. И себе в таком возрасте да чтобы так носиться! — с завистью буркнула тетя Хая. — Пока я ее с небес не ссадила.

— Вы… ссадили с небес жрицу? — неверящим тоном выдохнула Аякчан.

— А я Хадамахиным способом, — небрежно сообщила тетя Хая. — Камешек взяла и… бац по ней! Ну, не попала, ее молодой Хап-Хара потом вторым камнем сшиб, как ворону! Но первый камень все ж таки мой был, я, можно сказать, дорогу проложила, без меня Хап-Хара ни за что б не попал. А так жрица на первый камень обернулась, а второй ей и прилетел. Она через голову кувырк — и вниз! И пропала!

— В Огне? — спросила окончательно замороченная Аякчан.

— Какие же вы, жрицы, тупые и непонятливые! Разве я сказала — сгорела? Пропала она! Прямо так, в воздухе, и растаяла! Селение уже не погасить было, все там горело, только и оставалось людей забрать, все-таки они нам теперь родственники — по девочкам-то… — тетя Хая покивала хихикающим девушкам. — Тупые чурбачки сыночки мои, а девочек хороших выбрали! И с мамой не посоветовались! — возмущенно закончила тетя Хая.

— Хотя одному можно порадоваться: никакой поганец-шаман не командовал жрицей! — В голосе Аякчан особой радости не было. — Все равно не верю, что местная жрица — Кандина Огненная женщина! Будь в ней столько Огня, она б уже была Королевой!